Драбблы по Haikyuu!!

Хината сам придумывает сесть Ушиваке на колени, дурея от наглости. Приходится пошире расставить ноги, потому что бёдра у Ушиваки… ух, всем бёдрам бёдра. Хината сначала садится, потом привстаёт в нетерпении, когда они начинают целоваться; закидывает руки за шею и, трогая губами губы, елозит ладонями по плечам. Целоваться с Ушивакой — здорово. Ушивака неторопливый, а Хинате вот хочется побыстрее и пожарче, и пока Ушивака изучает его на вкус, Хината исцеловывает ему все губы и даже трогает их языком. С языком очень стеснительно. Вздрагивать от того, как Ушивака ласкает бёдра, не стыдно, клевать поцелуями шею — тоже, обниматься лёжа — пф-ф. Даже гладить Ушиваку по животу, отчего тот замирает, будто всем телом сосредотачивается на его ладони под футболкой. Даже это уже не стыдно. А вот стоит Ушиваке прикоснуться языком к его губам, стоит вскользь пройтись по его языку своим, как Хината разгорается до корней волос и выворачивается. Это не противно, это… слишком. И хоть Хинате и любопытно, с языком у них пока не складывается. Ушивака кладёт ладонь между лопаток. Эта точка опоры развязывает Хинате руки — держаться за плечи больше не нужно, — поэтому он может вдоволь нагладиться Ушивакиной груди. Тот вздыхает, когда Хината давит на грудные мышцы и мнёт, кладёт свою вторую ладонь на бедро, а большой палец — на шов в паху. Хината вскидывается — выпрямляет спину, делает вдох, привстаёт, — но ладони держат крепко. Палец скользит вдоль шва, поглаживая. Шорты такие свободные. Ткань такая тонкая. Хината зажмуривается. — Неприятно? — спрашивает Ушивака. Хината отчаянно мотает головой. Приятно, ещё как. Вот только неловко, что он так стремительно возбуждается, а Ушивака кажется спокойным. Вывести бы его из этого равновесия. Хината задирает на нём футболку и водит уже по голой груди, а другой рукой скользит вниз. В ещё одном приступе смелости он перестаёт гладить костяшками живот и ныряет ещё ниже, глядя на Ушиваку с вызовом. Ушивака часто моргает, щёки у него горят, рот приоткрыт. В ладони Хинаты — напряжённый член. И как он мог подумать, что Ушивака не возбуждён? Хината подаётся за поцелуем. Не очень понятно, что лучше сделать с членом, который по-прежнему под одеждой, поэтому он складывает ладонь лодочкой и гладит его вверх-вниз. Ушивака крепче сжимает руку у него на бедре и давит большим пальцем, так что живот поджимается. Когда они прижимаются друг к другу грудью, как сейчас — а Ушивака ещё держит его под спину, прижимая крепче, — внутри всё подхватывает, так это приятно. Хината дышит часто и шумно, и его дыхание мешается с поцелуями. Он снова чувствует язык Ушиваки на губах, всё тело пылает, в ушах стучит горячая кровь, — и Хината не сжимает губы, а приоткрывает их, осторожно трогая язык Ушиваки своим. Приятно, всё-таки умопомрачительно приятно. Ушивака даёт ему время привыкнуть, и Хината трогает язык то с одной стороны, то с другой — тёплые влажные касания взвинчивают всё сильнее, — но потом терпение у него заканчивается. Он врывается Хинате в рот, тесно прижимаясь губами и резко проникая ладонью под резинку шорт, сгребает член. И низко стонет. Хината сам не стонет только потому, что ничего в теле, кажется, не работает, кроме колотящегося сердца. Между ног ладонь Ушиваки, во рту сталкиваются языки, напор такой яростный, что голова плывёт. Он сдавлен между Ушивакой и его рукой на спине и сам едва может двигать пальцами у него в паху, но это так круто, так полно, так горячо, удовольствие просто невыносимое. Хината содрогается, кончая Ушиваке на запястье. Ушивака ослабляет хватку, давая ему больше пространства, Хината ёрзает у него на коленях. Они по-прежнему целуются, мокрые губы уже горят, но остановиться не получается. Ушивака берёт его ладонь, ту, что между бёдер, и направляет, как ему больше нравится. Внутри снова что-то скручивает, стоит подумать, что этой же рукой Ушивака только что довёл до оргазма его, и от этой мысли жаркое удовольствие расходится медленнее. Хината держит вторую руку у него на плече, большим пальцем касается горла, поэтому когда Ушивака кончает, чувствует вибрацию стона, который не слышен ухом. Он так и сидит на Ушиваке, лицом в плечо, успокаиваясь, а Ушивака широко гладит его по спине. Потом встряхивается, в секунду приходя в себя, и встаёт на колени, глядя Ушиваке в глаза: — Так хорошо! Ушивака приоткрывает глаза в удивлении, а потом хмыкает, и уголок губ у него вытягивается. Так хорошо — а будет ещё лучше.