Небо, что увидим завтра

Цуна добрался до квартиры Хару и, переминаясь с ноги на ногу, постучался в дверь, наконец-то переводя дух. Интуиция, которая была у него, казалось, с рождения, не предвещала ничего хорошего, а он привык ей доверять, и это много раз спасало шкуру ему и его подруге. Цуна незаметно оглядел всю дорогу, но никого не было в обозримом пространстве. А потом беспокойство прошло, будто угроза исчезла, так что, перестав петлять по улицам, он быстро добрался до нужного места. Хару открыла ему, и Цуна, едва увидев девушку, пробормотал: — Что в тебе нашёл Сонода?.. — Цуна-сан, я тебя сейчас поколочу! Её возмущению не было предела, когда друг упомянул её парня — Соноду Кёичи, на данный момент прозябающего в аграрном университете перед тем, как принять в свои руки дело отца и деда, заведующих заводом, где производилось саке. Он учился в соседнем городе, виделись они редко, но каждая встреча была подобна цирковой или театральной постановке на грани абсурда. Два идиота нашли друг друга, и Савада был искренне рад за подругу детства. — Ладно-ладно, давай сделаем вид, что тебе послышалось, — улыбнулся он, проходя в квартиру. — Думается мне, голова твоя давно прошла. В квартире, как всегда, было чисто и уютно, пахло домашней выпечкой и лавандой. Хару любила порядок, но не была дотошной, так что элементы творческого беспорядка тоже присутствовали: на полу лежали клубки шерсти, недовязанные шарфы, катушки ниток, кусочки ткани и прочее, но всё удивительно вписывалось в интерьер. На тумбочке стоял старенький телевизор. На его экране замерла картинка из сериала, который всем в группе велел посмотреть профессор по консультированию Тамитака, после чего нужно было написать эссе. — Ты до сих пор на первых сериях? — огорчённо спросил Цуна, плюхаясь на кровать подруги детства и садясь по-турецки на бархатистом покрывале. — Да всё никак не выходило посмотреть… — протянула девушка, а глаза говорили обратное: «Лень, друг мой, лень…» Цуна раздосадовано фыркнул. Он знал эту взбалмошную особу ещё с детства, а вернее, с детского садика, в котором работала его мать Нана. Семья Хару давно дружила ещё со школьных времён с его родительницей, воспитывающей сына в одиночестве, потому всячески ей помогала. Цуна никогда не жаловался на свою судьбу: тогда как другие дети возвращались домой к любящим папам и мамам, сам он сидел у подруги, пока его мама подрабатывала после садика, пытаясь сводить концы с концами. Отца у него не было, вернее, был, но неизвестно где. Цуна знал только его имя — Емицу, но так уж завелось, что о нём не говорили, да он и не очень-то и хотел. Нана была прекрасной матерью, Цуна любил её, так что когда он официально смог работать после средней школы, то постарался хоть немного облегчить ей жизнь, и той больше не пришлось работать на износ, чтобы прокормить их обоих. — Ох, Хару, мне что, опять эссе за тебя писать? — возмутился Цуна после минутной заминки. Хару виновато улыбнулась, а Цуна только и смог, что вздохнуть — ей не была особо интересна психология, она пошла за ним после старшей школы, когда не смогла выбрать свой собственный путь, решив получить просто высшее образование. Если так посмотреть, то обучение для неё было блажью. Цуна прекрасно понимал, что после университета Хару выйдет замуж и станет домохозяйкой. — С тебя простава, — увидев щенячьи глаза девушки в пижаме-костюме медведя с болтающимся за плечами капюшоном, улыбнулся Савада. — Да хоть сейчас! Он проводил удивлённым взглядом Миуру. Та скрылась на кухне и вернулась уже не с пустыми руками, а с бутылкой саке. — Кёичи-кун дал мне на пробу, — поставив перед ним напиток, сказала она. — Из нового урожая. Цуна взял в руки пузатую бутылку и стал разглядывать этикетку; хотя она ему ни о чём не говорила, но он был уверен, что саке отменное, так что был не прочь его опробовать. Его мать не пила спиртного по каким-то собственным соображениям, значит, тащить эту большую стеклянную тару не имело смысла — пить в одиночестве парень не собирался. — Предлагаю распить на двоих, — хмыкнул Цуна, откупоривая пробку. Хару принесла две небольшие чашечки-чоко для саке, которые ей как-то принёс Кёичи, и налила другу и себе саке. Комнату наполнил прекрасный аромат фруктов. Цуна в очередной раз порадовался тому, что он совершеннолетний студент, и в свои двадцать один может уже официально пить, хотя его это никогда и не останавливало. На дружеских попойках он не раз выпивал со знакомыми девушками, Хару и её пассией. Они довольно быстро распили на двоих бутылку, почти полностью игнорируя культуру питья саке. Уже нетрезвые, стали шить костюм Хару, иногда не попадая иголками куда надо. Нана всегда боялась, что сын вырастет слишком женственным, не имея отца и общаясь с девочкой, но в итоге выросла золотая серединка. Уже к восемнадцати Цунаёши умел худо-бедно готовить и управляться с набором для шитья, когда отрывались пуговицы или в носках образовывались дырки, но мог и врезать тем, кто дразнил его или Хару. Но вот с парнями дружбу водить не очень удавалось, исключением был парень всё той же несносной косплейщицы. Как сказал ему однажды Кёичи, Цуна чем-то сильно от остальных отличался, хотя тут дело далеко не в женоподобности, которой всё тот же Кёичи в упор не видел. Под конец добил он тем, что раз с одногруппницами и вообще девушками из универа всё на ура, то надо общаться с ними и не париться. Цуна считал себя кем-то непонятным, часто неловким и нелепым, но, тем не менее, другом хорошим, на которого всегда можно положиться. — А ты молодец, Цуна-сан, ик, — пьяно хихикнула Хару. — Не ударил в грязь лицом перед Фудзиварой. Ты такой умный, ик! — Ага, как утка, — отозвался Цуна. — Жаль, не крякаю… Миура засмеялась, после чего уронила голову на грудь и захрапела, выронив почти готовый костюм кекса из рук. Савада перетащил её на кровать, выбросил бутылку и убрал чоко, помыв их в раковине. Ждать, пока девушка очнётся, он не захотел, так что, оставив записку, закрыл за собой дверь, бросив ключи в почтовый ящик, и пошёл домой. Саке немного отдавалось в висках лёгким головокружением, но это было не страшно — в баре у знакомой, в котором Цуна иногда подрабатывал, стаж давно был напит. Перед глазами немного плыло, так что он остановился, запрокидывая голову к ещё светлому вечернему небу. Его жизнь могла показаться кому-то скучной, но ему нравилась эта монотонность и повседневность. Столько всего хотелось сделать для себя и матери. Например, купить что-нибудь, что могло порадовать Нану. У него ещё оставались деньги из поездки в Америку, в которую он мотался для обмена опытом между вузами. Несчастный? Ничуть. Савада наслаждался своей бедной, но довольно счастливой жизнью.

***

Занзас сидел в кресле частного самолёта Вонголы, прикрыв глаза и слушая, как мерно шумит двигатель. Поблизости с ноутбуком расположился Суперби Скуало — его заместитель, капитан независимого отряда убийц, проверяя по японской полицейской базе данных отпечатки пальцев парня, которого приметил их иллюзионист Фран. Что Занзас, что Скуало, скептически отнеслись к новости, но ухватились за эту ниточку. Вонгола переживала смутные времена со дня смерти «Девятого» босса, после которой авторитет семьи был несколько подорван, а наследник раздосадовал — ненадёжный, со слабо развитой гипер-интуицией, в итоге был убит, и даже хранители и Вария не смогли уберечь его. В итоге Вонгола осталась без босса, а если об этом узнают враги… На крышу отеля Намимори частный лайнер приземлился глубокой ночью, но Фран ждал своё начальство, ковыряя ножом бетон. Совпадений по отпечаткам не было, парень был чист перед законом, как стёклышко. Зато в японской базе УФМС было найдено досье на некого Саваду Цунаёши — студента, живущего с матерью. Порядком удивила одинаковость фамилий внешнего советника и семьи этого Цунаёши, но это было всего лишь совпадение — Савада Емицу никогда не бывал в Намимори, и встреча матери этого юнца с главой CEDEF была невозможна. Также Фран рассказал начальству о том, что успел узнать об удивительно похожем на мёртвого «Десятого» парне. Было решено пару дней лично пронаблюдать за Цунаёши, никого не ставя в известность в Вонголе — проблемы им не были нужны.