Эроменос

В громком гуле голосов тысяч эллинов, собравшихся на стадионе, сложно было расслышать имена атлетов, выходящих на арену. Да и рука Астина, все это время лежащая на плече, тоже мешала сосредоточиться, а потому Кассандр просто-напросто не поверил своим глазам, когда узнал в одном из борцов Нелея. Прошедшие со дня последней встречи годы изменили бывшего друга, превратив из сильного юноши в мускулистого и прекрасного атлета. Его покрытое бронзовым загаром тело казалось сейчас — на залитой жарким солнцем гекатомбейона арене — ожившей статуей воина или даже бога. Кассандр внимательно вглядывался в атлета, надеясь окончательно убедиться в том, что это Нелей. Но вот глашатай еще раз громко и четко назвал имена соперников и юноша прошептал: — Аполлон, даруй Нелею победу. — Похоже, ты очарован этим атлетом, — не сумев скрыть пробудившейся ревности, произнес Астин, уже некоторое время внимательно наблюдавший за выражением лица возлюбленного. — Он и вправду красив и, судя по мускулам, имеет все шансы получить сегодня венок. — Изгони ревность из своего сердца, — улыбнулся Кассандр, касаясь руки Астина, — когда-то мы были учениками в палестре, помнишь, я рассказывал тебе. — Так это тот самый Нелей? — Да, и сегодня боги подарили мне возможность увидеть его триумф! — Ты настолько уверен, что он победит? — приподнял бровь молодой афинянин. — Нелей силен, но молод и неопытен, а его соперник уже принимал участие в нескольких олимпиадах. — Ты не знаешь того, что знаю я, эроменос, — Кассандр наклонился над ухом Астина и прошептал: — Мать Нелея — спартанка, а его отец был когда-то победителем игр, в палестре не нашлось никого, кто мог бы одолеть Нелея в бою или драке. — Похоже, ты был влюблен в него? — Астин сильнее сжал пальцы юноши. — Нет, — спокойно ответил тот, не отводя и не опуская глаз, — в то время Эрот облетал меня стороной, а ученики даже звали статуей… — Из-за твоей красоты? — Всего лишь из-за моего равнодушия к любви, — так же спокойно пояснил Кассандр, — тогда мое сердце было таким же холодным, как статуи. — Мне сложно поверить в это… — протянул Астин, вспоминая ночи, проведенные ими в объятиях друг друга. — Я знаю, насколько горячо твое сердце. — Сейчас, тогда все было иначе, — ни капли лжи не было во взгляде юноши, — если ты не веришь мне, можешь спросить об этом у Нелея после соревнований. — Нет, — отрицательно покачал головой Астин, — если я перестану верить тебе, а ты — мне, о какой любви можно будет говорить? Ложь и любовь не делят одно сердце. — Ты прав, — невесело усмехнулся юноша, снова вспоминая о прошлом, но тут же стряхнул с себя печаль, — но хватит об этом, начинается поединок, и я готов спорить с тобой на что угодно, что лавровый венок украсит Нелея! — Было бы глупо спорить после всего, что я узнал об этом атлете, — покачал головой рассудительный Астин, — а мне бы не хотелось прослыть глупцом. Да и на что мы могли бы поспорить? Я и без того готов выполнить любое твое желание, эроменос. — А я — твоё, — улыбнулся юноша, а после оба они обратили взгляды на арену, где соперники сошлись по сигналу, и начался бой. Крепко стискивая пальцы Астина, Кассандр напряженно следил за поединком, невольно вскрикивая всякий раз, когда ему казалось, что Нелей слабеет и поддается сопернику. Солнце — жаркое и неумолимое — слепило как атлетов, так и зрителей, и если по телам последних тек только пот, то первые были перемазаны кровью, смешанной с потом и пылью. Не замечая, что его хитон пропитался испариной и прилип к телу, Кассандр то и дело облизывал пересохшие от жары и волнения губы, но не мог ни на мгновение отвернуться от арены. Он помнил, как мечтал Нелей победить на играх, как горели азартом и упрямством карие глаза тогда еще совсем мальчишки, и сейчас молил богов даровать эту победу своему другу. Кассандру казалось, что он видит, как наливаются синевой следы ударов на телах обоих борцов, как багровыми полосами перечеркивают кожу царапины, как вздуваются могучие мускулы. Он даже мог расслышать, в те краткие мгновения, когда зрители не шумели, как вырывался из горла атлетов хрип и тяжелое дыхание, как Нелей что-то говорил своему сопернику, после чего тот приходил в еще большую ярость. Поединок длился уже три часа и пока никто не признал себя побежденным. — Твой друг удивляет меня, — сказал Астин, так же внимательно наблюдавший за борцами, — его соперник был победителем прошлых игр, и тогда бой не длился так долго… — Нелей победит, — хрипло ответил Кассандр, на мгновение переводя взгляд на возлюбленного, — скоро ты увидишь, что я был прав! Сегодня боги на его стороне и сила спартанских воинов, наполняющая его тело, и кровь его отца. — Похоже на то, — кивнул в сторону арены Астин и Кассандр резко повернул голову, как раз вовремя, чтобы увидеть, как противник Нелея, в очередной раз брошенный молодым атлетом на песок, поднимает вверх палец, признавая поражение. Стадион разразился криками ликования и радости, тысячи эллинов вскочили со своих мест, славя победителя и богов, даровавших ему такую силу. Астин и Кассандр так же встали со своих каменных сидений, и голоса их влились в общий рев толпы. Решив, что обязательно отыщет Нелея после соревнований, чтобы поздравить его, Кассандр собирался сесть на место — ведь голову бывшего друга уже увенчали лавровым венком, как вдруг взгляд его упал на противоположную сторону стадиона, и тут же улыбка исчезла с лица юноши, а щеки покрыла бледность. Там, как раз напротив, сидел Лаэрт, обнимая за плечи молоденького юношу, почти мальчика. Тот был таким же светловолосым, как сам Кассандр, а разглядеть цвет глаз отсюда было нельзя, но почему-то Кассандр был уверен — они такие же, как и его глаза. Опустившись на свое место, юноша продолжал смотреть на того, кто превратил его в убийцу, воспользовавшись любовью. Тогда бороды Лаэрт не носил, сейчас же она — черная и густая — курчавилась на его подбородке, а волосы он теперь стриг коротко. Все это делало мужчину старше и солиднее, а красота его по-прежнему поражала, недаром ведь этот мальчик смотрит на Лаэрта, словно на бога, так, как когда-то смотрел сам Кассандр. Интересно, а в его руки Лаэрт тоже вложит оружие, чтобы убрать очередное препятствие на своем пути? Мысль пришла внезапно, и Кассандру стало холодно, несмотря на то, жара пока что и не думала спадать. От кого Лаэрт захочет избавиться теперь? И почему так больно смотреть на него сейчас? Почему сердце ноет и кажется холодным, как мрамор. Как статуя. Та самая, которую когда-то изваял с него Алкиной… — Ты не хочешь пойти и поздравить своего друга с победой? — голос Астина с трудом пробился сквозь сковавший юношу холод, и Кассандр заставил себя улыбнуться и ответить: — Нет, не думаю, что ему будет приятно видеть меня. — Но вы же были друзьями?.. — Не только, — еще мгновение назад, Кассандр не собирался об этом рассказывать, но сейчас передумал, — я сказал тебе не все. Мы поссорились перед тем, как я уехал в дом Реса. Нелей сказал, что больше не хочет меня видеть, я не собираюсь портить самый счастливый день его жизни своим появлением. — Я могу узнать причину ссоры? — негромко спросил Астин, обращая внимание на резкую перемену в поведении возлюбленного. — Нелей хотел от меня любви, я же мог дать только дружбу, — пояснил Кассандр, глядя в глаза любовника. — Что ж, в таком случае тебе действительно не стоит искать с ним встречи, — суховато произнес Астин, — иногда любовь так же трудно изгнать из сердца, как и ненависть. Она живуча, словно Лернейская гидра, и вместо одной отрубленной головы тут же отращивает две. Только огонь новой любви способен убить такое чудовище, а ни ты, ни я не знаем, свободно ли сердце Нелея. — Да, так действительно лучше… и, похоже, сегодня было слишком жарко, — Кассандр потер рукой лоб, а после коснулся висков, — я так хочу искупаться перед тем, как мы ляжем спать. — Не только ты, — Астин сморщился, — никакими благовониями не скрыть этого запаха! — И не нужно, — юноша поднялся, — идем к реке, пока вода в ней еще не воняет потом всех этих эллинов.

***

— Скажи мне, о чем ты думаешь целый вечер, эроменос? — спросил Астин, когда они с Кассандром поужинали и устраивались на походных постелях. — О том, что боги очень любят играть с нами, смертными… — не сразу ответил юноша, которому не хотелось лгать возлюбленному, но и правду сказать было нельзя. Астин не должен узнать о том, что Лаэрт здесь. — Они дарят нам встречи, когда мы меньше всего ожидаем и желаем этого. — Богам ведомо скрытое от нас, — задумчиво протянул Астин, глядя на мерцающие в бархатно-черном небе аттические звезды, — они направляют наши шаги, они решают, сколько нам жить и когда умирать. Но разве не рад ты тому, что увидел Нелея? — Рад, — Кассандр улыбнулся в темноту, — я всегда буду помнить его дружбу, а сегодня был один из самых радостных дней в его жизни, и самых утомительных для меня. Пусть сон твой будет сладким, — негромко сказал юноша, устраиваясь удобнее и закрывая глаза. — И твой, да хранят тебя боги, — так же улыбаясь, произнес Астин, видя, что юноша действительно очень устал. Впрочем, это было неудивительно, учитывая, что спали они в эти дни мало, часами сидели на жарком солнце, а ели то, что удавалось купить. Олимпиада была испытанием на выносливость не только для атлетов, но и для зрителей, потому ничего подозрительного в неразговорчивости Кассандра Астин не увидел. Не знал он и того, что закрывший глаза юноша не спит, а думает о такой неожиданной и вовсе ненужной встрече с Лаэртом, что все попытки Кассандра выбросить бывшего возлюбленного из головы проваливаются одна за другой, а сердце заполняет черная ненависть, грозящая залить его целиком. Почему это должно было случиться именно сейчас, когда он наконец-то обрел покой и любовь — взаимную, сильную и чистую, именно ту, о которой мечтал со школьных лет? Неужели Эрот действительно — жестокий бог? Приказав себе не богохульствовать более и немедленно успокоиться, Кассандр лег навзничь, моля Морфея подарить ему спокойный сон, который унесет все печали и заботы.

***

Первое, что сказал Кассандр, пробудившись на следующее утро, удивило Астина, потянувшегося к возлюбленному в желании утренней ласки: — Вчера ты сказал, что исполнишь любое мое желание, это… — Истинная правда, клянусь Зевсом, — прошептал Астин, привычно лаская юношу и удивляясь необычной холодности Кассандра. — Чего ты желаешь, эроменос? — После того, как завершатся игры, — сжав пальцы любовника в своих, начал Кассандр, — я хочу сходить к оракулу, в Храм Зевса. — Ты желаешь узнать будущее? — изумленно приподнял бровь молодой афинянин. — Не совсем, я буду просить жрецов об очищении, не хочу, чтоб кровь на моих руках убила нашу любовь, — юноша сел и по лицу его было понятно, что он совершенно серьезен. — Ты позволишь мне это? — А разве я могу запретить? Ты не мой раб и волен распоряжаться собой так, как тебе вздумается, — не понимая, с чего это Кассандр решил очиститься, сказал Астин. — Я даже пойду к оракулу вместе с тобой. — Нет, — как можно мягче сказал юноша, — я должен сделать это сам, будет лучше, если ты подождешь меня в храме. Меньше всего я хочу обидеть тебя, но так нужно. — Я сдержу свое слово, — улыбнулся Астин, видя, как напряжен возлюбленный, как дрожат пальцы юноши, сминающие край одеяла. — Но почему-то мне кажется, что ты сказал мне не все… — Поверь, я не посмел бы скрыть от тебя ничего важного, — Кассандр улыбнулся и провел рукой по щеке Астина, — ложь и любовь не делят одного сердца, помнишь? — Конечно, я сам сказал тебе это, — решил больше не настаивать молодой афинянин, поднимаясь. — Но нам пора завтракать, соревнования скоро начнутся. — Благодарю тебя, — на мгновение юноша прижал ладонь возлюбленного к своему сердцу и улыбнулся, хоть глаза по-прежнему оставались печальными. И таким же печальным и задумчивым был теперь сам юноша, Астин даже подумал, что Кассандр и вовсе не смотрит на арену, а если и смотрит, то не видит происходящего там. Синий взгляд казался невидящим, а слов, обращенных к нему, Кассандр просто не слышал. На вопросы, о чем он думает, юноша рассеянно отвечал, что о предстоящем походе к оракулу, но Астин все сильнее сомневался в том, что это вся правда. А Кассандр, хоть и смотрел на стадион, видел перед собой Лаэрта и его воспитанника, и тьма, залившая сердце, не желала исчезать. Тьма эта была тяжелой, как мраморная глыба, и такой же холодной, она остудила сердце и отняла желания. Несколько раз юноша ловил себя на том, что невольно выискивает среди зрителей Лаэрта, и усилием воли заставлял себя перевести взгляд на атлетов. Радость, с которой он ехал сюда, исчезла совершенно, он словно вернулся на два года назад, в гелиэю, в те дни, когда даже дышать было тяжело, а жить не хотелось совершенно. Неужели совсем недавно он был так счастлив?.. Одним своим видом Лаэрт окунул его в то прошлое, когда по рукам стекала кровь наставника, а пальцы судорожно сжимали стилос. Спасение от прошлого юноша видел в оракуле, который силой, дарованной Зевсом, легко очистит его от скверны пролитой крови, вернет покой сердцу и все будет по-прежнему. Погрузившись в переживания, Кассандр не замечал тревожных взглядов Астина и толком не запомнил, кто же стал победителем в пятиборье. Имя атлета тут же забылось, а забег гоплитов, знаменующий конец олимпиады, Кассандр встретил с облегчением и радостью. Поднимаясь к храму Зевса, юноша слышал, как все чаще колотится сердце. Сейчас ему предстоит увидеть знаменитого оракула, а из храма он выйдет совсем другим — оставит там всю боль и горечь, и снова будет наслаждаться любовью Астина, не вспоминая о прошлом. Никогда прежде не приходилось Кассандру бывать здесь, и сейчас, несмотря на тяжесть, лежащую на сердце, он не мог не восхититься великолепием храма, с каждым шагом вырастающего перед глазами. Шуршание гальки под ногами сливалось с приглушенным рокотом голосов эллинов, так же направляющихся к храму, а белизна уходящих в небо колонн слепила глаза. От высоты их кружилась голова и захватывало дух — не верилось, что это построили люди, такие же, как сам Кассандр. Когда же юноша вошел в храм и увидел сидящего на троне Зевса, то и вовсе лишился дара речи и стоял, восхищенно глядя на Громовержца. Из этого состояния его вывел Астин, коснувшийся локтя и прошептавший в ухо: — Думаю, нам стоит спросить у жрецов, где искать оракула. — Мне, — поправил возлюбленного Кассандр, — ты и так привел меня сюда, а теперь… я должен сделать это сам. — Пусть будет так, — нехотя согласился Астин, и молча наблюдал за тем, как юноша подошел к одному из жрецов, а спустя пару мгновений оба они направились вглубь храма. Решив подождать на улице, Астин вышел из храма и присел на каменную скамью, стараясь не думать о том, что происходит сейчас с возлюбленным. Шагая вслед за жрецом, Кассандр ощущал, как все сильнее кружится голова от странного запаха, пропитавшего воздух в этом помещении, скрытом от посторонних глаз. Чем ближе подходили они к оракулу, тем резче становился запах и усиливалось головокружение, казалось, что мир вокруг медленно меняет свои очертания, расплывается, а стены становятся все выше. — Оракул примет тебя, — сообщил жрец, — однако случится это не сразу. Идем, — он поманил юношу за собой, и вскоре Кассандр оказался в комнате, погруженной в полумрак. Луч света, падавший в отверстие в крыше, был слишком узким, чтобы рассеять эту темноту, пропитанную все тем же запахом и укутанную то ли дымом благовоний, то ли туманом. Пересекал комнату полупрозрачный занавес, за которым смутно угадывались очертания человеческой фигуры. — Присядь здесь, — жрец указал на низкую мраморную скамью, — и молись. Оракул сам обратится к тебе, если будет на то воля богов. Кассандр послушно выполнил приказание, вот только молитвы почему-то в голову не шли, она кружилась все сильнее, а веки отяжелели, и юноша сам не заметил, как закрыл глаза и уронил голову на грудь. Когда же вновь открыл их, то увидел, что находится уже не в храме, а в доме Реса. Пробирается по нему, видя, что дом остался таким, как в то время, когда Кассандр позировал Алкиною, даже статуи те же и на тех же местах… а вот и несколько новых, последняя все еще в мастерской — по всей видимости, Лаэрт и тут решил продолжить отцовское дело — увековечивать своих воспитанников. И эта, последняя, еще незаконченная статуя изображает того мальчика, что так доверчиво прижимался к Лаэрту на стадионе. Пока что Алкиной закончил только голову и плечи, все остальное было слово укутано белым саваном необработанного камня. Это показалось Кассандру плохим знаком, и юноша ускорил шаги, надеясь, что успеет, и новый Ганимед не совершит его ошибки. На женской половине дома Кассандр не был никогда, но отыскал ее безошибочно, ведомый сладким запахом благовоний, которые не мог использовать мужчина. Открыв дверь в большую комнату, юноша увидел стоящее посреди нее ложе, на котором спала молодая и красивая женщина, а над ней склонялся тот самый мальчик, сжимая в руке нож. Кассандр закричал и рванулся вперед, желая остановить уже занесенную руку, но из горла не вырвалось ни звука, а ноги не сдвинулись с места, словно слившись в одно целое с камнем, словно превратился он в собственную статую, способную только видеть. Видеть, как резко опустилась рука мальчика, и нож вонзился в грудь женщины по рукоять — раз, другой, третий. Её крик тут же оборвался, а кровь быстро заливала постель. Мальчик ошарашено смотрел на свои руки, словно не понимая до конца, что только что совершил. В этот миг резко сдвинулось в сторону то, что Кассандр принял за ковер, и что оказалось дверной занавесью, и в комнату ворвался Лаэрт, громко кричащий: — Убийца! В моем доме убийца! Немедленно зовите стражу! Нож из рук мальчика выскользнул и громко зазвенел, падая на каменный пол, глаза изумленно расширились, а с губ сорвалось… — Боги сказали свое слово, Кассандр, сын Эвмела. — Кто… — вскинул юноша голову, резко вырываясь из странного полузабытья, в котором только что пребывал, и понимая, что голос этот — глубокий и сильный — доносится из-за занавеси. — Кровь с твоих рук будет смыта, как и позор с имени. — Но… — Боги сказали свое слово, — повторил оракул, а вслед за этим на плечо юноши легла рука жреца, указывавшего на дверь. И только выйдя из комнаты, Кассандр понял, что не просто так уснул, ожидая слов оракула: видение и было тем, что сказали боги, и теперь ему оставалось только следовать зову сердца. Выйдя из храма, Кассандр увидел, что уже наступил вечер, а встревоженный Астин подтвердил его догадки, что времени прошло достаточно: — Слава богам, ты вернулся! Я уже собирался отправляться на поиски! — Не стоило беспокоиться, — улыбнулся юноша, — теперь все в порядке и мы можем отправляться в обратный путь. — Оракул… — Да, — ответил Кассандр, кладя руку на плечо возлюбленного, — поспешим, эроменос.