Канон покаянный

Она лежала на земле среди туш пауков и орков – ее боялись трогать. Прорубивший наплечник ятаган застрял в ребрах и чуть двигался в такт угасающему дыханию, тихий булькающий свист шел из разрезанного легкого. Она не кричала – не могла. Захлебывалась собственной кровью, стекающей в свалявшиеся черные косы под головой. Нданиалм стоял возле нее на коленях, видимо, из последних сил пытался удержать остатки крови и жизни. Когда они подошли, сотник радостно вскинулся. Неужели надеялся на помощь? С одного взгляда видно, что тут бы и Элронд не справился, зачем длить страдания… Трандуил присел рядом, отвел ладони Нданиалма и почти сразу качнул головой: - Ничего нельзя сделать. Владыка был прав. Мешанина осколков кости, почти отделенная от тела рука – и глаза… За болью и животным страхом вставало видение Незримого мира. С таким взглядом не выживают! Она снова трудно вздохнула, беспомощно шевельнула губами: - Не вижу… Лес… - Устоял, - быстро нагнулся к ней Трандуил. – Спасибо тебе, Гвельвет. - Cano… Глорфиндел искал силу. Хоть крошку, хоть тень – чтобы унять боль, разделить ее, пробиться к фэа, отгороженной смертной мукой от мира! Сил не было. Совсем. Выгорело все в белом огне до последней капли. - Я здесь, - бережно дотронулся до похолодевшей щеки. – Здесь. - Не вижу, - тоскливо повторила она. – Темно… Холодно… Снова втянула воздух, лицо исказилось в муке удушья, оскалились белые, ровные зубки. Приподнять бы ее, помочь дышать – но она умрет сразу… Лучше бы сразу! Айвендил протолкался меж притихших эльдар, всплеснул руками и плюхнулся рядом с Гвельвет. - Ах, бедная моя, ах, мышка моя лесная… - запричитал, без тени брезгливости ощупывая рану. – Ничего, милая, ничего, терпи, сейчас. Согреешься, маленькая, сейчас согреешься, да. Терпи, милая, ничего. Ах, бедная моя мышка, как же тебя так угораздило, маленькая… Странным образом, дурацкие приговорки подействовали: искривленные губы дрогнули в слабой улыбке, мутные от боли глаза медленно закрылись, дыхание стало тише. - Помоги ей, Айвендил, - попросил Глорфиндел, чувствуя себя опустошенным, точно это не ее, а его кровь впитывалась в лесную землю, липкой грязью холодя изрубленное тело. – Я не могу… - А никто не сможет. Но помочь надо, надо! Бурый ловко взялся за рукоять ятагана, уперся второй рукой в целое плечо Гвельвет. Нданиалм ахнул: - Что ты! Она умрет, как только… Майа метнул на него короткий взгляд, отбросивший сотника на полшага назад. - Конечно, - согласился спокойно. – Конечно. И это будет лучше. Не больно, совсем не больно, - он снова наклонился над Гвельвет, ловя слабеющее дыхание. – Мышка моя, скажи, если хочешь что-то сказать. Потерпи еще чуток и скажи, если хочешь, а потом я помогу тебе, я тебе обещаю. - Cano, - шевельнулись окровавленные губы. – Мне страшно… Что там? Она снова открыла глаза, щурясь, точно пыталась рассмотреть что-то в темноте. Наверное, она уже была за пределами боли, или Айвендил все-таки сумел вмешаться. - Не бойся. Владыка Судеб милостив, там... Он не смог продолжить – не смог врать! Больше всего на свете он хотел сейчас достать свой нож и отправиться вместе с ней: стоять рядом перед лицом Намо и умолять его отпустить ее. Или хотя бы добить ее, но как поднять руку? Айвендил перехватил его запястье, с неожиданной силой заставил выпустить рукоять: - Не надо. Маленькая мышка, храбрая мышка… Она справится. А ты нужен здесь, Лауро, ведь война еще не закончена. - Он прав… Cano, - прошелестела Гвельвет, опуская ресницы, - я буду ждать… до… Второй… музыки… - Не надо, - взмолился Глорфиндел, - возвращайся, Гвельвет, возвращайся! Она улыбнулась дрогнувшей, ускользающей улыбкой: - Если Она… простит меня… - Она простит, мышка моя глупая, - заверил ее Айвендил, снова упершись ладонью в ее плечо. Коротко глянул на Глорфиндела. Лучше бы два раза самому – с Кирит Торонат, чем сцепить руки вокруг ее тела! Даже если фэа рвется на свободу, устав от страданий роа, боль никуда не исчезает! Как она плакала когда-то от видения чужой муки! А теперь – почти улыбается избавлению… Единый, за что ей - такое? Айвендил погладил ее по щеке: – Не бойся, маленькая. Чуть-чуть потерпи. Рванул ятаган. Страшный, булькающий стон полоснул по тихой толпе. Гвельвет рухнула обратно, в месиво раскисшей земли, широко распахивая ресницы, проскребла по земле сведенными пальцами уцелевшей руки. Вдруг всем телом, через разрубленные легкие, через окровавленный рот втянула воздух, судорожно кашлянула, выплюнув темные сгустки. И протянулась на земле, закатив угасшие глаза. - Вот все и кончилось, моя мышка, моя маленькая, - Айвендил отложил ятаган, взял безжизненную руку в свои ладони. – Вот все и кончилось. Ты только отзовись, мышка, обязательно иди туда, куда зовут! Она простит, не бойся ничего. Там хорошо, в Амане, там тебе понравится, там тебе помогут. Иди, мышка, иди же! Не горюй о Лесе, он выдержит. - Откуда ты знаешь? – ровным голосом задал Айвендилу совершенно бесполезный теперь вопрос Глорфиндел. Простодушное лицо Майа обратилось к нему, пока руки бережно устраивали ладонь Гвельвет на окровавленном доспехе. Он улыбался. - Знаю что? Ничего я не знаю. Представления не имею, о чем она говорила. Ты лучше сам скажи, Лауро: Она и правда простит? Опустошенное фэа мучительно искало прикосновения другой, блуждающей души. Но не было ничего, ушел зелено-золотой комочек пушистого меха. Никак не получалось воззвать к синему небу с брызгами звезд. На полуотрубленной руке, втоптанной в грязь сапогами орков, на едва прикрытом тряпкой перчатки указательном пальце поблескивало смятое серебряное колечко. Он никогда не просил Скорбящую Валиэ, но теперь так нужна была ее помощь! Не ему - его лесной кусачей мыши, там, в Чертогах Ожидания… Глорфиндел провел ладонью по любимому лицу, на котором оскал удушья и боли медленно сменялся торжественной, строгой красотой смертельной неподвижности. Кровь размазалась, засыхая на щеке и остром подбородке. Стражи из сотни Гвельвет бережно подняли ее с земли в шесть рук. Черные косы слипшимся комом повисли до земли. Тело переложили на плащ и завернули с головой. Серо-зеленая ткань пропиталась темными пятнами. Он сидел молча возле длинного свертка, обнимал рукой колено и смотрел на клонившийся в сумерках Лес, пока знакомый молодой пепельноволосый ner не приблизился и не сказал тихонько, рвущимся от слез голосом: - Могила готова, лорд Нолдо. Глорфиндел встал, поднимая на руках почти невесомый, уже окостеневший сверток. Несколько дней назад он нес ее на руках к теплой постели, грел своим дыханием, целовал прикрытые в истоме глаза… - Не надо плакать. Для Перворожденных смерть – лишь освобождение, - сказал он юному нэр. А может статься, и самому себе, он не знал точно. – Соберись, страж! Война не закончена! Страж плелся позади него, шумно вздыхал и шмыгал носом. Трандуил стоял над прорезью в серой лесной земле, стиснув руки на рукояти меча. Он даже не посмотрел на Глорфиндела, когда тот опустил свою драгоценную ношу к другим неподвижным сверткам плащей. Запах отвалов свежей земли мешался с запахами крови и остатков едкого дыма. Отойти было трудно. Еще труднее – не упасть. Крепкая ветка бука протянулась и поддержала под локоть: «Лес не забудет, князь. Ни ее, ни тебя… Даже если ты уйдешь, через много лет Лес расскажет о ней…» «Война не закончена, - оборвал его Глорфиндел, всеми силами цепляясь за эту простую фразу. – Сначала выживи, потом давай обещания!» Бук беззвучно захихикал, нарушая всю торжественность прощального момента: «Вести в Лесу летят быстрее, чем птицы с ветки на ветку! Нельзя уничтожить все живое в мире, князь! Нельзя уничтожить Лес, как нельзя уничтожить воду, камни, звезды и ветер – и скорбь. Я скажу тебе, когда она придет в Сады Лориэна, князь, будь спокоен». Глорфиндел опустился на теплую землю – ноги его больше не держали. Резная листва кружилась в темном небе. Где-то на краю сознания он слышал звонкий голос Орофериона – и радостный шорох внимающего ему освобожденного Леса. «Фэар Старших детей связаны с Ардой, - нашептывал бук. – Мы одно, князь… Ты и она, и я, и уродливые тролли, у которых нет мозгов, и твоя синеглазая мечта в сером капюшоне и черном шелке… Это наш мир, он един, князь. И ты знал это с той минуты, как впервые ощутил в себе дыхание чужого: палящего гнева… животной страсти… страданий врага…» Лесная земля упала на пропитанные бурым плащи. Скрыла искалеченную руку с потерявшим форму серебряным колечком на пальце. Айвендил, пригорюнившись и подперев ладонью щеку, сидел у могилы и тихонько мурлыкал какую-то песенку. Глорфиндел все бы отдал за то, чтобы рядом сейчас был хоть кто-то из старых друзей, которым можно было бы сунуться головой в грудь и почувствовать теплое утешение… Просто помолчать вместе. Горько и безнадежно влюбленный Телпэринквар. Финдарато, прошедший половину мира, неся в душе тоску по любимой, отделенной от него морем и проклятием. Турукано, онемевший от горя перед выросшим торосом на месте холодной могилы Эленве. Эктелион! Эктелион, который рассеянно гладил бы его по голове и молча шевелил губами, складывая песню, которую Глорфиндел потом умолял бы его спеть, чтобы вспомнить… До Второй музыки! Теперь это ее выбор… Подошел и сел рядом язвительный, жесткий и властный сын Орофера. С преувеличенной бережностью расправил плащ, осмотрел пятна и прорехи. Они никогда не ладили. Но узкая ладонь, управлявшая сегодня могучими и древними силами, вдруг легла на плечо Глорфиндела. Трандуил тоже терял. И как знать, не предстоит ли ему потерять больше? Ему, который никогда не покинет Эндорэ ради Благословенных земель. Который никогда не увидит сына, если тот погибнет в дальнем походе… У Глорфиндела не было детей – он не знал этой боли. Могли бы быть, но не было. В эти темные времена Ороферион оказался куда отважнее перед лицом потерь! А теперь не было и кусачей мыши, и оставалось только ждать. - Ты спас Лес, - равнодушно бросил Трандуил. – И ты все-таки солгал мне, Нолдо. Вы всегда лгали. И расплатился за это, как вы всегда расплачивались. Глорфиндел молчал, глядя на листья, клонившиеся над головой. Сил защищаться не было. Трандуил тряхнул его за плечо, заставляя смотреть в глаза: - Ты вообще знаешь историю ее семьи, Нолдо? Или не интересовался? - Интересовался… Она моя ученица. - Ее отец теперь, должно быть, в садах Ирмо, ждет, пока ее мать найдет в себе силы жить дальше, - Ороферион гневно скривил рот. – А девчонку бросили на того, кому на нее было наплевать. - Что еще ты хочешь сказать мне? – устало спросил Глорфиндел. – И что ты хочешь услышать? - Ничего я от тебя не хочу, - Трандуил быстро провел ладонью по его плечу и неожиданно вздохнул. – Все, что мог, ты уже сделал. Нданиалм, подойди-ка! Сотник приблизился, мрачно глядя в землю. - Скажи ему, - приказал Владыка. – Какой бы он ни был сволочью, мы ему должны. - Я единственный родич ее матери, - буркнул сотник. – Я прекрасно знал, кто ты, еще когда встретил тебя на границе… Вот что, - он пристально поглядел в глаза Глорфинделу, - если мы все-таки победим в этой войне, ты ведь уйдешь в Аман, так? - Что светлому лорду делать в Смертных землях, - насмешливо закивал Трандуил. - Прекратите, умоляю вас, прекратите! – встревоженно вмешался было Айвендил, но Глорфиндел молча поднял руку, и Майа затих. Сотник потоптался на месте, потом вдруг полез за пазуху, вытянул какой-то шнурок. Стащил через голову и бросил на траву прозрачный камень в золотой оплетке*. - Забери, - с беспредельной горечью сказал он. – Война не закончена, и надежды наши еще не угасли. Но от ее родителей в Амане ты вряд ли чего-то дождешься… Я верно помню ваши обычаи? Глорфиндел молча кивнул. В Амане… Да. Он так хотел привести ее туда, но теперь она уже там, а он все еще здесь, потому что война не закончена. Война не закончена, и надо собраться. Нданиалм сел на корточки, оперся на руку. Как можно было не догадаться, не приметить их явного сходства? Только глаза у сотника-нандо другие. И теперь они и вовсе пылают горькой злобой… - Я только одно тебе еще скажу: если бы ты не научил девчонку сражаться, она была бы жива! - Или не была бы, - вновь вступился Айвендил. – Разве в Зеленом Лесу в последнее время было тихо? Разве все дожили до этих лет? А еще, сотник, она и тебя кое-чему научила… - Точно, - Нданиалм присел на траву, грустно глядя на подвеску, слабо светившуюся в полумраке. – Научила тому, что не надо гнаться за почестями, если речь идет о твоей родне… Забрал бы я ее тогда из Имладриса, ничего бы не случилось. Так нет же, радовался, дурак! Он с досадой махнул рукой и утер лицо рукавом. Глорфиндел подобрал подвеску. Прозрачный камень лежал в руке и казался странно теплым в извивах золотой проволоки. Камню хотелось верить. Но клинку под другой рукой верилось больше… Война не закончена, будь она проклята! Вынул нож, едва не порезавшись о лезвие – руки, оказывается, дрожали. Протянул его Нданиалму рукоятью вперед: - Возьми. Не хуже тех, что ковали в Гондолине и Дориате. Тот изумленно посмотрел ему в лицо, потом вдруг наклонился и сжал его пальцы вокруг камня: - Ты должен верить, лорд Нолдо! - Я верю… - хватило сил улыбнуться. – Но ты возьми, он тебе пригодится. Сотник немного просветлел лицом. Кивнул, взвешивая клинок в руке: - Спасибо. А ногродские были все-таки лучше… - Ну, пошло дело, встречайте! - фыркнул Трандуил, развалившись под деревом и глядя на них с насмешкой. – Кончится все тем, что вы сначала повздыхаете о старых временах, потом будете выяснять, кто лучше машет кулаками, потом, должно быть, разрыдаетесь друг у друга на плече. И уж только потом рухнете под стол и заснете, хвала Валар! Против воли улыбнулись оба. Неплохая мысль… Айвендил с упреком взглянул на Трандуила: - Ты хотел бы сделать сегодня что-то иное? А, Владыка Леса? Тот пожал плечами: - Нет. Сегодня Лес устоял, а в смутные времена лишний день жизни – уже повод для праздника. И должно помянуть всех, кто отправился в Чертоги… - он раздул ноздри и хищно коснулся рукояти меча: - Да будет так! Асфалот подставил хозяину шею и помог встать. Нданиалму подал руку Айвендил. Сотник поднялся, глянул на свежую могилу защитников Леса. Сжатым кулаком ударил по воздуху в бессильном гневе – и отвернулся вновь. - Что там? – тихо спросил он у Глорфиндела. – Ты ведь знаешь! - Выбор. Нданиалм посмотрел на него удивленно: - А ведь правда… Теперь ей выбирать, не тебе, - вдруг расхохотался в голос и хлопнул его по плечу. – Сделала тебя девчонка! Ай, молодец, Гвельвет! Пойдем-ка, лорд Нолдо, выпьем и за нее, и за тебя, и за Дориат с Гондолином! - подумал и добавил: - И за то, чтобы поменьше у нас было возможности выбирать. Слишком часто мы все выбираем совсем не то, что нужно… Через две недели он провожал Глорфиндела с Айвендилом до границ Зеленого Леса. Трандуил с усмешкой освободил сотника от похода к Дол Гулдуру, а заодно и подпустил свою обычную ядовитую шпильку, дав ему нескольких воинов для охраны Майа и Возрожденного. Глорфиндел подумал, что Ороферион крепко разобиделся на отказ пойти с ним навстречу Келеборну. И все-таки с проклятыми стенами Дол Гулдура куда лучше справится Нэрвен с ее Кольцом: не мечом же их рубить. Сам он, после гибели Одного и ухода Тьмы, чувствовал себя выпотрошенным. Дошедшее с птицами послание Элронда позволяло хотя бы заняться обычными путевыми хлопотами и ни о чем не думать… А Айвендилу, кажется, было так хорошо, что он решительно не мог усидеть на месте. С Нданиалмом обменялись на прощание крепким рукопожатием. - Помни, - тихо сказал нандо, - я имел право благословить вас, и я сделал это. Прощай, князь Гондолина, и прошу тебя: найди мою девочку и сделай ее счастливой там, куда я вряд ли доберусь. Айвендил оторвался от наблюдения за деловито снующими у воды бобрами, с любопытством посмотрел на сотника: - Как знать! Быть может, вы еще встретитесь, а? В том ли краю, в этом… - Он все еще не протрезвел, - Нданиалм подмигнул Глорфинделу. – Ох, и намаешься ты с таким спутником! - Он всегда такой, - с невольной улыбкой откликнулся Глорфиндел. – Но я бы тоже хотел надеяться, что мы с тобой еще встретимся. Нандо фыркнул, коротко махнул рукой и растворился в тенях Леса. «Лес не забудет, князь», - прошуршало в траве, и Глорфиндел тоже поднял руку, прощаясь. Мохнатый ослик подобрался к Асфалоту, шевеля длинными трубчатыми ушами. Тот наклонился, почесал зубами его жесткую гривку. Айвендил махнул рукой, беззаботно засвистел какую-то песенку и потянул ослика вперед по дороге.