Холодок

Трактир для проезжающих «Кот в колпаке» и впрямь оказался на диво тихим и приличным местом, расположенным на уютной зелёной улочке столицы. Похоже, что хозяева и впрямь дорожили репутацией заведения и кого попало туда не пускали. Мальчишка, который нас проводил, свистом позвал на улицу другого, то ли сына, то ли внука владельца, который тут же, бросив на нас предварительно быстрый хитрющий взгляд, стал кланяться и говорить, что трактир его дедушки – лучший в столице для тех, кто желает покоя и отдохновения после трудов. Судя по невысокому росту, общей юркости и пронырливому взгляду, пацан явно был достойным наследником сборщика платы на пароме. Мит-каль задумчиво кивнул, бросил мелкую серебряную монетку терпеливо ожидавшему его милостей первому мальчишке и велел Дин-эру распрягать лошадей. После этого мальчишка указал, где находится конюшня, и крикнул местного конюха, Антошка в образе моей служанки занялся поклажей, а мы с Мит-калем прошли внутрь. Внутри оказалось просторно и чисто. Справа находился обеденный зал со столиками, накрытыми белоснежными скатертями, за которыми обедали несколько мужчин и женщин. Именно оттуда доносились вкусные запахи и тихие голоса. Слева было что-то вроде стойки, из-за которой нам сразу же заулыбался бодрый краснолицый дедушка совершенно необъятной толщины, с окладистой седой бородкой. - Приветствую новых постояльцев моего трактира! – заявил он, улыбаясь так радостно, словно мы были его внезапно нашедшимися родственниками. – Меня зовут Киш-миш, я бессменный хозяин «Кота в колпаке» уже многие годы после смерти моего достойного батюшки. На какое время господин и госпожа желают снять комнаты, и какое количество комнат вам потребно? Мит-каль спокойно объяснил, что он целитель, прибыл в столицу по делам вместе с дочерью, её глухонемой служанкой и слугой-телохранителем. Пока он, дескать, планирует снять комнаты на двое суток, а там – как получится. Затем последовала непродолжительная торговля, а я отвлёкся. На стойку неожиданно вспрыгнул громадный полосатый котище совершенно тигровой раскраски в напяленном на голову небольшом зелёном колпачке в белый мелкий горошек. Колпачок был завязан бантиком под подбородком, и к наличию этого аксессуара животное относилось вполне философски – видимо, привыкло. Понятно, это такой местный рекламный ход, решил я, и рука сама потянулась погладить животное. - Осторожнее, госпожа! – вскрикнул трактирщик. – Пушистик страшно не любит, когда его гладят! Но я уже дотронулся до лобастой полосатой башки с хитрющими жёлтыми глазищами… и, к моему удивлению, кот повёл себя как самый обычный кот – тут же начал урчать и ластиться, а потом шлёпнулся на спину и стал ловить мягкой лапкой с втянутыми когтями мою руку. У трактирщика отвисла челюсть: - Надо же! Первый раз на моей памяти Пушистик так к кому-то ластится! Видимо, воистину доброе сердце и у госпожи, раз это даже тварь бессмысленная чует. Мне показалось, или в жёлтых глазищах мелькнула обида? Кот тут же вскочил на лапы, ещё раз потёрся башкой о мою руку, сердито прошипел что-то в сторону хозяина, спрыгнул со стойки и был таков. - Такой он… - добродушно прогудел хозяин, - харАктерный… Между тем Мит-каль с трактирщиком столковались о цене, Мит-каль отдал Киш-Мишу две серебряные монеты, в дверях появились Антошка и Дин-эр с нашей поклажей, и мы наконец-то проследовали в свои комнаты, которых оказалось две. Внук трактирщика показал нам, куда идти, спросил, стоит ли заказать ужин, получил утвердительный ответ и ненавязчиво смылся. А мы остались. Вход в комнаты был один – из коридора мы сразу же попали в маленькую переднюю с двумя дверями, маленьким столиком, зеркалом и узким высоким сундуком, на котором полагалось спать телохранителю. Комната за правой дверью явно предназначалась для дамы – нежно-розовые и кремовые тона, широкая кровать с балдахином, большой шкаф, несколько картин с цветочками на стенах, небольшой столик, зеркало и два кресла. В углу притулилась узкая кушетка – вероятно, для служанки. В общем и целом, довольно уютно. Лично я с удовольствием услышал, как Антошка, заглянувший в соседнюю дверь, тихо сказал: - Там помыться можно. Ну, мы и помылись – за дверью действительно было что-то вроде ванной комнаты, и даже вода тёплая там была. А пока мы приводили себя в порядок, нашу одежду забрали местные служанки – почистить и привести в порядок. Антошка тут же отыскал мне в шкафу чистую рубашку и что-то вроде верхнего халата, а сам облачился в короткое платье с разрезами по бокам. Я тихо поржал – в образе довольно миленькой девушки-служанки Антошка смотрелся неплохо - и тут же подумал, что жизнь в Средневековье – хоть и в магическом – неплоха для тех, кто находится на самой вершине пищевой цепочки и в непосредственной близости к ней, а если бы нас зашвырнуло в тела тягловых рабов с парома? Или слуг, которые тут носились целый день, как нахлёстанные? Или каких-нибудь селян, как в Белых Садах? Не спорю, во всём есть свои прелести, но мне такое вряд ли понравилось бы. Потом принесли ужин, и к нам присоединились Мит-каль с Дин-эром, тоже принявшие ванну. Мы отдали должное вкусно приготовленным блюдам, а когда служанки убрали пустую посуду, решили обсудить сложившуюся ситуацию. Я поинтересовался, заметил ли Мит-каль Аш-Асинов у ворот? Оказалось, заметил и этому обстоятельству очень даже не рад. - Есть три причины, по которым Аш-Асины могли так активизироваться, - заметил он. – Во-первых, они узнали о чудесном воскрешения Кин-эша и Канайи и искали именно нас. - Маловероятно, - отозвался Антошка, - они видели нас и никак не отреагировали. Мит-каль кивнул, соглашаясь, и продолжил: - Случилось нечто непредвиденное, из–за чего Верные собираются в столицу. Что-нибудь с запрещёнными заклятьями, которые они так неосторожно применили… Или… вариант третий… Они планируют захватить власть в самое ближайшее время, посадив на трон принца Кара-сура. - Интересно, - пробормотал я, - где Кай-сур? По всем прикидкам он уже должен быть в столице… Тогда почему бездействует? Орден он ненавидит… - Вот завтра на базаре и узнаем, – подытожил Мит-каль. – Базар знает всё, только все местные байки следует делить на два, а ещё лучше – на четыре. Тогда и получится истина. Однако, уже стемнело. Приближается час тушения огней, так что давайте спать. Завтра встанем пораньше и отправимся на базар, а затем отыщем дом «моего дорогого друга» Рах-мата. - Час тушения огней? – удивился я. Дин-эр тяжело вздохнул, а потом пояснил мне, как маленькому, что в столице, да и во многих других городах покрупнее действует «час тушения огней», после объявления которого все порядочные горожане гасят огни и ложатся спать. По городу без специального разрешения в ночное время перемещаться запрещено, и стража строго следит за этим. Единственное исключение делается для целителей, жрецов Солнечных Богинь, приглашённых к умирающему, и нотариусов, приглашенных по той же причине. Все прочие честные горожане должны мирно спать до рассвета, а буде кто вздумает прогуляться под местной луной – его задержит стража. Нарушителя выставят к позорному столбу и будут подвергать осмеянию. М-да… Сурово. Видно, в целях борьбы с преступностью – не иначе. Тем не менее, очень скоро с улицы раздался стук колотушки и громкий гнусавый голос: - Добрые горожане! Гасите огни! Спать! Все должны спать! Пришлось повиноваться. Мит-каль и Дин-эр отправились в соседнюю комнату, а мы с Антошкой вдвоём забрались на широченную кровать, и я наконец-то смог рассказать ему о моём странном сне. Антошка выслушал всё и тихо сказал: - Я так понимаю, ты видел того человека, который заказал покушение на твоего отца. - Да, - ответил я. – И, если верить этому сну – Валик работал на него. - Ты его узнал? – с тревогой спросил Антошка. - Нет, - ответил я. – Я не видел его лица. Хотя, что-то в нём показалось знакомым… Но не могу понять – что. И, Антош… - Да? – тут же отозвался друг. - Я боюсь за маму. Валик наверняка разыгрывал роль любящего мужа, пока я был жив. А теперь, когда мы умерли… Мама унаследует всё имущество полностью. Она только Валиком живёт и дышит… Вдруг он что-то с ней сотворит? - Ты жалеешь её? – тихо спросил друг. – Она же фактически отказалась от тебя… - Пусть так, - ответил я. – Она моя мама. А я ничем не могу ей помочь. - А может, и сможешь, - неожиданно высказался Антошка. – Солнечные Богини не зря сказали, что Талисман Времени можно использовать трижды. Если мы изменим эту реальность… а потом вернёмся и изменим нашу… Твой отец не погибнет, ты не станешь калекой, не окажешься в интернате… будешь счастлив. - И не встречу тебя? – быстро спросил я. - Это неважно, - так же быстро отозвался Антошка. – Семья важнее, понимаешь? Я молча обнял друга. Выбирать между отцом, мамой, семьёй – и тем, кто мне стал так дорог? Кого я… кажется… люблю? Нет! Не буду я выбирать! Ни за что! - Я в любом случае буду с тобой, - сказал я. – К тому же даже с Талисманом – как мы сможем вернуться? - Попросим Богинь, - быстро сказал Антошка. – Они смогут. Они будут нам обязаны. - Хорошо, - отозвался я, - попросим. Антошка в ответ потянулся к моим губам, и спустя некоторое время мы упоённо целовались, не думая ни о чём. Не хочу выбирать. Не буду. Однако наши ласки и поцелуи были внезапно прерваны скрипом двери и громким наглым мявом. Пушистик? Нашёл, блин, время. Он что, голодный? Между тем отнюдь не хилый котик вспрыгнул на кровать и стал тереться то о моё голое плечо, торчащее из-под одеяла, то о бедро Антошки. При этом он громко, прямо-таки душераздирающе урчал, жёлтые глаза мерцали в полутьме, и мне стало даже страшновато немного – таким осмысленным был кошачий взгляд. Да что ж такое-то? Между тем вредная кошатина стала тереться мордочкой о мою ладонь, пальцы нащупали узел колпачка, завязанный под подбородком, и в глазах кота появилась самая настоящая мольба: «Развяжи! Развяжи!» Вот бедняга, как ему, наверное, надоел это дурацкий колпак. Я осторожно провёл пальцами по узлу и дёрнул. Раздался характерный треск, в воздухе запахло озоном, как после грозы, кот подпрыгнул со всех четырёх лап, и, мотнув головой, стряхнул колпак. Потом он радостно мявкнул, подпрыгнул ещё раз… И тут мои глаза просто съехали к носу от удивления. Обратно на кровать приземлился отнюдь не кот, а хорошенький парнишка лет шестнадцати на вид, с волосами рыже-чёрной, «тигровой» расцветки. И, что характерно, абсолютно голый.