Султанские пленники, или Необыкновенные приключения японцев в Стамбуле

Миянсер шла по тёмному коридору, сжимая нож под полой платья. Ей было страшно: она ещё ни разу в жизни не брала на душу такой страшный грех. Но в то же время желание вернуть любовь Мурада овладевало каждой клеткой её тела. Каким-то известным только ей одной образом напоив стражу, девушка пробралась в темницу. Увидев заснувшую Сафие, Миянсер вдруг стало жаль её, но в голове постоянно вертелись слова Ками-паши: «У тебя есть шанс вернуть расположение шехзаде. Ты можешь избавиться от неё сегодня ночью.» Миянсер тряхнула головой, достала нож из-под полы платья и по самую рукоять вонзила его в сердце соперницы. Убедившись, что Сафие мертва, Миянсер вытащила из её тела окровавленный нож, убрала его под полу платья и убежала. Как быть с ножом — выбросить или вымыть и отнести на дворцовую кухню — она не знала и побежала в покои госпожи. — Госпожа, простите, что побеспокоила вас… — Ничего страшного, Миянсер, проходи. Что стряслось? Ты вся дрожишь! — Я выполнила приказ… убила Сафие… Но что делать с ножом — я не знаю, ведь все подумают на меня… — Насчёт этого можешь не переживать, — в дверях появился Ками, — В гареме шехзаде Селима есть одна наложница, Мелисе-хатун, с которой он часто развлекается. Нурбану-султан страшно ненавидит её. Нож подбрось ей в покои. А от тела Сафие нужно избавиться как можно скорее… Газанфер-ага! Привратник вошёл в покои и поклонился. — Паша, я вас слушаю. — Немедленно иди в темницу, вынеси тело Сафие и сбрось в море. Сделай это так, чтобы никто ничего не увидел. Всё понял? — Да, паша, я всё понял. В гареме уже давно все спят, никто и не заметит… — Всё, иди. Нурбану-султан выдохнула с облегчением: наконец-то она избавилась от одной ненавистной наложницы и вскоре избавится от другой. А на следующий день к ней в покои вбежал взволнованный Мурад. — Мама, я позвал к себе Сафие-хатун, но она не пришла. Я беспокоюсь. Вы же… ничего ей не сделали? — Сынок, — притворно улыбнулась султанша, — У нас с Сафие, конечно, были ссоры, и её даже бросили в темницу, но клянусь Аллахом, я бы не стала от тебя ничего скрывать! Двери в покои Нурбану-султан открылись, и на пороге появились Ками-паша и главный сокольничий Махмуд-ага. Они держали под обе руки Мелисе-хатун. Та вырывалась, но возможности сбежать ей не давали. — Госпожа! Шехзаде! — начал паша, — В покоях Мелисе нашли нож, весь в крови… — Паша, вы, наверное, знаете, что Сафие пропала? — перебил Мурад, — Я за неё беспокоюсь… — Шехзаде, я не желаю вас расстраивать, но… Вполне возможно, что её уже нет в живых. И эта кровь на ноже — её. — Я не убивала её! Шехзаде, поверьте! — кричала Мелисе, но Махмуд-ага заставил её замолчать: — Тебя видел Ками-паша, когда ты шла по тому коридору, где находится темница. Тебя видел и Газанфер-ага, когда ты выходила оттуда! На несколько секунд в покоях воцарилась тишина, но её нарушил голос Газанфера-аги: — Дорогу! Шехзаде Селим Хазретлери! Селим вошёл в покои, кипя от злости, и, увидев опущенную голову сына, спросил: — Что здесь происходит? — Отец! Мелисе-хатун убила мою Сафие! — Это правда? — Селим сурово посмотрел на Мелисе. Наложница от слёз и слова не могла вымолвить. — Я свидетель! Мелисе-хатун направлялась ночью в темницу, сжимая что-то под платьем. Я так подозреваю, что именно это! — Ками взял окровавленный нож из рук Газанфера-аги и передал его шехзаде. — А я видел, как она выходила оттуда и как при этом у неё бегали глаза! — без зазрения совести подпевал паше Газанфер-ага. — Немедленно отрубите этой негодяйке голову и сбросьте в море! — приказал шехзаде Селим. — Я клянусь Аллахом, что не делала этого! Шехзаде, поверьте! Меня оклеветали… — но её никто не стал слушать. Миянсер сидела на этаже фавориток и тихо плакала, уткнувшись лицом в колени. Ей было ужасно стыдно, ведь по её вине погибли две ни в чём не повинные женщины. К ней подошёл Газанфер-ага: — Миянсер-хатун, собирайся. Сегодня ты пойдёшь к шехзаде Мураду, он желает видеть тебя. Плохое настроение как рукой сняло. Миянсер была рада, что ей, наконец, удастся вернуть внимание шехзаде, а угрызения совести перестали её мучить.

***

Михримах-султан и Хидэ-бей были несказанно рады новости, которую сообщил им лекарь. Луноликая сразу же предалась размышлениям. — Я бы хотела, чтобы наш ребёнок был похож на тебя! — И самое главное — чтобы рос счастливым! В это время в дверь постучали, и Матсумото, чтобы не волновать Михримах, вышел из покоев и спросил: — Что такое, Гюльбахар? На тебе нет лица! — Хидэ-бей, вам письмо из Манисы, — служанка отдала мужчине свёрток. Развернув его, Хидэ прочитал письмо и побелел как полотно. Гюльбахар заметила это и спросила: — Хидэ-бей, вам плохо? — Шехзаде Мурад пишет, что его наложницу, подаренную ему мной и нашей госпожой, убила Мелисе-хатун из гарема шехзаде Селима. О, Аллах, пошли терпения и сил шехзаде Мураду! — Аминь. — Гюльбахар-хатун! Об этом письме — ни слова Михримах-султан! Я не хочу её лишний раз волновать! — Что вы, Хидэ-бей?! Я не скажу ей… — Можешь идти. И скажи на дворцовой кухне, чтобы для Михримах-султан приготовили блюда из перепелов! А письмо предай огню, — Матсумото свернул пергамент и отдал его Гюльбахар. — Как прикажете. Хидэ вернулся в покои к Михримах-султан. Луноликая улыбнулась. — Кто это был? — Гюльбахар спрашивала, не желаете ли вы чего-нибудь… Я приказал приготовить блюда из перепелов. — Прекрасно! Хидэ откинулся на спинку кровати и задумался. «Я нисколько не сомневаюсь, что это Нурбану-султан подговорила Мелисе-хатун убить Сафие!» — думал бей, — «Она её с самого начала невзлюбила, а Мелисе-хатун решила подставить из-за того, что ненавидела и её! И за что только Ками влюбился в неё, хоть и женат на её дочери? Она его точно околдовала: недаром её венецианской ведьмой прозвали!» Матсумото никогда не уважал Нурбану-султан, и происшествие с Сафие только усилило его неприязнь.