***
Шехзаде Баязид был совершенно раздавлен. Вот уже вторые сутки Хуриджихан-султан лежала без сознания. Лекари удивлялись, как она вообще протянула до утра. Рядом с ней неотлучно дежурили Клаха-ага и главный лекарь Юсеф-эффенди. Баязида к ней было решено не пускать: никто не желал видеть, как он себя убивает. — Юсеф-эффенди, как она? — спрашивал шехзаде, чуть ли не каждые полчаса порываясь проникнуть к любимой. — Пока без изменений. Ей пора дать лекарство, которое в скором времени выведет её из комы. — Делайте всё, что в ваших силах, только спасите её! — шехзаде Баязид был на грани. — Будьте терпеливым! Травма тяжёлая, и у нас уйдёт немало времени на то, чтобы спасти госпожу от смерти и плачевных последствий. Тем временем Клаха-ага влил лекарство в рот Хуриджихан-султан и стал ждать, когда оно начнёт действовать. Он уже не надеялся на хороший исход, но наконец султанша приоткрыла глаза. Заметив это, Клаха-ага позвал главного лекаря, а сам помчался к шехзаде Баязиду в покои. — Благие вести, шехзаде. Хуриджихан-султан пришла в себя.***
Рана-султан, вернувшись с прогулки с детьми и отправив Орхана и Османа в их покои, направлялась к себе, чтобы привести себя в порядок. Но не успела она дойти до этажа, как её окликнула Фахрие-калфа: — Рана-султан! Женщина обернулась. — Да, Фахрие-калфа! Что-то случилось? — Случилось то, что ты покусилась на жизнь Хуриджихан-султан! Эту серёжку я и Сюмбюль-ага нашли в твоих покоях! А до этого Ками-паша нашёл её на месте преступления! Так как ты это объяснишь? Рана-султан не нашлась, что ответить. В эту минуту Сюмбюль-ага отдал приказ: — Отправьте эту предательницу в Босфор! Двое крепких мужчин оттащили Рану-султан в безлюдное место, накинули ей на шею петлю и затягивали до тех пор, пока женщина не испустила дух. Её тело зашили в мешок, вынесли из дворца и бросили в море. А Фахрие-калфа пошла в покои к Хюррем-султан, чтобы доложить о том, что виновница была поймана и наказана. Тем временем хасеки уже говорила с Нурбану. Женщина умоляла её пощадить детей и её саму, но Хюррем-султан, казалось, не слышала её: — Молись, чтобы Хуриджихан-султан осталась жива! Иначе тебе придётся расплатиться жизнью! Услышав эти слова, Фахрие-калфа влетела к Хюррем-султан и выпалила: — Нурбану-султан ни в чём не виновата! Истинная виновница уже в водах Босфора! — И кто повинен в покушении на госпожу? — Рана-султан. Она во всём призналась. Хюррем-султан перевела взгляд на Нурбану и сказала: — Ты можешь идти. Нурбану спешно поклонилась и отправилась к себе. Джанфеда ждала её за дверью. — Мы спасены, Джанфеда-калфа. Потерянную серёжку нашли в покоях Раны-султан, и она расплатилась жизнью… Молодая калфа выдохнула. Только Нурбану не спешила радоваться. Странные мысли одолевали султаншу. «Рану-султан отправили в море несправедливо! Получается, что Ками-паша взял грех на душу, взявшись спасти меня и моих детей, и теперь на его руках кровь ни в чём не повинной женщины! А я… подставила пашу только так! Кто я после этого?»***
Хуриджихан-султан приоткрыла глаза, но не могла даже пошевелиться. Любое движение причиняло ей боль. Возле неё уже суетились Клаха-ага и Юсеф-эффенди. — Хвала Всевышнему, вы очнулись! — Как… больно… — Я знаю, что больно. Травма, которую вы получили, очень тяжёлая, поэтому вам лучше не шевелиться. Выпейте это, — Клаха поднёс к губам султанши травяной отвар, — боль немного отступит. Хуриджихан отпила дымящийся напиток и поморщилась: — Он же горький! Это невозможно пить! — Пейте до дна. Это поможет, вы не отравитесь. — Клаха оставил бокал в сторону, — Отдыхайте, я за вами присмотрю. Пришедший Юсеф-эффенди сообщил, что шехзаде Баязид грозится выломать двери лазарета. Зная стервозный и горячий характер шехзаде, Клаха сказал: — Впусти его, а то он за себя не отвечает. Баязид быстрым шагом вошёл в лазарет и сел около кровати любимой. Взяв её за руку, он тихо прошептал: — Моя госпожа, свет моего сердца! Кто же сотворил такое с вами? Клаха отвёл шехзаде в сторону и сказал: — Шехзаде, вы можете мне не поверить, но… Я слышал от Сюмбюля-аги, что это сделала Рана-султан, ваша фаворитка. Она была казнена несколько часов назад: её тело сейчас на дне Босфора. — Сюмбюль-ага врать не будет, — Баязид нервно сглотнул, по его лицу было видно, что он не до конца поверил в услышанное, — Что же ей двигало, когда она шла на это? — Этого я не знаю, шехзаде. С Вашего позволения я удалюсь. — Клаха поклонился и вышел. Парень не выдержал и, зайдя в покои Маны-паши, рассказал ему обо всем. Мана был в таком шоке, что ударился головой о спинку кровати. — Ничего себе! Что же сподвигло её на это? — Ой, Мана, не знаю я… — Да несправедливо её казнили, она не виновата, — встрял вошедший Ками, — Это я её оговорил. Взял грех на душу… — Но зачем? И кто на самом деле покушался на жизнь Хуриджихан-султан? — Это Нурбану-султан нанесла ей тяжёлую травму! А меня попросила спасти её и её с шехзаде Селимом детей! Ну, я и уломал Газанфера, чтобы он подкинул серёжку в покои Раны-султан… — Ты идиот? Зачем ты её послушал? Так всю жизнь её будешь прикрывать, где бы она ни накосячила? — Вы можете меня осуждать, но… Я хотел поступить иначе, но не смог. Ну блин, люблю я Нурбану-султан, чёрт возьми, люблю! Да если бы Хюмашах-султан оказалась на её месте, не сомневаюсь, что Мана сделал бы точно так же! — Сделал бы, — решительно заявил Мана, — И ещё не такое бы сделал, а похлеще! Наступила ночь. Дворец Топкапы спал спокойным, можно сказать, даже мёртвым сном, и лишь двое не могли сомкнуть глаз. Ками-паша уже сто раз пожалел о том, что ввязался в грязные интриги, оговорив невинную, а Нурбану-султан мучила совесть из-за того, что она по собственной глупости и трусости втянула пашу в эту историю, пытаясь спасти собственную шкуру. Ночь не была хорошей и для Клахи и Баязида: оба не спали и дежурили у постели Хуриджихан-султан по очереди. Шехзаде переживал смерть своей фаворитки и не мог поверить в её виновность. Клаха знал правду, но не мог открыть её: Ками взял с него клятву, что никто не должен знать о том, кто на самом деле виноват в произошедшем, и от этого становилось тяжелее вдвойне.