Канон покаянный

В тот день и в два последующих они почти не разговаривали. В первый вечер после боя никто не мог есть, всех мутило от запаха крови троллей, насквозь пропитавшей одежду. Заночевали на перевале, сбившись в кучу и накрывшись всеми плащами. Глорфиндел грел на руках крепко помятого Эмельдора, мальчишку знобило, но сил для исцеления ни у кого не было. На второй день стало легче, дорога пошла под горку. Элрохир бодро хромал, опираясь на лук и на здоровую руку брата. Остальные несли Эмельдора, который уже открывал глаза и даже улыбался. Среброволосый синда кашлял кровью, у него были сломаны ребра, но он храбро терпел и изредка поднимал руку, чтобы коснуться пальцев Тинуэль, которые крепко держали край плаща у его головы. Ночь на середине спуска раненый провел в объятиях рыженькой целительницы. Близнецы заговорщицки перемигнулись, Малгалад и Гвельвет равнодушно пожали плечами и свернулись в клубки с двух сторон от Глорфиндела, так что ему тоже было тепло. Утром он долго лежал, глядя в светлеющее небо и стараясь не прислушиваться к сбивчивому шепоту Тинуэль и Эмельдора и звукам осторожных, неуверенных поцелуев. Что ж, не зря были все эти мучения, если хотя бы двоих они подтолкнули к счастью… К полудню они окончательно выбрались с Троллиного нагорья на дорогу, а перед закатом очутились на берегу Бруинена, неподалеку от Брода. Искупались, с наслаждением оттирая с себя следы сражения пучками речной травы, переоделись в чистое. Река смыла усталость, унесла страхи, заново очистила души. Запылал костер. Глорфиндел и Тинуэль занялись ребрами Эмельдора, а повеселевшие близнецы взяли обрывки тяжелых веревок, добыли откуда-то из недр заплечных мешков крючки и наловили раков на остатки копченого мяса. Гвельвет накопала сладковатых земляных клубней, и пока все ломали раков, от которых было больше возни, чем пользы, в углях запекалась добыча нандэ. — У тебя такой вид, будто ты очень пылко целовал очень бородатого Гнома, — поддел Элладан брата, у которого губы распухли от старательного высасывания колючих панцирей. Отряд покатился со смеху, даже Глорфиндел фыркнул от убедительности такого сравнения. Элрохир уступать не пожелал: — Того Гнома я отбил у тебя, брат, потому что ты выглядишь так же. — Все выглядят так же, — шутливо прозвенел Малгалад. — Но настоящая причина есть только у двоих… — Заткнись, — посоветовала ему Гвельвет, глядя на залившуюся ярким румянцем Тинуэль. — Мал ты еще. — Сама-то больно велика, — беззлобно откликнулся младший эльда и вдруг резко повернулся к Глорфинделу: — Cano! Помнишь, когда-то мы говорили о вопросах? Мы взрослые теперь, мы смотрели в глаза врагов, мы сражались рядом с тобой. Ты обещал! Переглянулись близнецы. Хмыкнул Эмельдор, захлопала в ладоши Тинуэль, Гвельвет изумленно подняла брови. Глорфиндел с улыбкой смотрел на своих учеников. Пожалуй, да, теперь они действительно взрослые. Последние дни превратили юных эльдар в воинов, и в минуты отдыха и привычного веселья это стало особенно заметно. Сыновья Элронда, черноволосые, статные, неразличимо похожие. Только у Элладана замотана тряпками рука, а Элрохир, поднимаясь к костру за печеными клубнями, неловко поправляет повязку под штаниной. Они всегда были такими: все делали одинаково, а вот калечились по-разному, эти неугомонные мальчишки, ныне вышедшие в ряды князей эльдар. Хоть сейчас готовы возглавлять отряды следопытов, редкое хладнокровие у обоих сочетается с решимостью беззаветно сражаться. И какой задумчивый отсвет страдания лег на жизнерадостные лица! Это мудрость, сыновья Элронда, это опыт. Жаль, что он не приходит без боли, но у вас достаточно сил, чтобы с ней справиться. Гвельвет сидит в своей излюбленной странной позе, чистит клубень тонкими пальчиками и небрежно прихлебывает травяной отвар из деревянной чашки. В ней тоже появилось что-то новое. Быть может, четче стала линия полудетского рта и добрее — улыбка, а может, просто впервые бросилось в глаза, что у нее теперь складная девичья фигурка. Даже сидя на корточках, она больше не напоминает лягушонка, скорее — чуткую и пушистую лесную зверушку, светлую и опасную, как сами леса Эндорэ. Нисси не должны сражаться, пока нет крайней нужды. Но времена темны, и они должны, все-таки, это уметь. Эта девочка не пропадет ни в Пустых землях, ни в бою, сумеет придать товарищам стойкости и словом, и исцелением, а при необходимости — и хорошим ударом в ухо. Милая конопатая мордашка Тинуэль осунулась от усталости, такой урок целительства немногие смогут выдержать… Побледневшее лицо в обрамлении влажных рыжих кос светится тихим внутренним светом — светом утоленных чужих страданий и собственной любви. Настоящая красавица с белоснежной кожей, которую совсем не портят веснушки, наоборот, кажется, что сама Ариен зацеловала юную nis жаркими лучами, поделилась с ней своим теплом. Ровный, не обжигающий, ласковый огонь горит в этой девочке, расцветающей в женщину, любящую и любимую. Эмельдор, терпеливый, улыбающийся, растерявший где-то за последние дни все безрассудство и дерзость, но обретший скромную, не бросающуюся в глаза гордость. Такие пойдут безоглядно и спокойно за тем, что считают справедливым и правильным, будут любить без сомнений, но и без надрыва, совершат подвиг и удивятся, когда их станут превозносить. Особенно тронула сердце Глорфиндела та молчаливая благодарность, с которой он принимал заботы целителей… Малгалад, совсем еще мальчик, а все-таки что-то изменилось и в нем, появилась какая-то недетская печаль, будто его терзает совесть. Но он честен, прям и совсем не глуп. Неспроста он заговорил о старом споре, сообразил Глорфиндел, что-то мучило стремительно взрослеющего эльда, не ради забавы он решился попросить учителя ответить на вопросы, на которые они не получали ответов, пока были детьми. Такими учениками нужно очень гордиться! — Спрашивайте, — с улыбкой сказал он. — Я разрешаю. Победным взором обвел старших Малгалад, набрал в грудь воздуха — и замялся под взглядом Глорфиндела. — Спрашивай, — подбодрил он его. — Что ты хочешь узнать? — Cano, скажи, трусость и осторожность… Чем они отличаются? — Ого! — не удержался Элладан. — Вот это вопрос! Что ты вообще имеешь в виду? — Я не знаю, как объяснить, — Малгалад смутился окончательно. — После Битвы Бессчетных слез эдайн и дети Ауле остались прикрывать отход короля Тургона. Говорят, с его стороны это была осторожность. А когда лорд Салгант… Элрохир пожал плечами. — Это очень просто. Одно дело — спасать многих, другое — трястись за собственную шкуру. Верно, cano? Младший эльда отчаянно замотал головой: — Ты не понял. Ладно, я спрошу по-другому. Когда были эти тролли… Что это было? Я ведь побежал назад, но я там пригодился. Я спасал других, наверное, Гвельвет и Тинуэль не одолели бы двух троллей, но я трясся за собственную шкуру. Глорфиндел собирал слова, радуясь, что близнецы избавили его от необходимости отвечать немедленно. Если бы он знал ответ на этот вопрос, его бы не так мучили воспоминания о погибших и плененных товарищах! — Ну и говорил бы о троллях, — буркнула Гвельвет, вопросительно коснувшись душой сознания Глорфиндела. — Нет, понес про Гондолин и Нирнает Арноедиад. Малгалад виновато посмотрел на нее: — Так ведь cano наверняка думал об этом, а не о троллях! — Спасибо, что потрудился перевести свой вопрос на понятный мне язык, — с усилием пошутил Глорфиндел. — Я имел в виду, что ты размышлял о высоких и мудрых вещах, а не о такой ерунде, как никуда не годный воин, — мальчик залился краской. — Но если я буду знать о великих, может, мне будет проще понять себя… — Это ты хорошо сказал. Но на эти вопросы каждый отвечает себе сам. Каждый раз — заново, даже великие. Грань между трусостью и осторожностью лежит порой не в душе, а где-то вовне, в обстоятельствах. Вот как с этими троллями: ты сбежал, но оказался в нужном месте. Как здесь рассудишь? Могу сказать тебе одно: когда пришел край, ты повел себя очень отважно, так что не кори себя за трусость. Но в следующий раз не беги слепо, а взвесь все обстоятельства, — Глорфиндел невольно вздохнул и все-таки добавил: — И будь готов к последствиям ошибки… — Значит, ответа нет, cano? — Малгалад уныло повесил голову. — И каждый раз придется решать заново? А это трудно? — Когда тебе придется это решать, мой мальчик, вокруг тебя тоже будут твои товарищи, — невесело усмехнулся Глорфиндел. — И ты будешь решать, погибнуть всем или только тем, кому уже нельзя помочь. Это не такой уж трудный выбор, но необходимость — всегда слабое утешение, от которого очень недалеко до настоящего предательства… Эльда задумчиво покивал. — Ты имеешь в виду Короля Тургона и лорда Салганта… Но я понял тебя, cano. Спасибо! Глорфиндел проглотил вертевшееся на языке «я имел в виду себя». Не обременять же этих вчерашних детей горькой памятью тысячелетий… — Вряд ли ты все понял, — высунулся вперед Элладан, смотревший на Глорфиндела, и неведомо что прочитавший на его лице. — Но ответ ты получил. Ты позволишь теперь мне задать вопрос, сano? Глорфиндел кивнул охотно: спрашивай, умница Элладан, сын умницы Элронда Эарендиллиона! — Cano… — почти совсем взрослый эльда, лихой вояка и сквернослов, вдруг стал необычайно серьезен. — Расскажи о Чертогах Ожидания! — Нашел, о чем спрашивать, — дернула плечиком Гвельвет. — Каждый из нас недавно рисковал посмотреть на них своими глазами! — Не знаю, как ты, а я не хочу бояться неизвестности, — возразил Элрондион. — Я хочу сражаться, не страшась смерти! — Скорая смерть для Перворожденных — великая милость, — остановил его Глорфиндел. — Сломаться от душевных мук куда хуже, чем просто умереть. Эдайн боятся смерти, потому что боятся неизвестности. Для нас гибель — лишь отдых от страданий да, быть может, еще выбор. Как ты думаешь, почему Моринготто убивал захваченных эльдар только медленно? Да потому, что это освобождение! И многие, очень многие предпочитали смерть плену и пыткам. — Я знаю, что нас ждет зов Владыки Судеб, а потом суд и, может статься, блаженство Амана. Но вот ты же почему-то вернулся! — возразил Элладан. — Разве это не было ужасно — оказаться вырванным из того, что составляет твою жизнь? — Ты любишь Эндорэ и хочешь ему счастья, верно? Поэтому ты боишься смерти, как разлуки с ним? Элладан раздул ноздри, гордо вскинул черноволосую голову: — Да! Если мне придется умереть, я буду умолять Валар вернуть меня обратно, чтобы снова прийти в эти земли! И не говори мне, cano, что если тебе доведется умереть вторично, ты не станешь просить о том же! Глорфиндел вздрогнул от воспоминаний: — Не знаю. Не знаю, мой мальчик. Не уверен… — Хватит! — не выдержала уже и Тинуэль. — Не надо сегодня говорить о смерти. Спрашивай, Элрохир! Потом будет наша очередь, у нас вопросы повеселее. Элрохир склонил голову к плечу, подмигивая брату. Не договорил Элладан, за него все скажет брат. Что они, в действительности, хотели спросить? — Почему ты вернулся один, cano? Глорфиндел его не понял, и Элрохир поспешил пояснить: — Почему, к примеру, лорд Эктелион не вернулся вместе с тобой? Он ведь не меньше… Смущенно умолк. — Не меньше заслуживал воплощения? — помог ему Глорфиндел. — Он куда больше моего заслуживал воплощения. Эндорэ осиротело без его флейты, без его песен, без его клинка… Он не захотел возвращаться. — Он в Амане? — тихонько спросил Элладан, по-детски кусая ноготь. — Или это то самое, о чем ты сейчас говорил? Глорфиндел долго молчал, крутя в пальцах горячий клубень и размышляя, надо ли ему говорить, а им — знать. Но ему так не хватало друга, что даже звук его имени уже грел душу! — Да, я говорил именно об этом, — сказал он наконец. — Он не в Амане. Он остался в Чертогах. Он слишком устал, потратил слишком много сил. Слишком много страдал. Он не хотел больше жить в Зримом мире. Элрохир грустно опустил голову, но все-таки не удержался от вопроса: — Откуда ты знаешь, cano? Ты встречал его в Чертогах? — Нет. Мне сказал об этом Владыка Судеб, — Глорфиндел усмехнулся, чувствуя, насколько кривой выходит улыбка. — Я ведь не мог не спросить о нем. Гвельвет подобралась поближе, ласково погладила его по руке. — Ты скучаешь по нему, cano? — робко спросил Малгалад. — Конечно. Но я не мог уговаривать его отправиться туда, где ему было бы плохо. Он острее чувствовал тьму, чем я, больше огорчался гибели красоты. Он потому и сражался куда отважнее… — Может, он все-таки вернется? — попыталась утешить его Тинуэль. — Пусть не в Эндорэ, но хоть в Аман, ведь там нет смерти и страданий. Представляешь, Тьма покинет мир, ты вернешься в Благословенный край, а он встретит тебя на берегу! В Амане нет смерти и страданий, но те, кто вернулся, приносят их с собой. Что он принесет Эктелиону? Муки совести за блаженный отдых, пока друг сражался? Но как было бы хорошо встретиться с ним снова… — Владыка Судеб передал мне его привет. Насколько я знаю Эктелиона, вряд ли он изменит свое решение. Но спасибо тебе, Тинуэль, за это пожелание. Ученики воззрились на него с таким отчаянным любопытством и сочувствием, что он смог выговорить слова, когда-то страшно ранившие, а теперь почти согревавшие душу. — Он сказал, чтобы я отправлялся туда, куда мне хочется… — помолчал, невольно улыбнувшись, показалось даже, что услышал тихий смешок Эктелиона над ухом. — И что до Второй музыки глаза бы его на меня не глядели. Близнецы дружно захихикали. Да, поросята полосатые, не вы одни умеете язвительно шутить, даже когда хотите объясниться… — Он тебя очень любит, — вдруг сказала Гвельвет. — Любил? — поправила Тинуэль, утирая глаза рукавом. — Любит, — отрезала нандэ. — И даже в Чертогах Ожидания не забыл об этом. И знает, что ты его не забыл. — Я знаю, не знаю только, с чего вдруг ты взялась убеждать меня в этом, — Глорфиндел протянул руку и взъерошил ей черные кудряшки на затылке, как часто дразнил ее в детстве. — Cano! Я же серьезно! Гвельвет разом растеряла всю торжественность, обиженно завозилась, поправляя волосы и возмущенно фыркая. — Она тебе завидует, — хмыкнул Элладан. — Если бы у меня не было брата, я бы тоже завидовал. Друг остается другом всегда. — Я бы тоже не захотел, чтобы ты оставался ради меня там, где тебе не хочется оставаться, — Элрохир откинул голову ему на плечо. — Вот только, наверное, я не смог бы разлучиться с тобой до Второй музыки. — Ты порой бываешь такой редкой скотиной, брат, что я бы с радостью не глядел на тебя до Второй музыки. Элрохир, недолго думая, щелкнул Элладана по носу. Тот в ответ дернул его за волосы, да так, что Элрохир зашипел, выворачиваясь из его объятий. Доживи близнецы хоть до Третьего круга жизни, все равно не перестанут ни говорить друг другу колкости, ни бросаться друг другу на шею… Глорфиндел смотрел на них, вспоминая, как лорды четырех Домов Гондолина в один прекрасный день устроили посреди Большого Рынка шуточный бой, закончившийся для троих в лошадиной колоде для питья, а для разнимавшего их перепуганного Эгалмота — и вовсе в виде узла в руках Рога-победителя. Кажется, началось все с того, что Эктелион изрек какую-то мудрость, Туор обозвал его занудой, а дальше с Туором согласился Рог, и понеслось… Ох, и склизкая же была та колода! Тинуэль возмущенно фыркнула на расшалившихся neri: — Когда вы закончите потрошить беды cano, мы, может быть, тоже его о чем-нибудь спросим! — Спрашивай, мой добрый рыжик! И не думай, что они меня обидели. Мне легче вспомнить друга с вами, чем никогда о нем не говорить. Он подмигнул и порадовался, что получилось достаточно весело, потому что обе nissi заулыбались. Эмельдор приподнялся на локте с каким-то особенным, серьезным лицом: — Cano, когда мы вернемся в Имладрис, и я поправлюсь, мы… Мы хотим объявить о нашей помолвке. Глорфиндел ждал продолжения, не слишком удивившись, но близнецы восторженно заорали, а Гвельвет обхватила подругу за талию и крепко поцеловала в щеку. — Давно пора! — бросил Элладан, хлопнув Эмельдора по плечу. — Мы и то думали, что вы все вокруг кустов ходите? Элрохир ткнул брата в бок. Среброволосый поморщился, досадливо отмахнулся от близнецов и поднял на Глорфиндела взгляд, исполненный отчаянной надежды. — Времена нынче темные, но… Что ты скажешь нам, cano? Глорфиндел улыбнулся в ответ. Эх, Эмельдор, дитя Смертных земель, слишком серьезное дитя! — Времена темные. Но поверь, они не настолько темны, чтобы отказываться от радости, а надежды нельзя лишаться даже в самые темные времена. Если ты боишься, что я не одобрю ваше решение, твои опасения напрасны. Я и сам удивлялся, что вы так долго ждете. — Мы ждали тебя, cano, — прошептала Тинуэль, залившись краской до ушей. — Мои родители согласны, но у Эмельдора нет родичей, и Имладрис — его единственный дом. Мы хотели просить тебя благословить нас, как полагается по обычаю. — Охотно, — он обвел взглядом их всех, мимолетным прикосновением осанвэ погладил души. — У меня ведь тоже нет никого роднее вас… Рыжая взвизгнула и кинулась ему на шею. Элладан с Элрохиром переглянулись, завладевая обеими его руками, сзади подползла на коленях Гвельвет и крепко прижалась лбом к плечу. Малгалад робко свернулся рядом с ней. Эмельдор не смог встать и дотянулся только мысленным объятием. — Что это вы, поросята мои полосатые? — он смеялся уже в голос, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. — Вы же уже взрослые, вы же воины! Что за приступы нежности? — Как раз мы достаточно взрослые, чтобы оценить ее необходимость, — серьезно сказал Элрохир, с обожанием глядя ему в лицо из-под руки. Тинуэль потерлась макушкой о его подбородок. — Ты позволишь теперь вопрос? — тихо спросила она. Он отстранил ее, потянувшись за чашкой — горло у него перехватило. Молча кивнул. — Cano, почему у тебя нет своих детей? Глорфиндел поперхнулся травяным отваром. Потерявший дар речи Элрохир хлопнул его по спине, таращась на синдэ и недвусмысленно стуча пальцем себе по лбу. Элладан открыл было рот, но Глорфиндел успел глянуть, и рот закрылся. Зато не промолчала Гвельвет: — Вы сегодня воду над ним варить взялись? И это твой вопрос повеселее? — Тихо! Я разрешил ей спрашивать. И это важный для них вопрос, потому что, хоть я и научил вас многому, есть вещи, которым я научить не смогу. У меня нет детей, потому что у меня никогда не было жены, дорогие мои. — Ты хочешь сказать, что ты никогда никого не любил? — Эмельдор недоверчиво посмотрел на него и рассеянно накрыл рукой пальцы своей нареченной. Глорфиндел очень бережно поставил чашку на землю между окруживших его юных эльдар. — Мне трудно ответить на этот вопрос. — Как это так? — искренне удивилась Тинуэль. — Есть вопросы, на которые знает ответы лишь Единый, — он постарался говорить как можно ровнее. — Я не знаю, что есть моя любовь, великий дар или Искажение… — голос все-таки подвел, дрогнул. — Как ты можешь подозревать в себе Искажение, если ты благословлен Валар? — обиделся за него Элладан. Благословлен на что? На очередную смерть во имя Света, Элладан, и только. Он — клинок Валар, а порой даже скверно заточенный меч лучше, чем его полное отсутствие. Элрондион промолчал, опустив голову и глубоко задумавшись. — Я же не знала, — прошептала расстроенная Тинуэль. — Я… Мы хотели, чтобы ты рассказал нам о любви… О времени детей… Обо всем… Глорфиндел покачал головой: — Ученики мои, есть вещи в этом мире, о которых вы уже знаете куда больше меня. Например, о счастливой и разделенной любви. Гвельвет откинула его волосы в сторону и легонько коснулась губами затылка. Элрохир, не глядя ему в глаза, неуверенно предположил: — Все еще может быть в жизни, верно, cano? Глорфиндела тронула их бесхитростная жалость. Вот же поросята полосатые… — Я слишком многое видел в жизни, Элрохир, чтобы о чем-то мечтать, кроме мира и победы над Тьмой. И у меня есть вы. Впрочем, выкиньте все мои слова из головы и скажите, чем я могу вам помочь. Среброволосый синда сосредоточенно нахмурился: — Говорят, что жить в браке для любящих так же естественно, как дышать, но мне хотелось бы поговорить с кем-нибудь об этом… У мальчишки не было родителей. Глорфиндел пожалел, что не подумал об этом чуть раньше. Мог бы и вспомнить, какие долгие беседы вели отец и мать с сестрой перед ее свадьбой, и сообразить, что среди его учеников к родителям могут обратиться только близнецы да Тинуэль. Впрочем, разве Имладрис не был их домом? — Я попрошу лорда Элронда поговорить с тобой, Эмельдор, — пообещал Глорфиндел. — Уверяю тебя, он будет рад тебе помочь не меньше, чем я сам. Близнецы обменялись радостными взглядами: наверное, решили послушать. Странно, насколько он знал, у них еще не было избранниц. Впрочем, такое любопытство не повредит, его ведь когда-то тоже не гнали. — У нас говорят, что природа сама подскажет, — подала голос Гвельвет. — Не только у вас так говорят, — Глорфиндел кивнул, поворачиваясь к ней. — Но все-таки есть вещи, которые следует узнать, так что пусть поговорят с лордом Элрондом и леди Келебриан. Ну, что, Гвельвет, твоя очередь спрашивать? — Они задавали тебе ужасные вопросы, — nis возмущенно вздернула острый подбородок. — Ты говорил о тайнах мира, до которых мы тогда не доросли, а они теперь расспрашивают тебя о твоих несчастьях! Я не буду после такого ни о чем спрашивать, cano. — Каждая жизнь — свой мир, Гвельвет, — спокойно откликнулся он, пряча улыбку. — Мне кажется, это правильно, что вы спрашиваете меня о моей жизни, ведь вы выросли, и я больше не могу быть вашим учителем, я лишь равный вам… — Ты! — зашелся от хохота Элладан. — Равный нам! Да ты смеешься над нами, cano! — Ну, если равный, тогда ты должен Гвельвет ответ! — поддержал его Элрохир. — Но раз она не хочет получить его сама, мы можем спросить еще… — Хочу, — совсем по-детски заволновалась nis. — Но не сейчас, не после ваших разговоров! Теперь засмеялся и Глорфиндел, противостоять заразительным ухмылкам близнецов было слишком трудно. А вроде бы такие взрослые! Гвельвет обиженно прикусила губу и улеглась спиной к костру. — Да ну вас всех подальше, — пробурчала она, закутываясь в плащ с головой. — Хорошего отдыха!