Султанские пленники, или Необыкновенные приключения японцев в Стамбуле

В последнее время султан Сулейман всё чаще жаловался на боли в ногах и в сердце. Он чувствовал, что срок его пребывания в этом мире истекает, и поэтому объявил о военном походе. Перед началом военных действий и отбытием из дворца он собрал своих детей, зятьев и внуков и сказал: — Я жив только благодаря вашим молитвам. Вернусь с очередной победой. — он подошёл к дочери и поцеловал её, — Не грусти, не хмурь своё красивое лицо. Хидэ-бей, — он перевёл взгляд на зятя, — Береги госпожу и маленького Сулеймана! — Можете не беспокоиться, государь, с них ни один волос не упадёт! Султан подошёл к стоящим поодаль шехзаде Селиму и шехзаде Мураду: — Пора отправляться в путь. Я должен увидеть эту победу! А вы возвращайтесь в Манису. После того, как султан, паши и шехзаде покинули дворец, Михримах-султан вышла во дворцовый сад вместе с мужем и сыном. На её лице отразилась глубокая печаль. — Я столько раз встречала своего отца с походов! Столько раз радовалась его победам!.. В этот раз он не вернётся… — Мы бессильны перед волей Аллаха, Михримах. Нужно молиться, чтобы повелитель увидел свою последнюю победу… И он её увидит, инь-ша-Аллах. — Аминь. Вдруг луноликая заметила, что к ним приближается чья-то тень. Это была немолодая седая женщина в чёрном платке и закрытом чёрном платье. На её лице были заметные морщины, а в погасшем взгляде отражались боль, скорбь и безысходная тоска. Хидэ-бей и Михримах-султан переглянулись. — Махидевран-султан? — произнесли они в один голос. — От госпожи не осталось и следа, — как эхо отозвалась женщина, подойдя ближе, — Видите, что со мной сделало время? И время, и обстоятельства. Тоска и скорбь отразились и на твоём лице, Михримах. — Это верно. Я потеряла почти всех, кого любила: маму, братьев… — Но, конечно, ты больше всего сожалеешь о том, что ушёл Баязид… — Да… — согласилась Михримах-султан. — Султан Сулейман отобрал у меня всё! Сына, внуков… Веру в любовь и, наконец, надежду на счастливую жизнь… Оскорблений в сторону повелителя Михримах долго терпеть не могла. Она повернулась к мужу и сказала: — Я больше не могу это слушать! Хидэ, сделай что-нибудь! — Махидевран-султан, вам лучше уйти, — спокойно произнёс бей. Махидевран ушла, а луноликая упала на землю, захлебываясь слезами. Маленький Сулейман начал капризничать у отца на руках: он чувствовал беспокойство мамы. — Михримах, встань с земли и успокойся. — И как у неё хватило наглости сюда прийти? После всего того, что она сделала маме и наговорила на отца! — Прости её. Она просто глубоко несчастна, уже не в здравом уме и не ведает, что говорит. Вернёмся обратно в Эдирне? — Да, это будет лучше всего… Сюмбюль-ага! Прежде расторопный евнух медленно подошёл к луноликой. — Да, госпожа? — Распорядись, чтобы приготовили карету. Мы возвращаемся в Эдирне.

***

Поход шёл своим чередом: персы атаковали в самых неподходящих местах и, как правило, в самый неподходящий момент. Мана-паша был ранен в плечо, но смог продолжить сражение в море. Повелитель наблюдал за боевыми действиями из своего шатра, но в какой-то момент схватился за сердце, сделал несколько шагов и упал. — Повелитель! — в шатёр влетел бледный, как мел, Ками-паша и, увидев султана без сознания, начал трясти его, пытаясь привести в чувство, — О, Аллах, спаси нас и убереги! Повелитель, вы слышите меня?! В шатёр зашёл бейлербей Анатолии Соколлу Мехмет-паша, чтобы доложить о разгроме персидского отряда лучников. Но, увидев повелителя на грани жизни и смерти, застыл, как вкопанный. — Ну чего ты застыл, Мехмет-паша? — взревел Ками-паша, — Скорее зови лекаря: повелитель умирает! Соколлу встрепенулся и помчался за лекарем. Султан Сулейман медленно умирал, не желая приходить в сознание. Он уже прощался со своими верными подданными, которые служили ему верой и правдой долгие годы. Выйдя из шатра, он пошёл по длинной дороге, к солнцу. Путь его был долгим и непростым, но вдруг султан увидел странную тень, напоминающую диван, и силуэт человека, сидящего на нём. Он подошёл вплотную и узнал в сидящем своего отца, покойного султана Селим-хана. Тот посмотрел на него грозным взглядом, каким смотрел на всех при жизни, и жестом приказал встать рядом. … — Мы не успели… Он ещё жив?.. — Соколлу, ты что, не видишь? Он умирает! — Тихо! Повелитель очень плох: ему осталось буквально несколько минут… Султан Сулейман продолжал стоять рядом с отцом и смотреть на заходящее солнце. Наконец султан Селим-хан встал и пошёл в сторону солнца, поманив сына за собой. — Повелитель отправился в мир иной. Да упокоит Аллах его душу. — Аминь. В шатре у тела султана Сулейман-хана собрались все паши и янычары и начали молиться за упокой его души. А во дворце в Манисе шехзаде Селим не находил себе места. Мурад и Нурбану пытались усмирить его, но у них не получалось: беспокойство за отца было сильнее всего. В покои шехзаде зашёл Газанфер-ага и сказал: — Шехзаде! Госпожа! — Газанфер-ага, у тебя что-то срочное? — Шехзаде, вам письмо от Ками-паши, — привратник передал Селиму свёрток. Шехзаде развернул его и начал читать. «Мой повелитель султан Селим-хан! С прискорбием сообщаю, что ваш дражайший отец султан Сулейман-хан Хазретлери отправился в иной мир. И теперь бразды правления перешли в ваши руки. Я клянусь служить вам верой и правдой, как служил султану Сулейман-хану! Ваш покорный слуга Ками-паша.» В тот же день янычары присягнули на верность новому султану. Османская империя вступила в новую эпоху. Новость о приходе к власти султана Селима II быстро разлетелась по всей империи. В момент смерти султана Сулеймана Михримах-султан находилась в своём дворце. Ей было тоскливо: она чувствовала, что грядут перемены, но радоваться им или нет — не знала. Из раздумий её вырвал звук открывшейся двери. В покои луноликой вошёл Хидэ-бей с красными от слёз глазами. — Госпожа… — всхлипнул он, — Мана-паша только что прислал письмо… Султан Сулейман-хан покинул этот мир… Янычары уже присягнули на верность новому султану. Михримах-султан медленно вышла из покоев. Дойдя до выхода, она едва не упала в обморок. Гюльбахар-хатун и Клаха-ага еле успели подхватить её. Хидэ не на шутку заволновался и закричал: — Клаха, скорее беги за лекарем! Гюльбахар, принеси воды! Госпоже плохо! Клаха вылетел из покоев и побежал за водой на дворцовую кухню, в то время как Гюльбахар побежала в лазарет. Но вдруг вокруг него появилось странное свечение, и его начало засасывать всё глубже и глубже. Парень не мог сделать и шага: было больно и тяжело. С Хидэ, Ками и Маной происходило то же самое.