***
Картина, открывшаяся глазам Хидэ-бея и Михримах-султан, была шокирующей и неприятной. Под дверями своих покоев метался и бился в истерике Мана-паша. Рядом с ним были Ками-паша и Клаха-ага и пытались успокоить, но адмирал был безутешен. — Мана, дорогой, приди в себя! — Ками-паша пытался привести друга в чувство, — Всё в порядке будет, не переживай. Другу не веришь, что ли? Мана продолжал рыдать. — Мана, не плачь, мы рядом, — вступил Клаха, — Иди отдохни, ты не спишь нормально уже несколько ночей… К плачущему адмиралу подошла Михримах-султан: — Мана-паша, что случилось? Почему вы плачете? Из-за слёз адмирал не мог выговорить ни единого слова. Хидэ-бей подошёл к нему и обнял за плечи. — Да кто-нибудь уже расскажет, что тут происходит и почему Мана-паша плачет?! — не выдержала Михримах-султан. — Госпожа, — Ками вышел вперёд, решив рассказать всё как есть, — Сегодня Мана-паша проснулся среди ночи от крика Хюмашах-султан. У неё, как оказалось, отошли воды… Мы здесь уже несколько часов ждём… — Как — отошли воды? А разве срок уже подошёл? — В том-то и дело, что ей ещё рано! — сквозь слёзы ответил Мана-паша, — Я сам не знаю, что спровоцировало преждевременные роды… — паша заплакал ещё сильнее. — Мы все переживаем… Мана-паша несколько раз порывался зайти в покои, но мы с Клахой-агой его удерживаем… Михримах-султан побледнела и схватилась за сердце. Хидэ-бей еле успел подхватить её. Предчувствие не обмануло луноликую госпожу: действительно, произошло неладное и её внук мог родиться слабым, больным или мёртвым, а дочь могла умереть. Немного придя в себя, Михримах подошла к дверям покоев Маны-паши и Хюмашах-султан и обратилась к стоящим около них слугам: — Впустите меня! — Госпожа, Мелек-хатун велела никого не впускать… — Ты кто такой, чтобы перечить госпоже? — не выдержал Ками-паша, и слуга повиновался. Из-за приоткрытой двери послышалось: — Ааааай! Мана! Мана, где ты?!.. — Не зовите его, Хюмашах-султан! Где это видано, чтобы мужчины присутствовали при родах?.. А вам, госпожа, лучше выйти! — Да кто ты такая, чтобы мне указывать? — Мама… Выйдите, прошу вас… Отказать дочери Михримах-султан не смогла, и ей пришлось выйти. Женщина с сочувствием посмотрела на Ману-пашу. Его глаза были красные и опухшие, и под ними пролегли тёмные круги. Хидэ-бей не мог спокойно на него смотреть и закричал: — Сюмбюль-ага! Пойди на дворцовую кухню и скажи, чтобы для Маны-паши приготовили успокаивающий отвар! Иначе он доведёт себя! Ах да, чуть не забыл! И сделайте для Михримах-султан травяной сбор от болей в сердце! — Как прикажете, Хидэ-бей, — Сюмбюль удалился. Хидэ, Ками и Клаха отвели Ману в покои, когда-то принадлежащие Хюррем-султан, и остались с ним. Смотреть на перекошенное от страха и опухшее от слёз лицо друга им было больно. — Не терзай себя… Верь в лучшее! Твой ребёнок родится крепким и здоровым, и пойдёт весь в тебя! — Я… я просто боюсь, что Хюмашах будет плохо… что она умрёт… — Не думай о плохом… не бойся, ты не один, мы с тобой… Михримах-султан не находила себе места и металась из одного конца коридора в другой. На звук шагов из своих покоев вышла Эсмахан-султан, дочь Шах-Хубан-султан, сестры повелителя. — Что с тобой, Михримах? Я же вижу, что у тебя душа болит… — Я беспокоюсь за жизнь своей дочери, Эсмахан. Не знаю, что со мной будет, если эти роды закончатся для неё плохо… А если мой внук родится слабым или больным? Бедный Мана-паша… — Но… Подожди! Шехзаде Баязид также родился раньше срока! Но он абсолютно здоровый был, и на здоровье Хюррем-султан это никак не отразилось… — Эсмахан, это не тот случай. Хюмашах слишком хрупкая, она может и не пережить… — слеза сорвалась с ресниц Михримах и покатилась по щеке. — Будем надеяться на лучшее, — Эсмахан ушла. Вскоре в коридоре появился Сюмбюль-ага с отваром для сердца. Михримах-султан не хотела его пить, сказав, что ей лучше, но Сюмбюль настоял, и султанша сдалась и выпила горячий напиток. Вскоре к ней подошёл шехзаде Баязид. — Михримах! Сестричка! Правду ли сказал Хидэ-бей? — Да, Баязид… Хюмашах может умереть, а мой внук может родиться слабым… — О, Аллах! Как же жаль Ману-пашу: он и так в последние несколько ночей потерял нормальный сон, а теперь ещё… Баязид вынужден был прерваться, так как из покоев Хюмашах-султан и Маны-паши вышла Мелек-хатун и сообщила: — Слава Аллаху, Хюмашах-султан родила двойню: мальчика и девочку! Оба родились здоровыми, хоть и раньше срока! Хюмашах-султан очень слаба и сейчас без сознания: роды были очень тяжёлыми, и она потеряла много сил. Новость стала для Михримах-султан сюрпризом. Она побежала к повелителю, чтобы сообщить ему о рождении правнуков. — Локман-ага, сообщи повелителю о моём приходе. — Слушаюсь, госпожа. Спустя мгновение Михримах-султан предстала перед повелителем. Султан Сулейман был рад видеть дочь в хорошем настроении. — Михримах, дитя моё! Ты вся светишься! — Повелитель, у меня прекрасные новости! Хюмашах-султан родила… пусть и раньше срока, но всё, слава Аллаху, в порядке! — Это замечательно! — Это ещё не всё! Родилась двойня: мальчик и девочка! — Скажи, чтобы по такому случаю в гареме устроили праздник!***
Мана-паша по-прежнему не находил себе места. Страх и тревога за жену и ребёнка не давали ему покоя. Он порывался ворваться в покои снова, но Ками-паша осадил его: — Не делай глупостей, Мана! Подожди немного: роды закончатся, и тебе покажут твоего ребёнка! — И не беспокойся так! — вмешался Хидэ, — С Хюмашах-султан всё будет хорошо, инь-ша-Аллах! — Аминь. Вскоре на пороге появилась Фахрие-калфа и сообщила: — Поздравляю Вас, Мана-паша! Хюмашах-султан благополучно родила! — О, великий Аллах, слава Тебе! — облегчённо выдохнул Мана. — Я не договорила, паша. Хюмашах-султан родила двойню: мальчика и девочку. Окрыленный Мана-паша влетел в покои к Хюмашах-султан, но Мелек-хатун сказала: — Госпожа очень слаба, паша. Роды были тяжёлыми, она потеряла много сил и сейчас без сознания… Дети здоровы, — Мелек дала адмиралу в руки два пищащих свертка. Мана-паша обнял их и улыбнулся, а на глазах его проступили слёзы счастья.