Воздух в Японии совсем другой, и дело вовсе не в климатический особенностях, как мне всегда говорит мама, отшучиваясь. Просто дышится мне здесь легче. Каждый вздох наполнен свободой, поэтому я так часто дышу, сойдя с самолёта, втягивая носом немного пыльный весенний воздух.
Люди, тревожно блуждающие по аэропорту, не оборачивались на меня, пусть даже оглядывая мимолётно, торопливо, но от такого внимания мне всегда было не по себе в Австралии. Тут всё тихо, спокойно и размеренно, даже в эпицентре суматохи. «Я дома…»
— Каково вернуться в родные края, Рин? — Соске первым нашёл меня в толпе и остановил, сжав моё плечо. Не сразу в этом высоком и крепком парне я узнал старого друга из детства. Лишь блеск сине-зелёных глаз и добрая, несвязная с его хмурым лицом улыбка навеяла воспоминания о былых деньках.
— Ещё не определился: счастлив ли я, или готов забиться в страхе в какой-нибудь угол.
— Не надо в угол. Я помогу, — как всегда немногословно и сдержанно отозвался Ямазаки и выхватил из моих рук тяжёлый чемодан.
Моим новым пристанищем теперь была Академия Самедзука. Я сам выбрал её, сам отправил документы, лишь в последний момент уведомив мать о своём скором возвращении. Без её согласия я рисковал остаться в золотой клетке пыльной Австралии. И теперь я здесь. Странно, почему не счастлив?
В комнате, выделенной мне в общежитии, я повстречал низкого и щуплого паренька — моего соседа. Нитори Аичиро застыл в изумлении, оглядывая меня, и поспешил сгрести кипу каких-то разбросанных вещей к своему столу, освобождая мне путь. Робко, но громко поздоровался; мы обменялись короткими, взаимными кивками и взглядами, и парень умолк. Прождав несколько секунд, вдруг мальчишке приспичит поговорить, я принялся раскладывать вещи из сумки. Первым было фото в деревянной рамке, укутанное в старую футболку. За спиной раздался странный звук, тишина, вновь сдавленный писк и наш разговор начался:
— Вы учились в Иватоби? — спросил Нитори, выглянув из-за моей спины, словно ища ответа в моих глазах.
— Да. Это имеет какое-то значение? — Не хочу оборачиваться к нему.
— Нет, — споткнулся о слово он, смутившись. — Я вспомнил вас сразу, едва увидев. Мы учавствовали в соревнованиях вместе. Хорошо запомнил вас, Мацуока-семпай.
Оглядев паренька, никак его не мог вспомнить. Хотя под моим взглядом в глазах Нитори голубыми огоньками воссияла надежда — она мне не подавала подсказок.
— Я не учился в Иватоби, семпай. Я проиграл вам в отборочных соревнованиях в эстафете, — сам признался Нитори. — Вы просто потрясающий! — завопил он, ткнув пальцем в старое фото в рамке, которое я достал из сумки и положил в спешке на кровать, прямо на стопку одежды. Если бы не врождённая стеснительность, Нитори напоминал шумного, слишком искреннего Нагису.
— Вот почему ты спросил… Прости, что не запомнил тебя.
Нитори отрицательно покачал головой, по-прежнему радуясь нашей встрече, и скромно сел за свой стол, включив лампу. Недолгая тишина поглотила нашу комнату, и лишь я прерывал её шорохом и хлопком дверцы шкафчика.
— Кстати, Мацуока-семпай, — вновь окликнул он своим высоким голосом, — вы ещё не видели новую школу?
— Какую новую школу? — не отрываясь от дел, неохотно кинул ему в ответ.
— Иватоби. Её снесли в прошлом году — здание пустовало пару лет. Сейчас его восстановили. В Киото мало секций плавания для детей.
Сам я остался бесстрастным, услышав о снесённом пристанище моего прошлого, но покалывание в пальцах и груди говорили мне иначе. Канаты, крепко прижимающие меня к земле, чтобы я не потерялся в этой знакомой и теперь такой чужой стране, обрублены, и теперь я хотел бежать так далеко, сколько позволяли мои силы, потеряв ощущения пространства и места. Ведь, где я?
— Вы куда? — всполошился Нитори, отодвинув стул, чтобы выскочить ко мне.
— На пробежку, — ответил ему, остановившись в дверях. Хочу бежать.
— Успейте до комендантского часа, — кивнул он головой.
И я побежал. Позволил моим ногам самим вести меня в залитом вечерним мраком Киото, доверившись им. И ноги предательски привели меня к знакомым воротам.
Сбросив темп, с надеждой окинул взглядом старую школу, пропитанную моей историей. Новое здание мало походило на то, которое я запомнил, хотя название, место и постройка были такими же. Но оно было новым, как и чувства внутри меня: мне стало жаль, что я больше никогда не вернусь сюда. Не войду в эти стеклянные двери, так мягко освещаемые сейчас светом, манящие своим теплом, и не увижу Его…
— Макото-сенсей, — позвал я его в тишине, надеясь выпустить с воздухом все воспоминания из себя и оставить их здесь — в самом уютном месте для его имени.
Сетка, огороженная вокруг школы, была холодной. Сейчас помню, как обожгло пальцы и лоб этим холодом, и хотелось прижаться вспотевшим телом к забору, чтобы очнуться ото сна. Взять себя в руки. Свет внутри Иватоби погас, и площадка снаружи стала походить на тёмный, спокойный океан. Одна из дверей открылась, поймав блик дальнего фонаря, и из школы вышел мужчина. Замешкав у входа, он спешил, выронив из рук ключи, и обернулся, торопливой, немного тяжёлой походкой направившись в мою сторону. Подняв голову, оторвав взгляд от своих ног, мужчина дёрнулся, едва не отпрыгнув от испуга увидев меня, сжимающего сетку, будто цепляясь за жизнь. В таких сумерках нам не рассмотреть лиц друг друга.
— Кто там? — вздрогнувшим от испуга голосом окликнул он меня, и я задрожал так сильно, что пальцы свело не в силах отпустить тонкие металлические путы. — Вам плохо? — подпрыгнул на месте мужчина и неуверенной походкой поторопился ко мне.
Его голос мягко обволакивал пространство вокруг, но при всём своём ласковом, по-мужски хрипловатом спокойствии, от эмоций звонкие гласные неприятно покалывали слух. Всё это было знакомо до судорог и ступора, и я сорвался с места, убегая от Иватоби, этого голоса и воспоминаний. Убегал, как мальчишка, дыша обрывисто и тяжело, и от этого дыхания заболело в груди.
— Подождите! Стойте! — словно ветер его слова настигали меня. Ближе, чётче, громче — всё ближе.
«Горячо и душно», — помню, промелькнуло в голове, когда широкая ладонь хлопнула по плечу, и рывком мужчина дёрнул меня к себе, разворачивая. Не успев остановиться, я наткнулся на его массивную тень грудью и упал, не в силах надышаться.
— Что… Что вам нужно здесь? — переводил он дух, запинаясь в словах.
Вдохнув так глубоко, сколько позволила боль в груди, я наконец посмотрел на этого надоедливого здоровяка, лицо которого освещал уличный фонарь. Растрёпанный от бега, он впился в меня взглядом своих испуганных зелёных глаз. Голос Макото не был миражом из прошлого. Весь Тачибана стоял сейчас прямо здесь, передо мной, сжимая кулаки, как отчаянный герой, скрывая за маской хмурого великана шугливого парня.
— Ма… Макото-сенсей, — негромко назвал я его, и он смягчился, присев напротив. Лицо Макото удивлённо вытянулось; густые брови приподнялись, перестав хмуриться, а волосы встали дыбом, как у кота.
— Э-э… — изумлённо протянул он, звонко-звонко. Я вздрогнул. — Мацуока-кун?
Его лицо было так близко от моего, что я ощущал тепло от его частого дыхания. Он всматривался в мои глаза, волосы, явно тоже хватаясь за прошлые воспоминания, где-то в глубине боясь ошибиться, но имя моё всё-таки назвал.
— Что ещё за «Мацуока»? — со злобой скрипнул я зубами, пытаясь скрыть от него смущение. Даже взгляд оторвать от его глупого, предательского лица — непосильная задача. Из всех людей, оставшихся в прошлом, я бы желал его там и оставить. Но как же я рад…
— Прости, Рин-чан, — улыбнулся он мне, протянув свою ладонь навстречу. Я сжал её своей, сжимая ладонь с такой силой, что Макото вопросительно наклонил голову. — Непривычно видеть тебя таким взрослым, — посмеялся он, помогая мне встать. — Ты стал очень крепким парнем, Рин-чан.
Я тоже так считал… Но, стоя перед ним, я по-прежнему был ниже. За что этому простаку такая габаритная внешность?
— Прошло много времени, Макото-сенсей. Я больше не ребёнок.
— Да-да, — закивал Макото, почесав голову, и виновато опустив свой взгляд. Его руки, кажется, стали ещё угловатей, а плечи шире. — Я тоже уже не старшеклассник. Давно вернулся? Как успехи? — градом посыпались вопросы.
— Я сегодня прилетел, — уклончиво ответил ему. Больше сказать тренеру, который возлагал на меня столько надежд, нечего. Макото ещё простоял молча с минуту, глупо хлопая глазами, а после выпрямился, глянув на наручные часы.
— Прости, я тороплюсь. Расскажешь мне всё в следующий раз, хорошо? — засуетился он, хлопнув ладонями по плечам. — Ты всё так же быстро бегаешь, Рин-чан! Приходи ко мне в школу. Познакомлю тебя с молодыми ребятами. Поставлю Мацуока им в пример, — тараторил он удаляясь. Уходил, как ни в чём не бывало.
— Не называй меня «Рин-чан», — негромко кинул ему в ответ, но Макото меня не слышал. Он оставил меня одного.
«Пора забыть о прошлом». Былого не вернуть, и я больше не его ученик, а значит — никто… Увязнул в воспоминаниях, за что и поплатился. К кому боялся вновь коснуться, того и встретил… Эти чувства никуда не делись, настоявшись, как дорогое виски, став совершенными и такими сильными, испытав себя, что для меня больше не существовало былых границ. И это пугало, ведь Макото не изменился, оставшись прежним, пусть даже и повзрослел.
— Рин, — голос Соске был настойчивым, — хватит витать в облаках. Мне кажется, ты меня не слышишь…
Прежде чем придумать ответ, который с трудом пришёл в полную мыслями голову, я кивнул, чтобы убедить друга в обратном. Но я, правда, не слушал его.
— До сих пор привыкаю к японскому.
— К родному японскому. Не забывай об этом.
— Да. Многое такое родное. Но кажется уже далёким.
Соске пристально оглядел меня. Его синие глаза были такими пронзительными, понимающими — как я хотел бы их считать. После долгого молчания выпив, сделав по глотку своих напитков, я сам начал разговор:
— Вчера случайно столкнулся со своим старым тренером из Иватоби.
— Это с каким? С крашеным? — предположил Соске, вероятнее всего вспомнив Сасабэ.
— Нет. Хотя ему бы я был меньше удивлён. С Мако… Тачибана-сенсеем.
Соске застыл с поднесённой к губам жестяной банкой. Возможно, вспомнив его, его челюсти сжались, но он предпочёл солгать:
— Не помню такого.
— Всё ты помнишь, Соске! — с улыбкой вспомнив тот случай, воскликнул я. — Это тот самый, которого ты поймал у моего дома.
— А, — коротко ответил он с бесстрастным лицом. — По-прежнему ошивается около твоего дома?
— Нет. С чего ты взял?
— Иначе как возможно столкнуться с прошлым в первый же день?
Я замолчал, а Соске долго смотрел на меня, выжидая ответ. Давно не чувствовал себя так глупо.
— На пробежке. Случайно пробегал мимо Иватоби. Там-то мы и столкнулись.
— Талант, — искренне удивился Соске, и его пухлые губы растянулись в лёгкой улыбке. — И что ты ему сказал об Австралии?
— Он спрашивал… Но не знаю, что о ней могу рассказать. Тачибана столько надежд на меня возлагал, а я не справился.
— Хватит об этом переживать, — положил мне на плечо ладонь Соске, метко швырнув пустую банку в мусорную урну. Сунув руки в карманы брюк, в белой школьной форме он казался старше своих семнадцати. — Вы всё равно не увидитесь больше, если так подумать. Тогда чего переживать о нём и об Австралии? Меня гораздо сильней волнуешь ты. Вступай в плавательный клуб. Микошима-сенпай очень интересовался тобой.
— Какой в этом смысл? Не имею больше желания плавать.
— Врёшь, — его голос громом ворвался в воздух, пронзив меня своей правотой. — Того Рина, которого я знаю, плавание интересовало больше, чем кого-либо. Как же мечта отца?
— Осталась с отцом. Я пойду по своему пути.
Но по какому пути мне идти? Кинуть красивое, резкое слово — в этом мне не было равных, но что стоит за этими бездумными фразами? Эмоции лишь и страх. Пустота сдавливала всё внутри с каждым днём лишь сильнее, и я не мог разобраться в себе. Соске прав, я люблю плавать. Но я не лучший.
— Мацуока-семпай, вы до сих пор не вступили в клуб? — раздражающий голос Нитори прервал тишину.
— Замолчи. Я хочу побыть в тишине.
— Простите, Мацуока-семпай… — попытался выполнить мою просьбу Нитори, и закусил нижнюю губу. Его смазливое лицо стало ещё более бледным, и я отвернулся от него к стене, попытавшись достать из-под подушки плеер. — Но почему? — робко начал он, с трудом поборов шёпот. — Вы лучший, Мацуока.
— Заткнись! — закричал я, и Нитори вздрогнул, вытянувшись, как струна. Даже его пепельные волосы встали дыбом от страха.
«Прости, Нитори…»
— Молчи, я же попросил!
Нитори сжался и что-то мямлил неразборчиво, но я его не слушал. Схватив сумку, я ушёл, громко хлопнув дверью не от злости, а в спешке. И мне было жаль испуганного парня, которого я обидел, но боялся сделать только хуже. Меня манило только одно место. И что-то мне подсказывало, что, вновь встретив Макото, я найду ответ и обрету свободу. Но чем ближе я подходил к зданию школы, тем глубже вязнул в отчаянии и страхе. Какая свобода за этими стеклянными дверьми, с моим застывшим отражением на прозрачной поверхности? Я, как призрак, красным пятном отпечатался на входе в прошлое. Надев кепку, спрятав яркие волосы и глаза под ней, переполняемый сомнением, я вошёл внутрь.
Стойка регистрации пустовала, но здание переполняли звуки: всплески, крики, врывающиеся в этот естественный поток вопль свистка — душно от этого шума. Белые стены расписаны волнами, по центру всё тот же дельфин, украшающий тренерскую зону — всё такое же. Всё так, как и должно быть в Иватоби, но это не то. Я чувствовал. Возможно лишь потому, что это был теперь не мой Иватоби.
— Фотографии?
Фотографии были хаотично рассыпаны по стенам коридора. Многих из этих ребят я помнил, кого-то видел раньше так же на снимках, и они врезались мне в память: счастливые, молодые, с медалями, без них — полные надежд. И среди них всех я внезапно наткнулся на себя… То самое фото, что стоит у меня на столе, — здесь оно выглядело чужим. Чужой Нагиса… Хотя, нет. Нагиса был прежним. Чужим казался Сасабэ-сан, стоявший позади гордых, юных чемпионов. И я — худощавый, рыжий, с дерзким оскалом будущего неудачника и слабака. Омерзительно…
— Здравствуйте. Чем обязан? — окликнул меня мужской голос. Старик Сасабэ листал бумаги у себя на планшетнике, стоя совсем рядом, но не сразу поднял на меня взгляд. Вокруг узких карих глаз и губ морщины стали глубже, но по-прежнему обесцвеченные волосы с выбритыми тёмными висками и тонкой короткой бородкой неизменно украшали его.
— Я к Тачибана.
Услышав ответ, Сасабэ, как ни в чём не бывало, поднял голову и наконец посмотрел на меня. Его рот приоткрылся, застыв с непроизнесёнными словами на губах, и мужчина распахнул свои глаза, вытаращившись прямо на меня. И его глаза стали ещё больше, когда я снял с головы бейсболку.
— Мацуока?!
«О, до сих пор помнит моё имя».
— Стой, подожди, — замахал он руками и подошёл ближе к фотографии за моей спиной. Глянув на меня — ребёнка, он задумчиво сжал пальцами подбородок, переведя взгляд на моё лицо вновь. — И впрямь ты!
— Здравствуйте…
— Я в шоке! Сейчас приведу Макото. Хотя мне, как твоему детскому тренеру, обидно, что ты пришёл именно к нему, а не ко мне, — бубнил он, уходя.
Макото вышел почти сразу, в спешке вытирая влажное тело полотенцем. Чем ближе он подходил, тем отчётливей раздавался хлюпающий звук, издаваемый его мокрыми стопами в резиновых шлёпках. Мне льстила эта суматоха, снова дарящая надежду. Только надежду на что? Что я хочу от Макото?
— Добрый вечер, Рин-чан. Я рад, что ты всё-таки пришёл, — искренне воскликнул Макото сквозь сбившееся дыхание и протянул мне ладонь. Она была сухой, тщательно вытертой.
— Я сегодня свободен вечером и нечем заняться. Стало вдруг интересно посмотреть на свою старую секцию.
Макото так по-дурацки согласно кивал каждому моему слову, но я заметил, как его взгляд то и дело метался между мной и тем самым фото за спиной.
«Сравниваешь, да?» — от злости спёрло дыхание. Сравнивать с прошлым — величайшая глупость.
— Пойдём.
— Куда?
— В бассейн. Ты ведь за этим пришёл?
— Сам не знаю, зачем я пришёл…
— Тогда поищем ответ вместе, — мягко ответил мне Макото, сжав мой локоть, готовясь потянуть за собой, и я чувствовал его мелкую дрожь. Макото шмыгнул носом, выдохнув: — Я замёрз…
В раздевалке ровными рядами стояли шкафчики. Иные, более яркие и просторные, и даже дверцы не скрипели на стареньких металлических петлях, а вот лужицы воды были. Я прошёл мимо, оглядев эти пока пустующие лавочки, погружённые своим молчанием в хаосный, тихий детский шум — такими я их никогда не видел. Вот он, каков мир Тачибана?
Макото предложил мне свой шкафчик и ушёл, оставив меня наедине со своими личными вещами. Оказывается, Макото носит очки. Футляр с ними лежал прямо перед глазами с самого краю, как и недопитый стакан с чаем, купленный в соседнем кафе. Металлическую дверцу украшал фото. Другого я от Макото и не ждал, — от этого сентиментального парня. Кто бы ещё так любил свою семью, скучая по ним даже на работе. Не удивлюсь, если Тачибана до сих пор живёт с ними. В этом точно ничего страшного и необычного не найдёшь, зная его.
Стягивая с себя спортивные брюки, наклонившись, я почувствовал знакомый лёгкий травяной аромат. Он был таким прозрачным, еле уловимым, но в прохладной комнате вдруг стало теплее, как и от зелёного вязаного свитера, задвинутого к дальней стене, лежавшего прозапас. В этом свитере Макото был на одном из фото, по-домашнему уютный, растрёпанный, в очках — человек с другой планеты. Ни грамма не жестокий, очень мягкий — моя противоположность. А рядом, позволяя большим, ласковым ладоням Тачибана сжимать его плечи, сидел темноволосый парень с каменным, безэмоцональным лицом. И даже едва заметно приподнятые уголки губ полностью терялись рядом с пронизывающим своим холодом взглядом голубых глаз. Он близко к Макото…
— Чёрт, — вырвалось из моей груди, и ревность овладела душой так сильно, что дверца жалобно задребезжала, когда я с силой захлопнул её и ударил по ней ладонью. Я не имею права на эти эмоции.
— Мацуока, — окликнул меня Макото, стоя у бассейна. Вся толпа детей с восхищением обернулась в мою сторону. Макото был изумлён не меньше — никогда не забуду его взгляд в тот день. В нём было всё: гордость, удивление, возможно даже зависть, промелькнувшая в этих зелёных глазах. И тут же моя злоба отступила.
— Ты стал таким… большим, — с трудом подобрав слова, признался он чуть позже.
— Я много тренируюсь и рукам уделяю времени не меньше, чем ногам. — Макото так невинно с интересом опустил взгляд, оценивая мышцы ног, обтянутые длинными плавками. Это меня смутило. — Для силы гребка, — смущаясь добавил после, чтобы отвлечь его, но Макото лишь согласно кивнул, уперев руки в бёдра.
— Сейчас бы ты меня обогнал с лёгкостью, — рассмеялся он.
— Я принимаю ваш вызов!
— Что? — растерянно переспросил он, хлопая глазами от удивления. Я хотел вновь озвучить идею о поединке, но внимание тренера на себя отвлёк его ученик.
«Мелкий, отошёл!»
— Ну что, покажешь им, каково быть выпускником нашего клуба?
— Как? Устроив с вами заплыв, Макото-сенсей?
— Нет. Я не о том…
Вновь это глупое лицо, сожалеющее о своих словах.
— Ладно, разок проплыву, раз вы так боитесь опозориться перед своими учениками, — снижая свой голос до полушёпота, чтобы дети не услышали моих слов, я подошёл к Макото ближе. Он лишь улыбнулся мне в ответ, сдерживая смех.
Вода прямо передо мной, беспокойной рябью отражая тени. Она так близко, что я ощущал её прохладное дыхание и тихий зов. «Но я хочу плавать с вами», — вновь обернулся я к Макото, и тренер обеспокоенно дёрнулся в мою сторону, но остановился на полушаге, застыв в толпе детей. Почему?
Глубокий вдох, шлепок резинки очков по затылку — я готов. Макото дал команду, и вода приняла моё тело в свои объятия, сильно сжимая его от скуки. Все мышцы приятно напряглись, словно очнувшись от долгой спячки, и я стал грести. Крики детей, как громкий гул, сконцентрировались шаром над головой, то и дело растворяясь в водных брызгах, утихая, и после снова окружая меня. Все выкрикивали моё имя, восхищались, смотрели только на меня. Вот зачем я хочу плавать. Зачем жажду нырять в эту неприветливую, но такую родную и знакомую воду раз за разом…
Его ладонь уже протянута навстречу. Макото ждал меня, улыбаясь так широко и счастливо.
— 52,30 — это потрясающе, Рин-чан.
… Хочу плавать, чтобы Тачибана восхищался мной. Пусть даже не мною одним, но ради этого тепла, пока он рядом, я вновь поплыву.
— Всем до завтра, — подгонял детей тренер, стянув с чуть влажных волос шапочку и с горестью выдохнув. — Ты тоже иди. Уже темно. Я приберусь здесь, — мимолётно глянув в мою сторону, посоветовал он и пошёл в подсобку за шваброй.
Я не собирался уходить. Макото удивлённо уставился на меня, явно не ожидая застать по возвращению.
— Я останусь помочь вам.
— Будет замечательно…
Поначалу он молчал, поглядывая в мою сторону в нерешительности — я заметил это, но сам не знал, о чём начать разговор. Впрочем, даже в этой тишине, вытирая швабрами разлитую по кафельному полу воду, под яркими лампами, мне было спокойно. Я не желал никуда спешить.
— Такие сильные руки и так слабо трёшь, — его голос раздался совсем рядом, почти у уха. — Давай я домою, отдыхай.
— Я сам, — не хотел отвечать на эмоциях, но получилось процедить сквозь зубы. С силой вцепившись в ручку, со скрипом натирая шваброй кафель.
— Ну, ладно-ладно. Не злись. Где учишься?
— В академии Самедзука.
— Слышал о ней. У них сильная команда по плаванию. Одна из лучших в префектуре. Ты не опоздаешь до комендантского часа?
— Переночую дома.
— Хорошо, — растерянно согласился он. — Ты изменился. Всё жду, что вместо короткого ответа, ты сам торопливо поведаешь всё, что у тебя на душе. Сейчас я себя чувствую навязчивым.
— Макото-сенсей, — тянул я время, приводя мысли в порядок; Макото внимательно посмотрел на меня, — пять лет прошло. Это не малый срок. Разумеется, я повзрослел.
Макото скептически вздохнул и сел на стартовую тумбу возле меня.
— Вот и разница в возрасте. Я старше тебя всего-то на лет пять-шесть, потому для меня пятилетка — короткий, почти незначительный промежуток времени, тонущий в рутине повседневности. Когда я был ребёнком, один год — это равноценно маленькой жизни. Каждый день имел значение, потому не удивительно, что ты повзрослел, а я остался тем же… Тебя ведь сейчас что-то беспокоит, верно? Ты полон сомнений.
— Вы действительно навязчивый, Макото-сенсей.
Его лицо в тот момент разговора было непривычно серьёзным. И даже голос превратился во что-то неузнаваемое: низкое, строгое, пронизанное упрёком.
— Я знаю, что ты не вступил в клуб плавания в своей школе. Это не похоже на тебя… — Едва он закончил, я выпустил швабру из рук, и та с громким эхом ударилась о пол. Внезапно лицо Макото вновь выглядело испуганным. — Не думай, что я слежу за тобой! — воскликнул он, вытягивая перед собой руки и махая ладонями перед лицом.
— Тогда откуда вы?
— Соске. Ведь, вроде, так твоего друга зовут, да? Я видел его на днях, уже после твоего приезда. В первую нашу встречу я так спешил, что нам едва удалось поговорить. Потому я поинтересовался у него, как твои успехи. Отказ твой заниматься плаванием был шоком для меня.
— Чёртов Соске… Это не ваше дело, сенсей. Если я посчитаю нужным — всё расскажу. Пора бы научиться доверять взрослым людям.
— Взрослым… — Макото покачал головой из стороны в сторону и встал, хлопнув ладонями по коленям. — Уже совсем взрослый, а сам же другим и не доверяешь, Рин-чан, — настолько ласково, сколько позволял его статус и мой возраст, назвал он моё имя и коснулся моей руки. Для него это лишь знак доверия и предрасположенности, а меня словно кипятком обдали. От этой близости нестерпимый жар. — Я хочу тебе сказать…
— Отпусти меня! — не владея больше собой, закричал я, оттолкнув Макото. Тачибана оступился, наткнувшись ногами на тумбу, и полетел спиной в воду, издав короткий, высокий вскрик.
Вода вздыбилась, поглотив грузное тело Макото, и обеспокоенно поднялись волны, рассеиваясь к краям бассейна. Прямо как моя душа в тот момент пыталась расщепиться внутри и спрятаться, а ещё лучше исчезнуть в темноте ужаса от содеянного.
Макото вынырнул, и меня отпустило. Его лицо на одно мгновение показалось пугающим от злости, но это оказалась лишь тень от его мокрых волос. Губы его дрогнули в улыбке.
— Простите. Вы в порядке?
— Не хотел снова намокнуть, — шутливо выдохнул он, опёршись руками на край бассейна. Одним движением он поднял ладонью мокрые волосы со лба, откинув их назад, полностью открыв лицо. Так он выглядел гораздо старше. — Я хотел попросить тебя вновь подумать о своём будущем. В семнадцать всё воспринимается близко к сердцу. Нужно это перетерпеть и преодолеть, и потом любая неудача покажется такой мизерной и глупой, а вот упущенный шанс уже не вернуть.
— Снова? Вы не успокоитесь?!
— Прости. Решил быстро выговориться, вдруг снова решишь меня ударить.
Я склонился над ним. Наклонился низко, присев на одно колено, как это обычно делает Макото, и протянул навстречу руку. Макото замешкал, окинув взглядом ладонь, но принял мою помощь. Чтобы вытащить мужчину из воды, мне потребовалась сила обоих рук. Его ладонь, несколько минут назад будучи горячей, сейчас была холодной до омерзения. Наверно потому я сжал её сильнее. Макото не придал ничему значения, вытянув ладонь из моей хватки молча, и продолжил уборку, собирая инвентарь.
— Потому я и задерживаюсь так часто допоздна, — оправдывался Макото, ведя в душ через пустую, залитую полумраком раздевалку.
— Помнится мне, вы и раньше делали больше положенного.
Душевых было около шести: три с одной стороны и три с противоположней. Между рядов с душевыми стойками находился узкий проём, по которому Тачибана прошёл вперёд, остановившись у одной из душевых. Разговаривая со мной без умолку, Макото расстегнул на спине свой тренерский костюм и вытянул из коротких, плотных рукавов руки. Я затаил дыхание, боясь выдать свой интерес слишком громким вздохом или стоном, который мог вот-вот сорваться с губ против моей воли. А вот тренер не смотрел на меня. Он лишь продолжать нести нелепицу о своей жизни, пока я вскипал как вулкан от одного лишь взгляда на его тело так близко. Протяни руку — и вот оно касается до твоих пальцев.
— Так что произошло в Австралии, что ты решил больше не плавать? — спросил он наконец, зайдя под душ. Его слова были неразборчивы из-за льющейся на него под напором воды.
— Ничего.
— Ничего? — переспросил он громко, намочив свои непослушные густые волосы. Я следил за движениями его ладоней и пальцев, скользящими по голове и волосам, и сам желал делать так же, завидуя каждому прикосновению Макото к самому себе. Добавив холодной воды, унимающей моё горячее от желания тело, я попытался всё-таки удовлетворить его любопытство. Пока не убежал из этого душа.
— Эти пять лет были адом. Та школа выглядела многообещающе: бассейны, тренера, режим и даже питание — одно пребывание там заставляло чувствовать себя будущим чемпионом. Но в итоге не смотря на все тяжёлые долгие тренировки, все усилия, что я приложил, идя к цели, будучи чужим, я был лучшим. Лучшим из худших.
— Понимаю… Мне знакомо это чувство. Редко люди рождаются талантливыми. Большая часть чемпионов сделали себя сами. За их успехом столько боли, усердия, как и усилий тренера. Тебе нужно продолжать работать.
— Не вижу смысла.
Макото рассмеялся.
— Ты говоришь в точности, как мой друг. Талантливы оба, а энтузиазма и стимула никакого! Сколько бы не старался, я его так и не смог догнать… Попробую уговорить Харуку на пару заплывов с тобой.
— Не нужно…
«Что ещё за Харука? Девушка? У меня уровень девушки?»
— Я всё равно с ним поговорю.
«С ним… Значит, парень».
— Я сказал, не нужно!
Его горячая ладонь ворвалась в гипнотизирующий холод душа и буквально вырвала меня из-под него. Макото прижал моё тело к себе, регулируя температуру воды, испуганно причитая о моей скорой простуде. Я уткнулся носом в его плечо и сам окончательно вжался в его торс. Макото настолько горячий, что я чувствовал, как под его кожей циркулирует кровь.
— Рин-чан? — с дрожью окликнул Макото и попятился назад, попытавшись увеличить между нами дистанцию, чтобы заглянуть в моё лицо. — Ты весь красный…
— Кто этому виной? — От волнения голос осип и сдерживать себя всё сложнее. «Возможно, буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Если не воспользуюсь моментом сейчас — точно себе этого не прощу… Хотя бы коснуться. Запомнить это ощущение — Макото в моих руках».
Его кадык резко подскочил, задрожав в верхней точке на мгновение, и вновь опустился, прежде чем тело напряглось, став почти каменным. Макото молчал, позволяя мне даже больше, чем я ожидал, поглаживая его крепкие, рельефные руки с напряжёнными, крупными венами. Вдыхал травяной аромат его груди, наблюдая, как смуглая кожа покрывается мелкими мурашками, и ореолы тёмных, аккуратных сосков тают, сжимаясь в небольшие точки — твёрдые и манящие. Травяной запах стал сильнее, и я коснулся губами вставшего соска. Макото сжался и издал свойственный ему одному писк, тяжело сглотнув своё смущение, едва сдерживаясь, чтобы не оттолкнуть меня. И эта дрожь — я чувствовал её под своими ладонями, как и рельеф его широких плеч, тонкой талии — каждого мускула я мог коснуться, и уже ничего не могло скрыть моих чувств.
Всё моё нагое существо предоставлено ему. Я открыт, и Макото вряд ли не заметил моё возбуждение.
— Вы болеете? — вставая на колени, спросил я, но внятного ответа не последовало. Макото бубнил что-то в оправдание, скрывая своё покрасневшее лицо за ладонью. Этот запах…
Ниже пупка у Макото спускалась довольно густая дорожка волос. Общаясь в кругу пловцов, видя их бритые тела каждый день, сложно было сдержать эмоции, просто лишь касаясь этих волос. Макото в моей голове и воспоминаниях слегка неряшлив и неуклюж, но красив в своей неотёсанной мужской простоте. В реальной жизни Тачибана каждым сантиметром тела был идеален. Каков он…
— Рин… Рин! — его голос громко взывал меня, пытаясь остановить. Его пальцы с силой вцепились в мои скулы, но его лицо выглядело невероятно испуганным, словно предо мной ребёнок, и он не знает, как вести себя со взрослым человеком. Тачибана лгал самому себе, ведь горячая головка его члена уже упиралась в мой подбородок.
… в сексе? Ласков ли? Умел? Был ли до меня у него парень? Я хочу знать.
— Я вам противен?
Зелёные, потемневшие от тёмных мыслей, глаза с жалостью сощурились, и Макото отрицательно качнул головой. Он отпустил моё лицо, но вцепившиеся в плечи подрагивающие руки не позволяли сдвинуться с места.
— Вы презираете меня? За моё желание…
— Желание? — ужаснулся он, сжав пальцами плечи с большим отчаянием. Вместо ответа я лишь молчал, опустив взгляд, и Макото отпустил меня, нечаянно оттолкнув в спешке, прикрывшись.
Но я сумел его разглядеть — крупный, идеальный в своих плавных изгибах и желанный… Есть ли в этом мужчине хоть что-то, что оттолкнёт меня раз и навсегда? Если так подумать, именно эту важную часть его я искал всегда: в Японии, в Австралии и в своих воспоминаниях. Хоть что-то.
— Я не… Я… — мямлил взрослый мужчина, едва сдерживая слёзы за гранью покрасневших век. Блуждающий в страхе взгляд встретился с моими глазами, и внезапно Макото застыл, глубоко вдохнув. Даже не моргая, он произнёс: — Это неправильно.
Его слова столь уверенным тоном ошарашили больше, чем внезапная встреча неделю назад.
— Что именно неправильно? Что я тоже парень и имею чувства к вам? Нет. К тебе?! Что я искренен в своих словах, ведь ты первый, кого я полюбил, и единственный. Это всё неправильно?! — вскочив на ноги, пытался высказать свои мысли понятным языком, но голос то и дело срывался на крик. Макото вжался спиной в стену, отрицательно махая головой и пытаясь остановить меня руками. — Ты тупой?!
Макото остановился; я тоже застыл в зеркальной ему глупой позе. Радовало в этой ситуации лишь то, что от возбуждения у обоих не осталось ни следа.
— Ты меня не понял! Снова делаешь выводы не дослушав! — тоже закричал Макото, смело шагнув вперёд, расправив широкие плечи. Теперь он доминировал, а я обязан подчиниться. — Я твой тренер, а ты — мой ученик, Рин-чан!
— Бывший тренер, — скрипя зубами, поправил я его слова.
— Я старше тебя! Это не приветствуется в обществе. Я не влюбляюсь в детей!
По душевой эхом пронёсся отчаянный крик. Он принадлежал Макото, но если бы не ступор от его правды, я бы закричал гораздо отчаянней и громче.
— Я — ребёнок? — спросил я его, не поднимая глаз. Взяв руку Макото в свою ладонь, я коснулся его пальцами своего кадыка. Его ладонь, податливо и безвольно повинуясь моим движениям, заскользила вниз, чуть дёрнувшись, когда пальцы погладили член. Не детский, вполне внушительный, практически ничем не отличающийся от его. — Я похож на ребёнка?
Молчаливое и хмурое лицо Тачибана не дрогнуло.
— Ты настоящее дерьмо собачье, Макото.
Брезгливость и призрение одолели сердцем. Что я искал, то и обрёл — его изъян. И это отрицание, невосприятие чьих-то чувств, тем более моих, перечеркнуло во мне всё. До обрыва, где границей у его подножия разливалось море безразличия, оставался последний прыжок. И им был вопрос:
— Ты ведь получал все мои письма. Верно?
— Нет, — ответил он, на мгновение уведя взгляд от меня. Я отшатнулся в нерешительности от пропасти, переполняемый новой надеждой. — Хотел бы я солгать, что нет. Но у меня в столе хранятся все твои письма. Прочтённые.
Падать больно. Но когда тебя спихивают вниз против твоей воли — ещё болезненней. Невыносимо. Хуже смерти — после неё ты хотя бы ничего не чувствуешь.
Вся моя боль вылилась слезами из глаз Тачибана. Я не мог кричать, ни плакать — ничего. Но я благодарен ему за эти слёзы.
Я ушёл первым. Оставив самого никудышного взрослого одного в душе. Больше не смея обернуться, как в тот раз.
***
— Я так рад, что мы теперь в одном клубе, Мацуока-семпай.
— Да-да, не кричи только. Какой сегодня день недели?
Нитори растерялся из-за моего глупого вопроса и в недоумении обернулся к Соске, стоявшего за моей спиной.
— Вторник, — ответил Ямазаки твёрдым, уверенным голосом.
— Уже вторник?
Дни сменяли друг друга быстро. Я едва успевал считать их. Вроде и календарь перед глазами не врёт, и будние дни приходится проживать в обычном режиме, но истинный я остался в том дне. Скоро неделя…
— Не могу найти плавки, — вновь перерыв стопки одежды в шкафу, вслух выдохнул я, шлёпнув ладонью по лицу.
— Может ты их забыл, когда переезжал? — Соске нагнулся низко, тоже проглядывая вещи.
— Я что, по-твоему, совсем дебил? Как пловец может забыть свои плавки?
— Не знаю… Тогда вспоминай, где был в последний раз.
Любопытный взгляд Соске такой пронзительный, как и глаза Нитори поодаль. Ай тоже застыл, уставившись на меня с поистине детским любопытством. «Итак, где я был в последний раз в них?..»
— Да. Ты прав. Оставил их в Австралии. Куплю новые, — солгал я, боясь быть непонятым в такой ситуации. Оставить плавки в тренерской душевой… Самому противно.
— Пошли сейчас. Сегодня тренировка, а ты без амуниции.
— Микошиба-семпай, конечно, накажет, но в этом случае даст запасные. Всё же лучше, чем пропустить…
— Не переживай, Нитори. Я успею вернуться до начала тренировки.
— Времени у нас мало, так что поспешим, — не отставал от меня Соске, и мы вышли из общежития.
Сакура уже отцвела, и стало жарко, поэтому двор академии заполонили студенты в чёрных футболках. Среди всего однообразия один из них ярким пятном стоял среди шумящих молодой листвой деревьев. Он сразу привлёк моё внимание, хотя к парню многие оборачивались и шептались.
— Мацуока-семпай! Ямазаки-семпай! — с трудом догнал нас Нитори. — Я с вами!
— Ты такой надоедливый. Видать совсем скучно?
— Я и без того редко вижусь с Мацуока-семпаем.
— Ты с ним в одной комнате живёшь.
— Вы оба раздражаете, — без злобы обернулся я к ним, но парни замолчали, идя следом.
Макото стоял в тени самого высокого дерева. Лицо его было растерянным и обеспокоенным, а волосы у лба влажными прядями липли к коже. Яркая жёлтая футболка и зелёные шорты — это и есть яркое пятно в чёрных пучинах академии.
— Рин! — громко окликнул он меня, и Нитори с Соске остановились, обернувшись в его сторону. А я проигнорировал его зов и пошёл дальше.
— Ри-и-ин, — протянул моё имя Соске, и я был вынужден остановиться. — К тебе пришли.
Макото благодарно пожал руку ничего не понимающего, но очень любезного Соске и направился ко мне. Мы оба на глазах у десятка людей…
— Макото-сенсей, добрый день, — выдавил я из себя с улыбкой, и Макото так же натянуто улыбнулся, протянув мне руку его бровь задрожала, когда ладонь захрустела под действием моей сильной хватки. Хотелось сделать ему больно, но люди вокруг.
— Я несколько раз приезжал, но не застал тебя, — своим обычным тоном говорил он, поднимая сжатый в руках пакет.
— И сейчас бы не увидел, если не мои приятели, — прошептал ему я. «Хочу врезать кулаком по этому красивому лицу».
— Да-а, разумеется, — ответил он чуть тише и неуверенней, и протянул ко мне этот свёрток. — Ты забыл, поэтому я пришёл вернуть.
Я заглянул в бумажный пакет, на дне которого аккуратно сложенные лежали плавки.
— Что это? — раздался голос Соске совсем рядом, и я захлопнул бумажные края, чтобы скрыть находку от двух любопытных пар глаз. Макото тоже покраснел и попытался оправдаться:
— Там ничего особенного! Я проезжаю мимо каждый день, вот и решил завести.
— Это кепка. Когда мы столкнулись с Тачибана в прошлый раз я обронил бейсболку.
— Верно, — подхватил Макото.
— Понятно… Спасибо, что зашли к нам, но мы очень спешим, сенсей, — произнёс Соске.
— Уже не спешим.
— Но у тебя нет плавок!
— Есть. Я внезапно вспомнил, куда их положил.
— Тц, — вспылил мой друг, но поспешил прикрыть ладонью рот, чтобы успокоиться.
— Ты вступил в клуб? — Глаза Макото горели ярким огнём.
— Да. Я записался в клуб плавания… сенсей.
Макото улыбнулся. Его глаза сощурились с непередаваемым теплом и нежностью, и в сердце вновь заныло тягучей, приятной болью.
— У меня к вам пара вопросов! — воскликнул я первое, что смог придумать, и потянул за собой ошарашенного от неожиданности Макото к дальнему углу здания школы.
— Эй, Рин?!
— Я сейчас вернусь!
Макото не сопротивлялся, но нервничал не меньше, чем тогда в душе. Оглядевшись по сторонам, я убедился, что никто из студентов нас не видит, и привстал на цыпочки, чтобы поцеловать Макото. Тачибана не шелохнулся и не оттолкнул, но его брови сдвинулись, нахмурившись, что придавало мужчине жалостливый вид. Я снова коснулся его губами, и Макото неуверенно приоткрыл рот, ответив на поцелуй. Движение его языка и чересчур плотно сжатые губы — целовался он неважно, как неопытный школьник.
Оцепеневший Макото внезапно очнулся и сжал мои локти, отодвигая от себя. Тяжело сглотнув и переведя дыхание, он произнёс:
— Я не отвечал на письма, чтобы не дать тебе ложных надежд. Ты был совсем ребёнок и всюду следовал за мной, и это льстило мне, как тренеру. Но твои последние слова и то обещание…
— Помнишь?
— Помню, — кивнул он как провинившийся школьник. — И жалею, что согласился. Я был таким глупым идиотом, считая, что ты быстро забудешь обо мне, если я не буду слать писем в ответ, Рин. И спустя пару месяцев письма перестали доходить.
— А сейчас зачем пришёл? Ситуация ещё хуже, чем была пять лет назад.
— Я… плавки вернуть хотел…
— Не ври!
Я прижал Макото к стене. Не такой уж он и сильный, каким кажется.
— Увидеть тебя хотел, и объяснить всё, но ты оказался не один. Поэтому, я промолчал… Ты был прав, Рин, стоящий передо мной, — больше не ребёнок.
Макото сам поцеловал меня, нагнувшись и прижав к себе за плечи. Снова травяной запах его футболки.
Я укусил его нижнюю губу. Не сильно, но достаточно, чтобы прокусить сухую, потрескавшуюся от жары кожу. Макото дёрнулся и отстранился, зажав ладонью рот.
— Это тебе наказание, Макото, — улыбнулся я, и он тоже ответил расслабленной улыбкой. — Мне пора идти.
— В пакете записка с номером моего мобильного! — остановил Макото, ткнув пальцем в бумажный пакет, по-прежнему сжатый в моих руках. Я хотел развернуть его и найти записку, но слова Тачибана меня отвлекли: — Я договорился с Хару о заплыве.
— Сказал же, что не надо!
— И… извини, — просил прощения он, почёсывая щёку от неловкости. На прокусанной губе бордовыми бусинами собралась кровь.
Повертев в руках свёрток, я кивнул и, показав жест рукой, ответил:
— Я позвоню. Покеда!
— До встречи…
— Почему ты так долго? — встретил меня Соске, недовольно оглядев с ног до головы. — И чего такой счастливый?
— Где Ай?
— Ушёл, побоявшись опоздать на тренировку. Так о чём вы говорили?
— Спрашивал у Тачибана совет, он же квалифицированный тренер.
— Ты спрашивал совет? ТЫ? Неужели такой он уж и квалифицированный?
— Не очень. Но что-то стоящее я от него услышал.
Стоя в раздевалке, я торопливо набрал сообщение и отправил на новый номер в списке контактов. Не помню: испытывал ли я тогда страх или стеснение, но сердце трепетало.
«Обещал позвонить, но первым делом напишу. Привет».
В ответ лишь машущий смайл — большего и не надо. Его первый ответ на моё письмо.
— Снова эта улыбка на твоём лице… Что случилось? — Соске действительно выглядел взволнованным, сжав в кулаке шапочку и очки.
— Просто хочу плавать. Давно я не испытывал такого желания…
