2. В ящике
21 октября 2014 г. в 22:45
Я видел однажды его изображение в газете, которую читала мадам Бантольд, но газета была черно-белой, а принц передо мной имел довольно натуральные цвета. На всякий случай я получше протер глаза. Принц не исчез, он читает табличку, прикрепленную к моей витрине. У него светло-русые волосы мягко обрамляющие розовые, с морозца, щеки, чуть курносый нос и совершенно не детские серьёзные глаза. Это точно он, наследник. Ну что за день сегодня?
— Здесь написано, что вы принадлежите к особой серии, — обращается он ко мне. Вы представляете, ко мне — кукле! — Как это понимать?
Мои щеки невозможно горят. Объяснять этому юному созданию что есть такое «особая серия» кажется верхом кощунства, но и не ответить нельзя, поэтому я поспешно нахожу компромиссный ответ:
— Вам следует спросить продавца об этом, Ваше Высочество.
Принц морщится и недовольно оглядывается.
— Вы заявлены, как умеющий говорить, и поэтому я спрашиваю именно вас. Кроме того, продавца я не вижу.
— Я предназначен для участия во всякого рода увеселительных мероприятиях, Ваше Высочество, — отчаянно выкручиваюсь я.
— Вас создали как шута? — переспрашивает он.
Из уст моих рвется довольно затейливое выражение, но я снова сдерживаюсь, хотя бы потому, что этот юноша вполне вежлив и пока не интересуется содержимым моих штанов.
— Что-то вроде, — туманно отвечаю я.
Принц снова осматривает меня с ног до головы и заявляет:
— Вы мне кажетесь интересным. Хотите, я вас куплю?
Нет, определенно, со мной что-то не в порядке. Принц этой страны — этой вот, где с живыми людьми творят такие ужасные вещи, спрашивает моего согласия на покупку! Да я просто крепко приложился головой о постамент, когда падал. Усмешка против воли срывается с моих губ.
— Что такое? — спрашивает молодой человек. — Вы не желаете?
— Меня ещё никто не спрашивал, хочу ли я быть купленным, — признаюсь я.
— Я спрашиваю, — невозмутимо говорит принц.
Удивлению моему нет предела.
— Но зачем? — я чувствую, что обязан задать ему этот вопрос, и его ответ поражает меня ещё больше.
— Потому что вам тут не место.
Господи, этот маленький нарядный человечек — единственный во всем мире, кто заметил простую истину. Мне. Тут. Не место. Эх, парень, твои бы глазки да моим палачам!
— Вы не похожи на куклу, — продолжает принц. — Вы не боитесь меня, но боитесь задеть мои чувства тем, что по-вашему мнению меня шокирует. Куклы не знают смущения.
— Вы действительно видите это? — мне кажется или я улыбаюсь? Впервые и по-настоящему здесь.
Звук открываемой двери. Внезапный животный страх сжимает мои внутренности, словно я сотворил что-то запретное. Перебираюсь на постамент и отворачиваюсь к окну. Надеюсь, что когда я снова повернусь, этот мальчик исчезнет вместе с моей глупой надеждой когда-нибудь выбраться отсюда.
Я слышу голоса Бантольд и какого-то мужчины.
— Так неожиданно, что Его Высочество удостоил нас своим посещением, — Бантольд даже не мурлычет, она воркует. Представляете себе воркующую ворону? Непередаваемый звук! Я и не знал, что её визгливый голос способен на такие интонации.
— Почему вы шатаетесь неизвестно где? — требовательно звучит голос наследника, и, могу поклясться, в нем — сплошной металл. — Я желаю сделать покупку.
— И-извините, Ваше Высочество, — лепечет мадам. — Позвольте помочь вам выбрать…
— Я уже выбрал, — перебивает её принц.
Чувствуя его взгляд, я оборачиваюсь. Он все ещё ждет моего ответа.
Я быстро опускаю веки в знак согласия.
— Мне нравится этот.
— Этот? — голос Бантольд подскакивает на несколько тонов выше. Немудрено. После того, что я тут творил, она ожидает, что я, как минимум, откушу Его Высочеству нос.
— Именно, — спокойно говорит принц. — Дидре, расплатитесь и распорядитесь о доставке.
Упомянутый Дидре, который вошел в магазин вместе с мадам, кланяется принцу и достает чековую книжку.
— Но Ваше Высочество, этот экземпляр был только что снят с продажи, — моя старуха сильно перетрухала, раз готова отменить такую вкусную сделку.
Принц, не растерявшись, осведомляется:
— Он не функционален?
— Нет, физически у него нет недостатков, — признает Бантольд. — Но его поведение…
— Не вызывает нареканий у меня, — обрывает её юноша. — Извольте оформить покупку, вы отнимаете мое время, а это невежливо.
Мадам пугается, менее всего желая показаться невежливой высочайшей персоне.
— Как вам будет угодно, Ваше Высочество, — почти шепчет она. — Но я убедительно прошу рассмотреть и другие экземпляры.
— В другой раз, — обворожительно улыбается принц.
— Будьте любезны пройти к кассе, — поверженная Бантольд на ватных ногах плетется к своему прилавку.
Принц украдкой подмигивает мне. А я…
Я не верю в удачу.
***
— Если ты только посмеешь выкинуть какую-нибудь штуку и опозорить мое имя! — рычит мадам, не отказывая себе напоследок в удовольствии хорошенько дернуть меня за волосы. — Тогда я приду и лично сдеру кожу с твоей наглой физиономии. Ты понял?
— Не мечтайте, — огрызаюсь я. — Для меня нет большего счастья, чем не видеть больше ваш длинный нос и слушать липкие речи, которыми вы заманиваете клиентов.
Но Бантольд не обижается. Злорадная улыбка появляется на её губах.
— А для меня не будет большего счастья, чем знать, сколько ещё неприятностей тебе доставит твой дерзкий язычок. Наслаждайся моментом, пока тебе его не укоротили.
С этими словами она берет иголку с ниткой и подносит к моему рту.
Десятки раз я наблюдал эту кошмарную процедуру, но никак не мог представить, что и мне придется через неё пройти!
Во время доставки у куклы должен быть зашит рот.
Зачем? Вы не у меня спрашивайте. Вы их спросите. Как по мне — исключительно из жестокости! Ради пущего унижения! Мало того, что к новым хозяевам ты едешь в деревянном ящике, набитом тряпочной мишурой, так тебе ещё и рот зашивают. Ты — вещь. Бесправная собственность, с которой можно делать все, что заблагорассудится.
Принц, вероятно, добрый человек, но он — житель этого мира. Думаю, ему и в голову не пришло бы просить Бантольд не делать этого. Впрочем, по сравнению с остальным, зашитый рот — это ерунда. Раны затянутся очень быстро, даже шрамов не останется. Пилюли, которые я, как и все куклы, должен буду принимать всю жизнь, быстро вернут коже прежний безупречный вид. Увесистую баночку оных мадам уже положила в мой ящик.
Игла очень толстая, а черная нить тянется через проделанное отверстие целую вечность, но я молчу. Я не позволяю себе даже стона. Слишком жирно им будет. Я — кукла гордая.
В памяти от той, старой жизни, неожиданно всплывает слово «Арлекин» и возникает образ неунывающего задиристого шута. Все верно. Я — Арлекин.
— Не скалься, — рычит Бантольд, шлепая меня слегка ладонью по губам. На ней остаются кровавые следы.
Закончив, она очищает мою кожу платком, смоченным каким-то жгучим снадобьем, накрывает меня теплым пледом и закрывает крышку ящика. Клацают металлические замки. Я никогда не лежал в гробу, но меня тут же посещает вся возможная гамма чувств, связанная с этим «прекрасным» мероприятием. По крайней мере, во второй раз будет не так страшно, пытаюсь я себя подбодрить.
Дорогу до дворца описывать не буду. Она была долгой, тряской и холодной. Ещё бы — попробуйте не замерзнуть, будучи связанным по рукам и ногам. Вдобавок дурацкий фирменный плед все время щекотал колючими ворсинами нос, после чего я уже был готов позволить зашить себе все что угодно, лишь бы мне только дали его почесать.
Но все рано или поздно заканчивается, и эта поездка тоже. Мой ящик выгружают и несут куда-то вверх по ступеням. Плед съезжает на лицо, я почти лишаюсь возможности дышать. Да уж, забавный подарок получит принц к святому празднику. Однако, мне жаль будет его так огорчить. Попробую дожить до распаковки.
А вот и мой юный покровитель. Я слышу его голос и пытаюсь мысленно цепляться за него, как за маячок, чтобы не потерять сознание от духоты и боли в затекших конечностях. Слышу я и голос Дидре. Они беседуют с принцем о праздничных мероприятиях.
Когда ожидание становится уже совсем невыносимым, я начинаю молить все добрые и злые силы ниспослать мне того, кто спасет меня от жуткой смерти в проклятом ящике (нет, я, конечно, не вспомнил, что относительно недавно был совсем не против умереть). И тут случается чудо. Как мне в этот злосчастный момент думается.
— Вы опоздали к вечерней мессе, Ваше Высочество.
Какой-то жуткий, острый как скальпель, голос врывается в мое узилище и пинком возвращает мое расквасившееся сознание на место. Интересно, сам обладатель голоса не очень пугается, слыша себя?
— Мы ездили за покупками к празднику, Ваше Преосвященство, — смело сообщает принц.
— И я вижу, вернулись не с пустыми руками… «Дом превосходных кукол мадам Бантольд» — в остром голосе слышится неодобрение, когда он читает надпись на ящике. — Вы позволите?
— Да, конечно, — с явной неохотой разрешает принц, нарочно забывая добавить «Ваше Преосвященство».
Открываются замки. Ну, у меня сегодня просто вечер чудес. Сейчас меня продемонстрируют ещё и главе Церкви (а кто бы ещё мог так разговаривать с королевской особой, если он не Верховный Отец-Инквизитор?). Но кто сказал, что все теперь будет просто и приятно?
Пока мои глаза привыкают к льющемуся отовсюду яркому свету, занимаюсь тем, что усиленно втягиваю живительный воздух носом.
— Занятно, — констатирует резкий голос священника. Колючий плед убирают с лица. Наконец-то! Преисполненный признательности, пытаюсь посмотреть на моего спасителя и понимаю, что у высших сил сегодня весьма игривое настроение. Пред моими очами предстаёт настоящий дьявол, облаченный в бордовые одежды высшего церковного иерарха.
В отличие от Его Высочества, Великий Отец-Инквизитор не имел пристрастия мелькать в газетных хрониках и правильно делал. А то люди в церковь ходить перестали бы.
В нем не было ни грамма святости, хоть режьте! Во-первых, он принадлежал к карийской народности, соответственно имел смуглую кожу и яркие оранжевые глаза, кои скорее ассоциировались с пламенной преисподней, нежели со светлым обликом святого. Во-вторых, хищное выражение лица Преосвященства наводило мысли о том, что ни у одного нечистого духа не хватило бы никакой смелости бесчинствовать на территории его епархии. И в-третьих, мышей и крыс во дворце, скорее всего, тоже не водилось.
Преосвященство довольно долго меня разглядывает, особенно его интересуют нитки на моих губах. Он даже берет меня за подбородок изящными пальцами с длинными, как у женщины, ногтями и приподнимает, желая получше все рассмотреть. Принц виновато косится на меня, но молчит, позволяя инквизитору удовлетворить свой интерес. А я не могу оторваться от жадного пронизывающего взгляда его, который, несмотря на огненное обрамление, морозит почище того дубака на улице.
— Вам следует обратить свое внимание на более благопристойные вещи, Ваше Высочество, — заключает святой отец, закончив осмотр и выпрямляясь. Вот это каланча! Без сомнения, на мессах он — самая заметная деталь церковного интерьера! — Постарайтесь более не пропускать молебны.
С этими словами он благочестиво складывает руки на груди и степенно уплывает из поля моего зрения.
Пока меня портируют в открытом, к счастью, ящике до покоев принца, из головы у меня не идет образ великого инквизитора, склонившегося надо мной. Мда… Как бы ни сложились мои отношения с принцем, с его духовным отцом мы вряд ли станем друзьями.