Ты забудешь как дышать.

Его нога ударяет мне по переносице, и я чувствую, как теплая, густая струйка бежит из носа, ловко прокатываясь по губам и спускаясь вниз по шее. Проходит целая вечность, но кровь не хочет останавливаться. Она постепенно разжижается и бьет фонтаном, заливая мне руки, футболку и пространство вокруг. Не проходит и минуты, как я сижу в алой луже и не могу пошевелиться. Вот уровень жидкости поднялся мне до груди. Затем я с головой ушел под кровавую реку. Не в силах пошевелиться я начал захлебываться, а кровь заливалась мне в рот, уши, глаза... Я резко открыл глаза и приподнялся на койке, панически стирая со лба холодный пот. Ночные кошмары никогда не занимали особое положение в моей жизни. Но подобные сны перестали быть редкостью, с тех пор как я оказался в больнице. Держать долго здесь меня никто не собирался, поэтому сегодня же я должен покинуть стены палаты и перейти на домашнее лечение. Но этот кошмар не закончится с возвращением домой. Я провел по лицу, проверяя, нет ли там крови, но обнаружил только прозрачную жидкость, предательски сочившуюся из глаз. ______________ — Я собрал все документы, им не к чему будет придраться, обещаю, Томас. Через неделю будет слушание, мы с мамой уточним некоторые детали и тогда... — Отец что-то бубнил с важным видом, показывая свое неравнодушие к нашей общей беде. Мама кротко кивала ему в ответ, а я делал вид, что все эти формальности занимают меня. Сидя на заднем сидении, я мог спрятать наушники в отросшие светлые волосы, и никто ничего не заметил бы. Но музыка лишь заставляла меня вспоминать, анализировать, сопоставлять. Это выше моих сил. Речь отца сливалась в фоновый шум, и этого было достаточно для того, чтобы не сойти с ума. Комната ничуть не изменилась. Все та же бесконечная серость, которой усеяно мое существование. Стены серые, деревянный стол покрыт серым лаком, занавески серебристые. Ни одного плаката, ни одной сувенирной безделушки, ни одного яркого пятна. Только луч солнца, который подозрительно ярко сиял в сентябре, пробивался через окно и вносил разнообразие в мою пепельную обитель. Я стянул белое полотно с зеркала, которое стояло в углу комнаты. Моя отличительная особенность — я не смотрюсь в зеркало. Занавешенный кусок стекла вызывал во мне меньше паники, когда не бросался в глаза. Но сейчас мне хотелось взглянуть на отражение. Две с половиной недели прошло, а я уже парень, который пришел из Tumblr. Мои пухлые щечки сошли на нет, здоровый румянец заменила восковая бледность, а пшеничные волосы путались в беспорядке. Вот только глаза остались такими же серыми. — Чего я хочу? Хм... Белого шоколада? Нет. Может поиграть немного на губной гармошке? Нет-нет. Я хочу... — бормотал я сам с собой, а голос казался мне записью на пленке, так неестественен он был. — Я хочу умереть. Да, это то, что нужно, — я хохотнул и улегся на пушистый ковер, хватая огрубевшими пальцами пушистые ворсинки. ____________ Я не люблю прикованное внимание к себе. Самоуверенные люди знают, в какую позу встать и какое выражение лица принять в тот или иной момент. Я же застываю и напоминаю олененка Бемби, потерявшего свою маму. То же самое произошло и в зале суда. Вычищенные и выглаженные люди надели свои лучшие костюмы, чтобы смотреть на бедного мальчика, избитого другим бедным мальчиком. Фарс, пафос, приторные, серьезные лица. Мне хотелось выблевать съеденный стейк на новые ботинки. Самому сложно поверить в то, что я не вслушивался ни в одно слово адвокатов, свидетелей и судьи. Я не чувствовал заинтересованности, не видел необходимости защищать свою честь и, брызгая слюной, говорить и моей пострадавшем самолюбии. Все, что я делал, это смотрел на него. Лука ничуть не изменился с момента нашей последней встречи. Волосы черны, губы красны, а кожа словно мрамор. Истинно мужская версия Белоснежки. Я заметил, что он не испытывал ни волнения, ни страха, ни угрызений совести. Ковырять черный лак на ногтях казалось ему интереснее всего на свете. В какой-то момент мне стало стыдно за свою прилежность. Мать уложила гелем мои волосы, нацепила чертов галстук и припудрила синяки. Просто ангел, сошедший с небес в этот порочный мир. Когда слушание закончилось, Лука первым выпорхнул из зала. Будет повторное разбирательство. Как я и подозревал, дело очень надолго затянется, учитывая статус родителей Луки и принципиальность моих. Отец что-то громко доказывал адвокату, барабаня пухлым кулаком по столу. Пока никто не видел, я мог незаметно выскользнуть в дверь. Ноги тащили меня туда, я был не в состоянии сопротивляться. На брусчатом крыльце, облокотившись на алюминиевый балкончик, с сигаретой в руках стоял Лука. Курил он красиво, выпуская дым тонкой струйкой, а сигарета изящно помещалась у него в пальцах. Как идиот, я стоял, одергивая пиджак вниз, и пялился на него. — Томми, ты если курить хочешь, не стесняйся, я угощу, — заговорил он, не глядя на меня. — Я не курю, спасибо. — Оно и видно. — Он оставил сигарету между зубов и резко подскочил ко мне. Его рука прошлась по моим волосам. Потирая пальцы между собой, он морщился. — А геля-то сколько, Господи. Весь с иголочки. Он вернулся к балкону, а я продолжил стоять на своем месте, как статуя. Я не чувствовал сердца, рук, ног, жара. Мое тело омертвело и приросло к полу. А он уже сделал последнюю затяжку и приблизился ко мне. Зачем-то я вперил взгляд в его черные ногти, трещинки и заусенцы. Лука обхватил ледяными пальцами мое лицо и прошептал: — Постепенно забываешь, как дышать, не так ли? Последнее, что я запомнил из того дня - запах сигарет и его удаляющиеся шаги.