***
Шло время, и султан Сулейман стал заметно сдавать. Его снова замучила подагра, по ночам преследовал жар, а каждый шаг давался ему с трудом. Он всё больше хотел встретиться со своей любимой Хюррем-султан: рождение правнуков и свадьба дочери лишь ненадолго принесли ему счастье. Однажды он в сопровождении Гюльфем-хатун пошёл в мечеть, чтобы навестить могилу жены. Слёзы душили его, и повелитель, наконец, упал на земляной холм, поросший цветами, и тихо произнёс: — Моя Хюррем… Я так хочу снова увидеть тебя! Снова быть с тобой… — Повелитель, может, нам лучше вернуться во дворец? — Гюльфем не могла видеть султана таким. — Ты можешь идти, Гюльфем-хатун. Я пока останусь здесь. Делать нечего. Гюльфем-хатун вернулась во дворец. По дороге она прокручивала в голове те годы, что провела в Топкапы: как попала в гарем к султану Сулейману, как родила от него ребёнка, но потеряла его, как жила всё это время без радости и внимания повелителя, который после появления в гареме Хюррем-султан никого больше не замечал, даже свою прежнюю жену Махидевран. Гюльфем стало обидно, и её охватило чувство глубокой ненависти к султану, который сделал её несчастной на долгие годы. Она решила отомстить повелителю и, по пути купив на базаре нож, стала дожидаться ночи, чтобы исполнить свой план. Ночью султана Сулеймана снова замучил сильный жар, к которому присоединились и боли в ногах — последствия подагры. Он не мог нормально спать уже давно, с тех пор, когда в одном из походов отдал приказ о казни шехзаде Мустафы, своего старшего сына, а спустя какое-то время потерял и младшего, Джихангира, который мало того что имел физический недостаток — был горбатым от рождения — но и не смог пережить потерю брата. Кошмары с тех пор не давали повелителю покоя. Гюльфем-хатун, сжимая нож под полой платья, тихо направлялась в покои повелителя. Она была полна решимости и надеялась, что со смертью султана Сулеймана закончатся и её страдания. Но она и не подозревала о том, что во дворце бессонница была не у неё одной. Пройдя мимо уснувших стражников и Локмана-аги, Гюльфем проникла в покои повелителя и остановилась у его постели. Султан спал беспокойным сном: ему снились те, кого он любил, но собственными руками отправил на тот свет. — Не спится, да? — начала Гюльфем-хатун, — Я и не удивлена. Ведь… Если бы у вас была хотя бы капля милосердия и сострадания, вы бы не стали убивать всех, кого любили… Не заставили бы меня страдать все эти годы… А тем временем страдающие от бессонницы Ками-паша и Хидэ-бей вышли из покоев Маны-паши, где и провели полдня, отмечая отцовство друга, и уже хотели было расходиться каждый в свою сторону, как вдруг Хидэ схватился за стену, чтобы не упасть. — Ойй… что-то сердце у меня не на месте… — Блин, Матсумото, хоть ты не пугай! — С повелителем что-то не так… Это точно… Я сегодня видел, как Гюльфем-хатун вернулась во дворец, пряча что-то под полой платья. — Уж не думаешь ли ты, что она собралась… — Именно. Ей надо помешать, иначе поздно будет… если мы уже не опоздали… — Скорее к султану!***
Гюльфем-хатун продолжала свою «тронную» речь, пока повелитель ерзал по кровати от непрекращающихся болей. Ей было всё равно: она горела желанием довести начатое дело до конца. — Но рано или поздно каждый платит по счетам, — Гюльфем-хатун достала нож и приблизилась к султану, — Настал и ваш черёд платить… — она занесла нож над грудью султана и уже хотела нанести удар, как вдруг… Дверь покоев султана открылась, и уже через считанные минуты Гюльфем вступила в отчаянную схватку с двумя мужчинами. Хидэ-бей схватил её за руку, но Гюльфем вывернулась и хотела завершить свой план, но Ками-паша не дал ей этого сделать. Паша попытался выхватить нож у неё из рук, но получил ранение в плечо. — Не лезьте не в свои дела, Ками-паша! — прошипела Гюльфем-хатун, — Иначе вы уйдёте первым… Услышав эти слова, Хидэ-бей пришёл в ярость. Он подскочил к Гюльфем и сказал: — Я не советовал бы разбрасываться такими словами, Гюльфем-хатун! Ведь… Если бейлербей Румелии умрёт от ваших рук, то повелитель следом отправит и вас! — Угрожаете, Хидэ-бей? Тогда… Сначала я довершу дело и этот тиран предстанет перед Аллахом, а потом покончу с вами обоими, ибо свидетели мне здесь не нужны! А нож подброшу в покои Маны-паши, чтобы все подумали на него… Не в силах слушать едкие слова Гюльфем-хатун в сторону повелителя, Хидэ и Маны, Ками-паша вскочил, превозмогая боль в руке, и в два шага оказался подле Гюльфем. — Как же вас жаль, Гюльфем-хатун! Вы обезумели от собственных несчастий и желаете отомстить… Но что вам сделал Мана-паша, раз вы хотите его так подставить? — Просто в этом дворце счастливы все! Все, кроме меня! Мана-паша и Хюмашах-султан счастливы! Михримах-султан счастлива! Повелитель счастлив от того, что счастье есть у каждого из вас! — Я не дам вам убить повелителя! Побойтесь Аллаха, вам же перед ним за содеянное отвечать! — Прочь с дороги, Ками-паша! Иначе вам конец! — решив избавиться от ненужного свидетеля, Гюльфем-хатун нацелила нож в сердце паши. Хидэ-бей, увидев это, решил, что сначала нужно спасти пашу. Он подлетел к Гюльфем-хатун, развернул её к себе и, схватив её руку, в которой был нож, направил удар прямо ей в сердце. Гюльфем-хатун хрипло вздохнула и упала замертво. Немного отдышавшись и придя в себя, Ками и Хидэ подошли к постели султана Сулеймана. — Хвала Аллаху, повелитель жив! — Скорее позови лекаря, у него жар! Но в покои повелителя уже ворвалась Михримах-султан в сопровождении Клахи-аги и Юсефа-эффенди. Увидев мёртвое тело Гюльфем-хатун и раненого Ками-пашу, луноликая госпожа пришла в ужас. — Что здесь произошло? — Госпожа, повелителя пытались убить сегодня ночью… Но мы этому помешали. — начал Хидэ-бей. — А почему паша ранен? — Гюльфем-хатун хотела сначала убить повелителя. Ками-паша попытался отобрать у неё нож, но она ранила его в руку. И ещё пригрозила, что после того, как убьёт повелителя, убьёт и нас обоих, как ненужных свидетелей. — А также она хотела подбросить нож в покои Маны-паши, чтобы все подумали, что повелителя, а заодно и нас, убил он! — вступил Ками-паша, — Потом Гюльфем-хатун попыталась убить меня, но не успела. Хидэ-бей спас меня, прикрыв своим телом, а потом… Гюльфем-хатун покончила с собой. Слава Аллаху, Хидэ-бей и повелитель не пострадали. Михримах-султан была в ужасе. Такого от обычно тихой и скромной Гюльфем она не ожидала. Она не могла без слёз смотреть на перевязанную руку бейлербея Румелии: его рана была своего рода напоминанием об этом страшном происшествии. Здоровье отца волновало её не меньше: жар у повелителя немного спал, боли в ногах уменьшились, но кошмары всё так же преследовали его. Вскоре все разошлись по своим покоям. Хидэ-бей спал как убитый, и только Михримах-султан не могла уснуть. «Гюльфем-хатун безмерно жаль, да простит ей Аллах все её прегрешения!» — думала госпожа, — «Несчастная, обезумевшая женщина, давным-давно потерявшая сына, а вместе с ним — и любовь нашего повелителя… Она всю жизнь прожила в несчастьях и горе и завидовала счастью других! Эта зависть и жажда мести её и сгубили».