INAD

Есть радиусы действия у гнева и у дерзости. Есть радиусы действия у правды и у лжи. Роберт Рождественский.

Scorpions - Lorelei Ее мама давно стала замечать за дочерью что-то неладное; то, что она всеми силами старается скрыть под слоями консилера, под солнечными очками и литрами выпитых энергетиков. Кофеин она не переносила в чистом виде, из-за чего наседала на газированные энергетические напитки, лишь бы не заснуть до прихода Бена, а потом встретить его молчаливой вымученной улыбкой и получить в ответ невидящий взгляд трезвых очей. Оливия загибалась от болей в животе, вызванных этими вредными жидкостями, которые она через силу вмещала в свой желудок, загибалась от болей в голове: глаза уставали, а вот мозг наотрез отказывался прекращать работать. В ногах и руках чувствовалась и слабость, и энергия, которую бы хватило еще на десятерых детей, одновременно. Вот только она очень старательно пыталась избегать встречи с матерью и хоть с кем-то из знакомых или друзей, чтобы они ни в коем случае не подметили за ней этот уставший взгляд и нервное подрагивание конечностей. Но эта встреча в Боро-маркет застала девушку врасплох сразу же, как она подметила в паре метров от себя высокую женщину средних лет, всегда прекрасно одетую даже для простого похода на рынок. Если бы сейчас Оливия не чувствовала себя, как на иголках, она бы незамедлительно подошла бы к матери и обмолвилась парой-тройкой фраз, расспросив ее о больной спине. Но сейчас она поблагодарила Бога за то, что пока не протянула язык, дабы ей взвесили вон тех яблок, иначе поставила бы под угрозу свою персону. Только она собралась двинуться в обратную от матери сторону, как услышала ее голос. Оливия почти вслух выругалась. ― Оливия! ― восторженно воскликнула та, приложив слишком манерно руки к своему рту и расталкивая на своем ходу людей. ― Как давно я тебя не видела, доченька! Палящее солнце предоставляло взору множество новых морщин на лбу и обвисшую кожу на подбородке, которой два года назад Лив не подметила, когда заезжала к ней с Беном на Рождество. Закусив виновато губу, Оливия распростерла объятия. ― Привет, мам, ― уже находясь в болезненных до хруста, но в таких заботливых руках мамы, пробормотала она, ― эй, задушишь. ― Прости, ― произнесла она, поправляя свои длинные вьющиеся от недавней укладки волосы. ― Как поживаешь? Как там Бен? ― Все хорошо, ― стараясь перекричать старую бабушку, что торговалась с продавцом, прокричала девушка. ― Может, уйдем отсюда? Здесь неподалеку… ― Нет, ― прервала Оливия предложение своей мамы. ― Я еще не все купила. Мысль о том, что в столь ранний час в кафе при замечательном освещении она сможет увидеть эти ужасные синяки под глазами дочери, больше похожие на вмятины, никоим образом не заставляла верещать от восторга. Неосознанно она даже попятилась, дотрагиваясь лодыжкой до грязной, но холодной железной установки. ― Тогда давай просто отойдем? Здесь ужасно шумно. Они отошли под козырек одного из пустующих лотков, от которых неимоверно несло тухлятиной. Но, решила Оливия, это лучше, чем быть рассекреченной. ― У нас, ― возвращаясь к вопросам, начала девушка в тот самый момент, как натянула на лицо свою самую широкую улыбку, насколько позволяли мышцы лица, ― все прекрасно. Бен почти не бывает дома, весь в делах. У него намечается новый проект этим летом, ближе к концу июля, думаю. ― Я рада за него, Олли, ― в ответ улыбаясь, сказала женщина. ― А ты сама как? ― Хорошо, ― будто бы призадумавшись, она выждала маленькую паузу. ― Я так тобой горжусь! ― вновь воскликнула ее мама и протянула руку к ее лицу, потрепав по щеке. В следующее мгновенье она отдернула руку и уже серьезно воззрилась на дочь. ― Оливия, что не так? Девушка сглотнула образовавшийся ком в горле, все ее возведенные стены с грохотом рухнули, представляя своей родной матери незащищенную фигуру. Она лихорадочно пыталась вспомнить, где совершила ошибку. ― Ты никогда не позволяла мне называть тебя Олли. Даже в шесть лет ты смотрела как-то с презрением на меня за это. Только «Лив». А сейчас? ― Она говорила с нажимом и эмоционально, несомненно гордясь «раскрытым делом». ― И за щеки ты не давала себя трогать даже отцу. Оливия, я хочу знать, в чем дело. ― Мам, ― пытаясь перевести все в шутку, она коротко рассмеялась, ― я в полном порядке. Мы просто так давно не виделись, что я решила не лишать тебя удовольствия. Пусть такого неприятного для меня. ― Сними очки. ― Мам… ― Я сказала, сними очки. Ты никогда их не носила. Не видя смысла препираться, Оливия переместила очки на голову, используя в качестве временного ободка для волос. Так стало даже прохладнее, спокойно выдохнула она, теперь осталось не показывать виду. ― Все нор…― начала она опять повторять издолбленную за эти десять минут фразу, как бесцеремонно была прервана. ― Ты спишь вообще? ― спросила ее мать, вмиг оказавшись близко к ней и пристально рассматривая ее лицо. ― Да. ― Час в сутки? ― Нет. Она не была уверена, что вообще засыпала. Она помнила, как садилась на диван в компании с включенным телевизором, а затем несколько минут просто выпадали из ее памяти. Девушка смотрела телепрограмму, не понимая, как они сумели раскрыть это преступление, если в последнюю их «встречу» они только обмолвились приветствиями, не упомянув даже о самом преступлении. Поэтому свои слова она не находила ложными. ― Когда я звонила два дня назад, ― с подозрением начала женщина, уже сомневаясь в своих словах, ― ты ведь плакала, да? ― Нет, мам! Ну конечно, нет! Я же сказала, это был просто насморк. Я попала под дождь и несколько дней лежала в кровати с салфетками. Бен даже боялся ко мне подходить: не потому, что заражу, а потому, что все вокруг было в этих использованных салфетках! Он обходил меня стороной и постоянно бормотал... Она говорила первое, что приходило на ум, тщательно продумывая каждую мелочь, чтобы на контрольном вопросе не попасться. На секунду она сама поверила в свои речи и заулыбалась, представляя, как бы это было бы кстати. Оливия не отличалась особой сентиментальность, но обычного замечания по поводу ее состояния, она считает, она заслужила. Вот только Бен был непробиваем: он возвращался домой совершенно трезвый, принимал душ и ложился спать, в промежутках высказав пожелания по поводу завтрака. ― То есть с Беном все хорошо? ― Ну конечно! ― Тогда, может, с тобой что-то не то? ― Мам, я тебя прошу… ― Нет, мы будем! Я хочу знать, что с моей дочерью происходит, ― настойчиво произнесла она. ― Со мной все нормально! ― раздраженно выкрикнула она. ― Хватит уже! Я сказала, что я в порядке, значит, я в порядке! ― Оливия… ― Мне надо идти, ― быстро проговорила она, избегая растерянного от такого выплеска эмоций лица матери. ― Увидимся как-нибудь. Но миссис Поэзи вовсе не рассчитывала увидеться с дочерью вечером того же дня. Часом позднее Девушка вышла в коридор, заслышав отпирающий ключ в замочной скважине еще из кухни. Она вытерла мокрые руки о полотенце и аккуратными шагами отправилась на встречу к мужчине, которого поджидал серьезный разговор. Оливия выдвинула сама для себя это решение довольно-таки спонтанно, когда увидела в прихожей Бена, аккуратно снимающего синюю кепку с растрепанной теперь шевелюры. Он безучастно глянул в сторону девушки, поздоровавшись с ней, но не пропустил этот взгляд, каким был награжден. Изогнув правую бровь дугой, мужчина сунул руки в карманы брюк и перекачнулся с пят на носок. ― Все нормально? ― спросил он, хмурясь. Эта фраза вывела девушку из себя, заставляя сжать в руках полотенце. Бен отметил, что недавно приготовленной едой дома не пахнет, а руки у нее сухие. Он мысленно усмехнулся; это предупреждение на покушение прежде уже посещало его, но не в адрес этого человека. ― Нет, Бен! ― воскликнула она разгорячено и скрестила руки на груди, в одной из них держа бедное полотенце. ― Нет, не нормально! Мужчина обреченно выдохнул и прошел в сторону гостиной, на пути к дивану подметив еще совершенно ясное небо и яркое солнце за окном. Он опустился на мягкие подушки, по-хозяйски расставив ноги, и вопросительно уставился на девушку, что прошла за ним следом, но не решалась садиться. Бен заметил черные круги под ее глазами, но счел вопрос об этом слишком неуместным для теперешней ситуации. ― Где ты пропадаешь целыми днями? ― спросила Оливия с напором, одной рукой сжимая полотенце, а другой ― плечо. ― Гуляю, ― без зазрения совести произнес он, проводя рукой по волосам. ― С самого утра до позднего вечера? ― Да. ― Рискну спросить: в чьей компании? Бен сжал челюсти внезапно, отчего неосознанно громко клацнул зубами. Оливия заметила это движение и сощурилась сильнее, отмечая каждый его новый жест с особым вниманием. ― Почему ты спрашиваешь? ― бросил он в ответ встречный вопрос. ― Я думала, мы состоим в отношениях, Бен, ― не думая томить, девушка говорила то, что думала. ― Первый раз, когда я хотела поговорить с тобой, ты смылся куда-то прямо из кафе, не дав мне даже договорить до конца. На мои вопросы ты отвечал, да и отвечаешь по сей день «дела». Дома ты почти не бываешь… С каждым сказанным словом ее уверенность распространялась со скоростью перемещения инфекционного вируса по организму, атрофируя клетки, отвечающие за «тормоза». Она говорила эмоционально, не заботясь о соседях, которые могут услышать первую крупную за все время ссору, что они живут здесь. Именно ссору, ибо Бен не намеревался молчать; он вскочил со своего места и на расстоянии вытянутой руки остановился перед Оливией. ―…как ее зовут? ― резко спросила она, заставляя его рот закрыться в безмолвном возмущении, и тщательнее всматриваясь в лицо мужчины, которого она еще месяц называла «дорогим» и с обожанием заключала его в свои объятия. Теперь же ей было противно находиться с ним в одном помещении; даже дышать одним воздухом казалось неподъемной задачей. Бен отругал себя за внезапное изменение маршрута, когда в приподнятом настроении покинул квартиру Леты, и поехал в сторону его дома, а не дома его родителей, как собирался ранее. Он понял, что пережить ссору так же успешно, как это случилось прежде, ему не удастся, ибо Оливия на дух не переносит продукты содержащие лактозу. ― Кого «ее»? ― Ту, к которой ты уходишь постоянно, конечно! ― заверещала она, ткнув в его сторону указательным пальцем. ― Брайс, ты бесстыдная скотина и сволочь! ― Оли…― начал он опешившим, но довольно громким голосом, но был прерван Оливией. ― Ты постоянно таскаешь с собой телефон! ― закричала она ему в лицо, сделав шаг к нему навстречу. ― Ты даже ночью отвечаешь на приходящие сообщения! Опять скажешь, что это дела, да? Давай, для полного каламбура не хватает этой фразы «на десерт»! ― Ты… ― Плевать я хотела на твои дела, слышишь меня, чертов ты ублюдок!? Хотя бы час в сутки можно мне уделить? Или, может, все свое драгоценное внимание ты уделяешь этой шлю… ― Не смей, ― закричал на нее Бен, приближаясь к ней впритык. Оливия не пошатнулась даже; с разъяренным взглядом смело встретила его глаза. Его угроза лишь подлила масла в огонь. ― Шлюха, шалава, проститутка, потаскуха! Называй, как хочешь! ― чуть ли не выплюнула она ему в лицо эти безобразные слова, но мужчина был не удивлен их услышать из ее уст. ― Ты ― настоящая мразь, Бра… Бен не выдержал еще одного оскорбительного слова в свой адрес. Его рука внезапно оказалась у ее лица, не давая девушке шанс опомниться, и мужчина с силой надавил ей на щеку, отводя в обратную сторону. Он не собирался хлестать ее по лицу; лишь хотел заставить ее замолчать. Это даже не было похоже на удар: мужчина прислонил свою ладонь к ее левой щеке и изо всех сил ― не швырнул, ― а даже как-то оттолкнул ее от себя. Оливию занесло в правую сторону; она чудом выровняла равновесие, поспешно придержавшись за стол и предотвращая удар. За всю четверть прожитого века на нее никто не осмеливался поднимать руку, даже в детстве ее воспитывали исключительно словами, а в школе она была всегда примерной ученицей, никогда не ввязывалась в плохие компании. Щека вовсе не болела и не горела, но было до неприличия унизительно. Оливия прислонила руку к тронутой Беном щеке и во все глаза уставилась на него. ― Я ухожу к маме, ― проговорила она, словно зачарованная, и направилась в сторону их спальни, не проронив больше ни слова. ― Лив, ― прошептал Бен, в ужасе прикладывая руку ко рту. ― Господи… Он еще с минуту стоял, пытаясь осмыслить, что на него нашло, и чем была вызвана такая реакция с его стороны. Они и раньше ругались, но старались сделать это куда более цивилизованно: без ора, крика, а сидя за столом в спокойной, но напряженной обстановке. В измене Оливия подозревала его и не раз, но переводила все в шутку и приговаривала «буду тебя на поводке держать», чего никогда не было. Бен направился в их спальню, застав девушку с большой сумкой в руках. Она неразборчиво совала вещи в нее, изредка вытирая щеки. ― Лив, ― вновь начал мужчина голосом полным отчаяния и боли, ― я не понимаю, зачем я… ― Я понимаю, ― резко выпрямляясь, произнесла она сдавленно. ― Ты влюблен, Брайс. ― Что? ― воскликнул он, скривив лицо в гримасе. ― Нет! ― Ты слышал, ― спокойно сказала девушка, почти безразлично пожав плечами. ― Я поживу пока у мамы. ― Без надобности, ― твердо произнес Бен, решительно шагнув к ней навстречу и отобрав сумку с собранными вещами. ― Ты остаешься. ― Бен, ― как-то по-детски, но до боли в грудной клетке всхлипнула она, ― пожалуйста, не делай еще хуже. ― Лив, ― выдохнул он. Мужчина отбросил сумку в сторону и притянул за талию несопротивляющуюся девушку к себе. Она будто по инерции подняла руки, чтобы в ответ обнять его, но они тяжелым грузом упали обратно. Она сильно зажмурилась и судорожно выдохнула через рот. Ее трясло от безмолвной истерики и ненависти к сильным рукам этого человека; обрывистое дыхание билось о его спину, насквозь прожигая летнюю белую футболку. ― Не бросай меня, ― прошептал он ей в самое ухо, заставляя ту вздрогнуть. Он отодвинулся и, не глядя ей в глаза, потянулся к губам, но Оливия отклонилась в обратную сторону, руками опершись о его грудь в отказе. ― Ты знаешь, что я люблю тебя, ― проговорила она, виновато смотря куда-то вниз. ― Но моих чувств не хватит на двух человек. ― Не бросай меня, ― вновь тихо сказал он, все еще удерживая ее в своих руках. ― Не брошу, ― с капелькой уверенности произнесла она, ― просто тебе нужно разобраться в себе. Я не буду торопить, ты знаешь, я всегда буду тебя ждать. У него разрывалось сердце; Бен чувствовал себя самым ужасным человеком в мире, заставив своим поведением на протяжении месяца нервничать и переживать за него. Он поджал губы и убрал руки, позволяя ей уйти, что она незамедлительно и сделала, поднимая с пола сумку с вещами. ― Позвони мне, хорошо? ― спросила она, кратко взглянув на него в последний раз. ― Просто набери мой номер, и я сразу же приеду. ― Я провожу… ― Нет, ― категорично отозвалась она и направилась в сторону двери, забирая с тумбочки ключи от машины. ― Счастливо. Спустя два дня Жужжащий телефон вибрировал в кармане помятых, словно после стирки, брюк, заставляя его обладателя недовольно сморщиться. Мужчина неразборчиво сунул ватную руку и выудил из кармана мобильник со светящимся экраном, вынуждающим сморщиться сильнее прежнего и выругаться. Пока глаза привыкали к яркому источнику света, Бен посмотрел в сторону стола, где неизменно который год стояли часы, но стрелок совершенно не было видно из-за непроглядной темноты. Пока он искал глазами хотя бы еще какой-нибудь источник света, кроме того, что был в его руке, телефон отрывисто зажужжал снова. Мужчина сначала решил, что в глазах у него двоится «33 непроч. сообщ» и «59 входящ.». Он увидел впервые такое количество смс и звонков за свою жизнь. Пальцем он ткнул на экран, даже не глядя на отправителя, и пролистал сообщения в самый верх, чтобы начать сначала. 19:58 «Я не могу найти свою подвеску. Куда ты ее положил?» 20:05 «Все, нашла» 20:09 «Все хорошо?» 20:10 «Иногда ты отвечаешь даже на мое «угу»» 20:11 «Я не вовремя?» 20:12 «Бен, я начинаю нервничать» 20:16 «Да напиши ты что-нибудь!» 20:18 «Напиши: «угу»» 20:20 «Бен?» 20:22 «Что-то не так с Оливией?» 20:23 «Я действительно переживаю» 22:50 «Брось, Бен. Ответь хотя бы на звонок» 22:58 «Знаешь, ты за это поплатишься» 23:33 «Это уже не смешно» 23:34 «Ты хотя бы до дома добрался?» 23:37 «Я как будто сама с собой разговариваю» 23:45 «Я бы легла спать, но не могу уснуть» 23:47 «Фильм интересный идет» 00:15 «Нет никакого фильма. Я просто не могу уснуть» 00:17 «По «ТВ-Шопу» рекламируют соковыжималку» 00:20 «Бен, я буду звонить всю ночь» 05:58 «Нет, мне не надоело. Я буду продолжать звонить, пока твоя чертовая батарейка не сядет» 06:39 «Я позвоню после работы» 18:23 «Ты надо мной издеваешься?» 18:45 «Наверное, ты просто потерял телефон» 18:46 «Не стал бы ты меня осознанно игнорировать» 18:57 «Конечно, нет» 19:01 «Я безумно хочу спать» 19:03 «Я позвоню, как встану» 04:30 «Спасибо, ты сломал мне режим» 05:12 «Твоя батарейка еще не села» И последнее, что было доставлено только что, гласило: «Бен. Возьми. Чертов. Телефон» Он чудом успел пролистать еще два сообщения от оператора, даже не прочитав их до конца, как экран телефона потемнел и завибрировал. Бен провел пальцем по только что образовавшемуся зеленому кружочку и приложил телефон к уху. Мужчина не успел и слова сказать, как длиннющая и непонятная тирада вперемешку с неизвестными словами полилась из динамика. ― Это был немецкий? ― в свободную секунду вставил он. ― Бен, ― прошипела Лета с такой неподдельной яростью, что мужчина на миг забеспокоился о своей дальнейшей сохранности. ― Почему ты не брал телефон? ― Я только что…― сказал он хриплым голосом, но не успел закончить, как в трубке послышался звук стекла, ― …встал. Бен направился в сторону ванной комнаты, на ходу почти не отнимая ступни от пола, дабы не наступить на очередную бутылку или еще чего похуже. Он не помнил ничего, что произошло с ним вчера, но если верить смс-сообщениям, то и позавчера. ― С пола в пункте приема стеклотары? ― Очень смешно. Бен не стал даже включать свет, несмотря на слепую темноту во всем помещении, а лишь на ощупь подошел к унитазу и в задумчивости уставился на предположительное его местонахождение. Гарантии, что он именно там, нет, а убирать за собой ему не хотелось, поэтому он включил свет, при этом предусмотрительно зажмурившись, и выставив руку вперед, направился обратно к белому другу. Мужчина всегда любил нервировать Оливию этим «безобразием», как хруст шеи. Он наклонял голову под определенным углом, и косточки издавали приятный для слуха треск, чем вызывали чуть ли не бешенство со стороны его девушки (или правильнее сказать «экс-девушки»?). И сейчас ему ужасно захотелось размять шею, не отнимая телефона от уха. Только Бен попытался наклонить голову в левую сторону, как тупая боль не то в грудной клетке, не то в лопатке заставила скорчиться и мужественно стерпеть. ― Все нормально? ― спросила Лета, заметив паузу с другого конца. Бен промычал что-то нечленораздельное, девушке показалось, что он заговорил на японском. Она выждала, пока он закончит, и снова попыталась спросить его: ― Голова болит? ― С чего она должна болеть? ― встрепенулся мужчина, выходя из ванной комнаты, все еще с закрытыми глазами и по возможности вообще не поворачивая голову. ― Ладно, ― как-то обиженно сказала она, ― ладно, я поняла. Пока. ― Подожди, ― крикнул Бен в трубку, но собственный голос заставил его сморщиться от звенящей боли в ушах. Он дошел до дивана, разбрасывая на своем ходу бутылки и злясь от этого еще сильнее.― Извини. ― Я все понимаю, ― выдохнула Лета в трубку. ― Мне бы хотелось попросить тебя об одном одолжении, ― аккуратно начал мужчина, присаживаясь обратно на все еще теплую софу. ― Если ты выполнишь его, ты, можно сказать, спасешь мне жизнь. ― Интересно. ― Привези мне пива. Девушка не восприняла его слова всерьез и тихо рассмеялась. ― Так вот чем нынче английские аристократы похмеляются с утра пораньше. ― Глупые предрассудки, ― фыркнул он, ― мы такие же люди, как все остальные. Эл, пожалуйста. ― Ты же это не серьезно? ― Хм, или водки… ― Наверни кефиру и будешь, как огурчик. ― Все это ерунда, ― отмахнулся он, медленно отклоняясь на спинку дивана, но не успел и дотронуться до нее, как шею пронзила слезная боль. ― Черт, ― озлобленно прошипел он. ― Где я тебе в пять утра достану пиво? ― спросила Лета, все же рассматривая его просьбу, как вполне реальную и осуществимую. ― И как я доберусь до тебя? Я даже не знаю твоего адреса. ― Это поправимо, ― видимо довольный ее ответом, он превозмог дискомфорт в шее и сел обратно, чуть поддавшись вперед. ― Рядом с твоим домом есть круглосуточный супермаркет. Возьми любого, но лучше доверься мнению продавца. ― Я удивляюсь, как тебе совесть позволяет заставлять меня в такую рань идти на улицу, ― недовольно пробормотала девушка. ― В том-то и дело, ― обреченно выдохнул он. ― Ты возьмешь с собой Джека; все равно бы ты пошла его выгуливать, а так два добрых дела сделаешь. Потом закажешь такси, а адрес я тебе продиктую. Я все оплачу. Если что, сразу звони мне и будь на связи. Называй меня «папочка» и употребляй название моей профессиональной принадлежности. ― Предприниматель? ― Полицейский. ― А почему не мэр? ― Тогда тебя возьмут в заложники. Да и вряд ли дочь мэра ходит по таким заведениям в поисках «лекарства» для больного отца. Лета захихикала, чем вызвала у Бена ответную реакцию. ― Ставь чайник, я уже иду. Девушка добралась до нужного дома на такси, которое проезжало мимо ее дома, чем удивило ее. В столь ранний час не было ни души на улице. Она выполнила просьбу Бена без обещанных звонков и наговоренных ей угроз, которые должны были посыпаться, по его мнению, из ее уст, как только она переступит порог магазина. Пожилой мужчина вышел на звон дверного колокольчика и без каких-либо вопросов или осуждающих взглядов протянул покупку и сдал сдачу. Лета так же не взяла с собой Джека, оставив бедного пса досыпать свои два часа, предварительно выгуляв. Его самочувствие с каждым днем ухудшалось, поэтому, предупредив Миссис Шори еще вчера о том, что ей нужен отгул, решила отправиться в ветеринарную клинику с самого утра. Она отдала названную сумму водителю и вышла из машины, хлопнув за собой дверью и прихватив свой неизменный рюкзак, что был куда тяжелее, чем в любой другой день. Двухэтажный домик, обделанный светлым сайдингом, выглядел довольно мило. Девушка сомнительно сощурилась, спрашивая себя, касался ли Бен рукой проектирования. Не найдя ответа, она ступила тонкой подошвой ботинок на извивающуюся дорожку из гравия, окруженную недавно подстриженной травой, запах которой приятно обволакивал. В окнах не горел свет, поэтому прежде, чем ступить на крыльцо, Лета перепроверила присланный ей адрес и, окончательно убедившись в правильности ее местонахождения, сделала три быстрых стука в дверь. Мысль о том, что его девушка может быть дома даже не приходила ей в голову: вряд ли бы Бен позвонил ей и попросил приехать. И лишь подозрение о том, что она разбудила целую семью с огромной немецкой овчаркой, заставляло ее почти что трястись от тошнотворного страха. В доме по-прежнему не горел свет, когда дверь распахнулась, а на пороге, как-то странно выпятив шею и чуть склонив ее в левую сторону, замер мужчина. Бена она узнала сразу, но отшатнулась, когда в нос ударил противный запах перегара. ― Господи, ― выдохнула она, маша рукой перед своим лицом. ― Ну и вонь. ― И тебе доброго времени суток, ― прохрипел он в ответ и отступил в сторону. ― Я не включил свет, поэтому аккуратнее: на полу могут быть бутылки. ― Разбитые? ― Черт его знает. Лета прошла следом, все глубже проникая в зловещую вонь этого дома и чуть ли не зажимая нос пальцами. До кухни (как она потом поняла по очертаниям стола и холодильника) она прошла спокойно, следуя за источником противного запаха. Девушка уселась за стол, слегка поерзав, и произнесла: ― Ты бы хоть душ принял. Бен поставил перед ней горячую чашку чего-то, а сам опустился напротив с такой же, но пустой. ― Тебя ждал. ― Почему выключен свет? ― оглядываясь, спросила она, не прикасаясь к предложенному напитку. ― Мои глаза вылетят из орбит, если хоть один источник света нарушит темноту этого места. Уголок губ девушки чуть дрогнул в усмешке, когда она достала из рюкзака купленную «оздоровительную воду». Она пододвинула к мужчине бутылку, а сама откинулась на спинку стула, с замиранием сердца и легкой улыбкой ожидая реакции. ― Кефир. ― Да, ― кивнула Лета, чудом не смеясь его непроницаемому тону, после которого может последовать что угодно. ― Лета, ― прошипел он, а девушка открыто хохотнула, забавляясь. ― Продавец сказал, что это лучшее лекарство, ― и глазом не поведя, соврала она, смотря в почти неразличимые черты лица в темноте этой комнаты. ― Еще я прихватила таблеток. Остались от прежних… ― Я же просил, ― прервал он ее ненужную ему речь, но все же стал отворачивать крышечку у бутылки с кефиром. ― Спокойствие, ― шумно выдохнув, произнесла Лета и достала еще одну холодную бутылку, отчего рюкзак мгновенно стал пушинкой. Она придвинула ему ее поближе, а сама забрала кефир. Бен как-то облегченно вздохнул и с легкостью отвернул крышечку, которая спряталась в его ладони. Лета попивала свой кефир маленькими глотками, смотря, как жидкость в стеклянной бутылке идет на убыль, а голова мужчины запрокидывается все дальше. Запах перегара больше не вызывал прежней реакции, но все еще витал в воздухе. Девушка поднялась со своего места, закрыв и до половины не выпитый кефир, и шагнула к окну. Плотные шторы отодвигать она не решилась, чтобы в ее адрес не посыпались разного характера возгласы, поэтому она приоткрыла створку, впуская в помещение свежий запах недавно скошенной травы. Она сразу же убрала руку, что создавала маленькую щелочку, в которую проникал первый лучик восходящего солнца. Лета повернулась к Бену, который уже выкидывал пустую бутылку пива в мусорное ведро, сунув руки в карманы. Мужчина повернулся к ней, видимо, заметив на себе ее взгляд. Девушка отметила, что за все это время он не пошевелил шеей. А когда стоило повернуть голову, поворачивался исключительно всем телом. Лета шагнула к нему навстречу. ― Что с твоей шеей? ― Отлежал, ― безразлично бросил он, машинально дотрагиваясь рукой до болезненного места. Мужчина прошипел что-то неразборчивое и сразу же убрал руку. ― Думаю, тебе нужен массаж. ― Предлагаешь свои услуги? ― не подавая вида, что удивлен ее высказанной фразе, он решил отшутиться. ― Нет, сам дотянешься, ― улыбнулась она. Бен кратко рассмеялся, после чего снова тронул свою шею из-за привычки, которая дорого ему обошлась. Мужчина сильно зажмурился до звездочек в глазах и на этот раз молча вытерпел. От Леты это не ускользнуло, поэтому она дотронулась его плеча и усадила на стул. ― В этом доме есть мазь? ― спросила она. ― Нет, но есть крем от морщин. ― Сойдет, ― кивнула девушка и направилась в сторону выхода из кухни. ― Где его взять? ― Второй этаж, первая дверь справа. Должен быть на тумбочке. Лета поднялась в указанном направлении и щелкнула выключателем рядом с этой самой тумбочкой. Комната располагалась в обратной стороне от Востока, поэтому стоял мрак. Здесь не пахло перегаром, ― что очень хорошо, но даже мебель была пропитана запахом женских духов. Девушка для себя решила правильно: она в их спальне. Чуть не задев двуспальную кровать ногой, она взяла в руку первый же тюбик (каких было мало) и, прочитав, что это и есть тот самый крем от морщин, хотела уже спуститься вниз, как в этот самый момент какие-то неведомые силы заставили ее остаться. «Любопытство сгубило кошку», ― любил говорить ее дед, и сейчас эта фраза его голосом эхом отзывалась в ушах. Лета выдвинула первый ящичек, в котором ничего не оказалось. То же она провернула и с другими тремя. Все они были пусты, за исключением нижнего: в нем находилась пара белых женских носков. Не видя смысла оставаться здесь, девушка погасила свет в комнате и с каким-то опущенным настроением вышла из комнаты, прикрыв дверь. Бена она застала в том же положении. ― Я нашла крем, ― сказала она и в доказательство повертела белым тюбиком в руках и протянула мужчине. ― Поверь, мне очень неудобно просить, ― начал он каким-то смущенным тоном, ― но не могла бы ты сама это сделать? Правая рука вся онемела, а левой я не дотянусь. Лета думала, какой ей придумать предлог, чтобы этого не делать. Есть ли какое-нибудь кожное заболевание, которое передается тактильным путем? Девушка понимала всю свою жалкую безысходность, но не могла прикоснуться к этому человеку. Он не был ей отвратителен ― наоборот, даже не смотря на ужасный запах выпитого алкоголя, но что-то выстроило в ее голове непреодолимую преграду, через которую она не в силах преступить. «― В этом нет ничего такого, ― говорила ее Рациональная сторона. В ответ же ей фыркнула Мораль: ― Stecke deinen Löffel nicht in andrer Leute Töpfe*». Девушка пообещала самой себе показаться специалисту. ― Ты точно не справишься сам? ― на всякий случай переспросила Лета. ― Что-то случилось? ― Нет, ― быстро ответила она и подлетела к сидящему мужчине. Выдавив на подушечки трех пальцев холодный крем, Лета в который раз замерла в неумеренности. Бен отстранил ворот рубашки, предварительно расстегнув ее на несколько пуговиц. Он заметил заминку, но не стал обращать на это внимания, чтобы не ввести в ступор девушку этим еще больше. Мужчина молча ждал, пока пальцы коснутся его больной шеи и облегчат мучения. Лета закрыла глаза и провела пальцами линию, оставляя на коже белый след. Она почти не касалась кожи, чтобы не приносить дискомфорта ее обладателю. Как только крем почти весь оказался на шее, до девушки дошла мысль, что сейчас это нужно круговыми движениями втереть, но мысль о прикосновении к теплой коже этого человека приводила в панический ужас. Лета переборола себя (в который раз за сегодняшнее утро) и принялась размазывать прохладную своеобразную мазь по предполагаемому ей участку. Крем почти весь впитался, когда Бен подал голос: ― То место, где ты сейчас мне массажируешь, вовсе не болит. Лета была готова сжать ладонь, в которой располагалась его шея. ― Ты сказал, что у тебя болит именно это место, ― недовольно прошипела она. ― Видимо, не оно, ― безразлично сказал он. ― Может, отдает в шею, а на самом деле причина в другом. ― Ты же не… Бен встал со стула и, быстренько расстегнув рубашку, кинул ее на стул. Лета даже не успела закончить фразу, как перед ней предстала мужская обнаженная спина. Девушка так и замерла с открытым ртом на частице «не». Если она откажется это делать теперь, он подумает, что с ним что-то не так, из-за чего Лета пыталась придумать исход этой ситуации всеми силами, но мысли отказывались концентрироваться, в то время как глаза пожирали взглядом широкую спину. Дикое желание прикоснуться было сильнее всех моральных устоев, поэтому ее холодный указательный палец коснулся правой лопатки, после чего вся ладонь прижалась к теплой приятной коже. Она как будто была на уроке в школе, на ощупь изучая подобного ей человека. Мужчина прикрыл глаза от удовольствия, когда холодная ладонь легла на его спину, и заметно расслабился. Сконфуженное состояние он чувствовал даже через ее руку, а ее лицо, которое он не видел, исказили гримасы удивления и недоумения. Что уж говорить, ему было приятно. Так приятно, что он не мог самопроизвольно отстраниться и дать Лете глоток воздуха, который она игнорировала. Бен позабыл на время о смущении девушки и полностью отдался поглаживающим движениям на его спине, которые возводили его на пик удовольствия. ― There was a time when we held one another, ― нараспев произнес он, внезапно вспомнив строки из песни. Лета остановилась, не понимая, к чему это он, но когда Бен продолжил, она вспомнила песню: ―Baring our souls in the light of the flame. Those were the days now I've lost my illusions, sometimes I wake in the night and I call out your name**. ― У тебя красивый голос, ― честно призналась Лета. ― Даже не знаю: сказать «спасибо» или «я знаю». ― Промолчи. ― Знаешь, ― полностью игнорируя ее совет, сказал он, ― я бы на месте твоих родителей назвал тебя Лорелай. ― Лорелея, ― мягко поправила Лета, надавливая чуть сильнее, чем прежде, ― Лорелай ― это английская версия имени. На немецком произносится «Лорелея». ― Не важно. Это ведь сказки о светловолосой фее, которая своим пением затуманивала разум людей, что находились на лодках и разбивались о камни, подобно сирене? ― Да, ― тихо прошептала она, неосознанно вспоминая сказки на ночь, которые ей читал папа. ― Я закончила. И отстранилась на целый шаг. Пока Бен надевал рубашку, Лета глянула на свои наручные часы. ― Мне пора идти. Ветеринарная клиника открывается через час. ― Что-то не так с Джеком? ― спросил он, поворачиваясь к ней лицом. Мужчина даже не думал застегивать рубашку. ― Я думаю, это почки, ― с сожалением произнесла она и взяла со стола свой рюкзак. ― Мне, правда, пора. ― Я могу съездить с тобой, ― произнес Бен, внимательно всматриваясь в лицо девушки, чтобы если вдруг заметит хоть намек на ложь, незамедлительно пойти в душ, а затем переодеваться в куда более чистую одежду, чтобы через рекордное время быть готовым. ― Если только ты не занят. ― Не занят, ― кивнул мужчина (шея болела чуть меньше). ― Я подъеду прямо туда. ― Амстердам Стрит, ― подсказала Лета и кивнула в ответ. ― Встретимся там.