***
С самого утра Хюррем-султан готовилась к своему последнему ужину с родными и близкими. Фахрие-калфа приготовила её любимое зелёное платье, Эсма-хатун принесла её изумрудное кольцо, которое ей много лет назад подарил султан Сулейман, и небольшую, но роскошную диадему. В покои госпожи вошёл Клаха-ага. — Вы готовы, госпожа? — Подожди за дверью, я ещё не совсем готова, — слабо ответила хасеки. Клаха поклонился и вышел. Хюррем-султан грустно оглядела свои покои, словно прощаясь со всем, что её окружало все те годы, проведенные в этом дворце. Она выдохнула и сказала: — Я готова. Мы можем идти. Хюррем-султан вышла из своих покоев в сопровождении Клахи-аги и Фахрие-калфы и направилась в дворцовый сад. Там уже были Селим и Баязид, Хуриджихан-султан, Михримах-султан, Хюмашах и Осман, шехзаде Мурад, фаворитки Селима и Баязида Нурбану и Дефне, внучки повелителя Эсмахан, Шах и Гевхерхан. Хасеки заняла своё место рядом с повелителем. Все сидели за большим столом, разговаривали друг с другом, улыбались, как ни в чем ни бывало… Ничто не предвещало беды, как вдруг Хюррем-султан побледнела, схватилась одной рукой за грудь, как будто почувствовала что-то плохое и необратимое, а другой сжала руку султана Сулеймана. Правитель всё понял и, взяв Хюррем-султан под руку, направился во дворец. Хасеки была уже никакая и с трудом могла передвигаться. Слуги и наложницы, увидев султана, поклонились. У входа в покои повелителя Хюррем-султан уже не стояла на ногах, и Сулейман на своих руках донёс жену до кровати и велел позвать лекарей. Прошло несколько минут… — Что происходит? Почему до сих пор не явился лекарь? — султан Сулейман начал терять терпение. — Скоро должен подойти, повелитель, — поспешил успокоить его Клаха. — Иди и поторопи его! — не унимался правитель. — Как прикажете, — парень поклонился и вылетел из покоев повелителя. Клаха мчался по коридору, вытирая слёзы. Он хотел во что бы то ни стало найти врача, чтобы тот хотя бы на несколько часов продлил жизнь госпожи. Пробегая мимо того крыла, где располагался гарем, парень увидел Ками и Ману, оживленно болтающих друг с другом. «Наверняка своих жён обсуждают, пока повелитель плачет от горя, а Хюррем-султан тает на глазах!» — подумал Клаха и подошёл к ним. Завидев его, оба паши прервали разговор. — Что с тобой, Клаха? — спросил Мана-паша. Было видно, что он не догадывался, что происходит. — На тебе лица нет! — Глупо спрашивать, когда во дворце настроение у всех и так паршивое! — резко осадил друга Ками-паша. Его рассердили слова Маны, в которых сквозила нотка бестактности. — Как себя чувствует Хюррем-султан? — Она… она умирает, — всхлипывая, ответил Клаха, — Она уже… не в состоянии была дойти до покоев повелителя сама… И лекаря, как назло, нигде нет… — Хюррем-султан… ещё жива? — Жива, но совсем плоха, ей осталось буквально несколько минут… Оба паши бросились к покоям повелителя. Стражник сказал, что султан хочет провести с хасеки последние мгновения, и парням ничего не оставалось, как подчиниться и ждать снаружи.***
Султан Сулейман смотрел на неподвижно лежащую жену и едва сдерживал подступающие слёзы. Он понимал, что это последние минуты её жизни, и ничего не мог сделать. Наконец Хюррем-султан повернула голову и слабым, хриплым голосом проговорила: — Сулейман… Я ухожу… — Хюррем, не оставляй меня… — султан уже не скрывал эмоций. — Много лет назад ты написал мне стихотворение. Прочитай его для меня в последний раз… Султан начал читать, ибо последняя просьба жены для него была святым делом. И вдруг Хюррем-султан хрипло, со стоном вздохнула и отвернулась. В этот момент во дворце и дворцовом саду всё замерло. Гюльфем-хатун стало не по себе: она поняла, что ничего уже нельзя изменить. Горло Маны-паши перехватило спазмом, и он не мог выговорить ни слова. Сердце Ками-паши сковало болью. Из глаз Михримах-султан градом хлынули слёзы. Над Стамбулом и его окрестностями нависли грозовые тучи: даже природа чувствовала неладное. Тем временем султан Сулейман завершил чтение любимого стиха хасеки. А Хюррем-султан снова обернулась лицом к мужу, тихо вздохнула, и её глаза закрылись. — Хюррем… — позвал её повелитель, но она не отзывалась, — Хюррем! Правитель заключил тело жены в объятия и разрыдался. Хасеки Хюррем-султан не стало.