Канон покаянный

Дело было дрянь. За свой полет Глорфиндел расплатился жесточайшим приступом ужаса, живо вспомнив долгое падение с Кирит Торонат. Очнувшись, был настолько уверен, что снова увидит Чертоги, что бился на камнях, кусая собственную руку, пока не справился с собой. И теперь не сомневался, что от его метаний все стало еще хуже… Прыжок на камни с высоты в четыре своих роста стоил ему вывихнутой лодыжки и ушиба, если не перелома, ступни на другой ноге. Поездка по крутой осыпи за упавшим деревом на веревке наградила огромным количеством ссадин, забитых грязью, колючками и обрывками ткани. Обломок раздробленной ключицы пробил кожу, теплая кровь расплывалась под курткой. А еще перед глазами неспешно кружился звездный пояс Менельвагора в густо-синем небе, и тошнило так, что он уже трижды думал, что выкашляет легкие. С трудом поднял голову и осмотрелся. Переждал очередной приступ дурноты, стараясь издавать поменьше звуков. Запаха крови хватит, чтобы собрать здесь тварей со всего нагорья… Надо же, до чего глупо получилось! Уцелевшей рукой помог себе перевернуться набок, потянул так подведшую его веревку. Не пошла… Да, отменно он головой стукнулся, веревка-то пристегнута к обвязке. Нащупал на груди чудом удержавшийся в ремнях зазубренный короткий нож, полоснул по веревке. Снова потянул, надеясь, что она не застряла намертво в обломках несчастного дерева. Несколько раз терял сознание, но, к счастью, ненадолго, — боль скоро приводила его в себя. Вытащил веревку. Как мог, сложил, чтобы не путалась. Даже крючки уцелели… Теперь у него еще две веревки. И ничего, пригодного для изготовления лубков, кроме меча в ножнах у бедра. Судя по боли в ноге, кости меч спас, вот только начисто отшиб ногу ударами о камни. Дрянь дело! Надо хотя бы попробовать спрятаться, валяться ночью посреди Троллиного нагорья переломанным и в крови — вернейшая и самая глупая смерть, которая только могла настигнуть его посреди мира и спокойствия… Запретил себе думать об учениках: сначала надо было укрыться самому, они нескоро здесь полезут, если вообще доберутся. А как было бы хорошо, если бы они сейчас пришли! Выругал себя: шевелись, раззява, единожды уже размечтался. Одной рукой смотал веревки в узел, прицепил к пряжке на бедре — не потерять и не зацепиться. Снова поднял голову, выбирая укрытие. По осыпи тролли поднимутся не сразу, значит, надо ползти выше, туда, под скальную полку, с которой он так неудачно сверзился. Вон там виднеется черная тень, должно быть, выемка в скале… К ней и ползти, в ней и прятаться. Когда рассветет, он будет в безопасности. Страшно хотелось пить, по-прежнему кружилась голова, и еще сильнее были спазмы в пустом желудке. Глорфиндел медленно полз, отталкиваясь коленом и локтем, отчаянно стараясь как можно меньше сдвигать камни под собой, чтобы не шуметь. Конечно, получалось плохо, но его обидчик, видимо, убрался уже достаточно далеко. Тролль с такого обрыва быстро не спустится, враг мог прийти только снизу, а уж это он услышит. Ему показалось, что прошел не один час, пока он дополз до черной выемки. Это было не так, потому что Тилион почти не поменял положение на небосклоне, но гудящая голова плохо оценивала действительность. Заполз под выступ камня, сел, привалившись спиной к холодной скале. Начинало знобить от потери крови. Плохо, слишком мало сил на полноценное исцеляющее осанвэ, да еще и голова кружится. Ладно, что важнее всего? Сейчас — остановить кровь. Была бы возможность сложить сломанную кость правильно, пожалуй, можно было бы попробовать срастить ее и избавиться, хотя бы, от одной раны… Но темно, как у Моргота в голове, с этим придется ждать до света, как и с ногами. Глорфиндел положил ладонь на рану. Выругался, поминая Глаурунгово подхвостье, когда вспомнил про перчатку. Зубами стащил обрывки с руки. Нащупал торчащий обломок кости. Стиснул зубами перчатку и постарался вдвинуть кость на место. Небо в звездах увидел даже сквозь нависший камень… Когда немного проморгался от выступивших слез, продолжил дело. В Незримом кожа была цела, поврежденные сосуды зарастали… Эх, раздерет все опять в клочки острыми краями обломков, ну да синяк — невеликая беда, не то, что открытая рана. Мысленно похвалил себя, вытер липкую от крови ладонь об изорванную штанину. С огромным трудом освободился от заплечного мешка, наверняка спасшего его от пары ударов затылком о камни. Знал бы, что придется развязывать его одной трясущейся рукой — вязал бы узел попроще! От запаха лембаса и вяленого мяса его опять замутило. Фляжку открыл зубами, катал во рту капельки жидкости, не сглатывая, пока все не всосется на пересохшем языке. Мало толку будет с мирувора, если все пойдет обратно… Обошлось. В голове немного прояснилось. Зазубренным ножом срезал рукав куртки с пострадавшей руки — возился долго, но преуспел. Точно так же обошелся с рубашкой. Помогая зубами, соорудил повязку, накрепко притянув беспомощную руку к телу. Стало гораздо легче, уже можно было шевелиться, не теряя сознания от каждого движения. Пока он занимался своими ранами, ночь докатилась до середины. Лунный свет теперь серебрил осыпь, и стали отчетливо видны черные следы крови и обломки дерева ниже по склону. Глорфиндел подобрался поближе к свету, осмотрел ноги. Борясь с головокружением, наклонился, прощупал место предполагаемого перелома. Похоже, повезло, кости были целы, или, хоть, на месте… С вывихом куда хуже, самостоятельно его не вправить, как и ключицу не собрать. Значит, нет одной руки и одной ноги. Хорошо хоть, с разных сторон, с одной — совсем бы никуда не годилось. Собрался с силами для нового осанвэ. Распухло все, сапог давит, но это поправимо, к утру и следа не останется, а резать сапог нельзя — на этой ноге ему еще ковылять и ковылять до самого Бруинена. Ничего, можно будет ползти. Или даже идти, если в остатках дерева найдется что-то, подходящее для изготовления костыля. Когда утихла боль в стопе, он отполз обратно в тень и снова привалился к скале. Закрыл глаза, не забывая чутко осматриваться в Незримом, принюхиваться и прислушиваться. Надо было отдохнуть до рассвета, чтобы потом продолжить путь…