Небо, что увидим завтра

— Реборн, какого чёрта ты со мной сотворил? Цуна повернул голову и уставился преобразившимися глазами на Реборна. Он чувствовал себя как-то странно, новое состояние словно высасывало из него все силы и резервы организма, обостряя чувства. Ещё и эти необычные перчатки… Но больше всего его напряг Хибари Кёя, ни с того, ни с сего напавший на него. — Выстрелил в тебя Пулей Предсмертной Воли, — в ответ усмехнулся Реборн, превращая Леона вновь в хамелеона. Кёе надоели эти разговоры. Вторая тонфа, словно молния — такая же мощная и разрушительная — врезалась в скулу Цуны, ещё не привыкшему к новому состоянию. С кровью на пол упало два зуба. Цуна, у которого глаза заслезились от боли, когда ему выбили пару коренных, отскочил в сторону, приземляясь на травмированную ногу. Новая волна боли застелила сознание, но пришлось вновь уворачиваться — Кёя, ухмыляясь и маниакально сверкая своими серыми глазищами, словно нарезал воздух рядом с головой Цуны молниеносными выпадами. Чувствуя, как рана на ноге открылась, а швы разошлись, блокируя удары, Цуна лихорадочно соображал, что же делать. Никто из присутствующих, похоже, даже и не собирался помогать. «Испытывают меня?» — раздражённо пронеслось в голове у Цуны, который просто не понимал, каким шоком для остальных было то, что кольцо Вонголы приняло его, а перчатки «Десятого» выбрали другого хозяина. Ему это было неизвестно. — Зверёк, не отвлекайся! — хмыкнул Кёя, совершая очередной выпад тонфами. В этот момент Цуна, ведомый интуицией, собрал в руках энергию (пламя?) и, оказавшись за спиной у противника, раскрутился в воздухе на пламени, выбивая кулаком одну из тонф на пол. У Кёи в руке осталась вторая. Не растерявшись, он воспользовался секретом своего оружия — спрятанной внутри булавой на тонкой цепи. Раскрутив её, Кёя бросился на Цуну, атакуя его. Когда оппонент оказался вблизи, Кёя захватил его руку цепью булавы, как лассо, и врезался кулаком в живот Цуны. — На этом сегодня закончим. — Неожиданно близко прозвучал голос Реборна, а импульсивного хранителя откинуло в сторону Емицу. — Почему меня остановили? — холодно осведомился Кёя, недовольный исходом боя. — Неужели ты не заметил, что он ранен? — нахмурился Емицу, отводя Кёю подальше от сына, пусть тот и упирался. Тем временем признанный кольцом «Одиннадцатый» пытался отдышаться, всё ещё находясь в гипер-режиме, в который его насильно погрузили. Цуна почти не чувствовал ногу, она вся занемела. Штанина пропиталась кровью и неприятно липла к коже. — Цуна, не выходи из гипер-режима! — потребовал Реборн, прикладывая к ране руку, активируя пламя Солнца. — Не понимаю, о чём ты… — прошептал Цуна. Перед глазами всё плыло. Их застилало пеленой. Пламя в его лбу потухло. Тело тут же пронзила нестерпимая боль и накатила усталость. Цуне словно разом переломали все кости и порвали связки. Страшный звук вырвался из его горла, от которого у присутствующих перехватило дыхание, и он потерял сознание от болевого шока. — Рёхей, помоги! — уже жалеющий, что решил так проверить парня, позвал Реборн. Рёхей, быстро поставив Ламбо на пол, подскочил к Реборну и поднял, как он думал, Юсея на руки.

***

Вот на него бежит мужчина с маниакальным блеском в глазах. Удар. Боль, много боли. Он словно купался в ней. Нет, скорее тонул. А вокруг всё было красным-красно, по ноздрям бил терпкий запах крови… Цуна очнулся с воплем. В комнате горел свет, тут же неприятно ударивший в глаза. Невольно поморщившись, Цуна заставил себя приподнять веки и оглядеться. Рядом никого не было. В воздухе, прямо как в комнате Хаято, пахло медицинским спиртом. Где-то рядом размеренно, в такт его сердцу, попискивал медицинский прибор. К правому локтю был прикреплён резиновый шланг капельницы, подавая в вену раствор. «Ну, просто отлично, теперь я ещё и лежачий…» — грустно подумал Савада, переводя взгляд на сине-голубые обои комнаты брата. Он не знал, сколько находился без сознания, но чувствовал, что ему намного лучше. Внутренности хоть и были словно провёрнуты через мясорубку, но самочувствие явно было не таким, когда он отключился от боли. Цуна в очередной раз посетовал на свою трезвую оценку действительности и память, услужливо подсказывающую, что было до потери сознания. «Попробую-ка я встать», — решил Цуна. Крякнув от острой боли, пронзившей тело при попытке подняться, он откинул одеяло в сторону и попробовал поставить на пол ноги. Каждую клеточку тела словно глодала тупая, ноющая боль, но, несмотря на это, Цуна, вдавив ладони в матрац кровати, смог подняться. Попробовав сделать шаг, он чуть не потерял равновесие, но вовремя схватился за капельницу. Тело было точно не его. Оно не слушалось. Дверь в кабинет оказалась незапертой. Толкая перед собой капельницу на колёсиках, Цуна на нетвёрдых ногах вышел из комнаты. К его удивлению, на двух диванчиках дремали все хранители Юсея и Кёко. По всей видимости, они ждали его пробуждения, но не хотели шуметь в помещении, в котором он пребывал без сознания. Улыбнувшись, Цуна подошёл к столу и увидел свой смартфон. Еле-еле доковыляв до кресла, он опустился в него и взял телефон в руки, решив узнать, какое сегодня число. Невольно присвистнув, увидев дату, Цуна наткнулся на конвертик вверху экрана. Проведя по нему пальцем, он попал в ветку LINE переписки с Хару. Та писала, что они с Наной ждут его поскорей. Невольно вспомнился звонок подруге с одноразового телефона, купленного в ближайшем салоне, когда они с Кёко скрывались от Варии. — Ю-Юсей, т-ты проснулся? Цуна с удивлением отметил в детском голосе страх. Подняв голову, он увидел маленького Ламбо, смотрящего на него в ужасе. «Да что Юс ему сделал?!» — начинал злиться на брата Цуна. Вздохнув, он отложил смартфон в сторону. — Малыш, тебя же зовут Бовино Ламбо? — улыбнувшись, спросил Цуна у ребёнка. — Н-не прикидывайся, что не знаешь меня, Ю-Юсей! — заверещал Ламбо, тыкая в него пальцем, хоть тот и был далеко. — Т-ты меня не обманешь! Это твоя очередная игра, я знаю! Спящие подростки начали просыпаться от детского крика. — Да нет же, Ламбо, присмотрись ко мне, — поднимаясь с кресла и тут же опираясь о стол, когда от резких движений закружилась голова, сказал Цуна. — Я его брат. Меня зовут Савада Цунаёши. Присмотрись ко мне. Пожалуйста. Хоть ты. Все уже пришли в себя. Кто-то смотрел на Цуну рассеянно, кто-то радостно, а кто-то плакал от счастья. Ламбо, открыв рот, собираясь обвинить Юсея в очередном его проступке, замер. Ощущения были совершенно иными: от парня, смотрящего на него с такой искренней добротой и заботой, словно исходило тепло, обволакивая с головой. Ламбо точно купался в облаке из сладкой ваты — очень вкусной и такой любимой. — Иди сюда ко мне, — поманив ребёнка рукой, позвал Цуна. Ноги его не держали, но он старался изо всех сил удержаться на них. Ему принципиально важным показалось доказать этому ребёнку, что он — не Юсей, а просто Цуна. Ламбо, закрыв рот, слез с дивана и посеменил к нему, задумчиво покусывая пальчик. Глядя на него наивно-наивно, по-детски. С трудом опустившись на одно колено, Цуна обнял подобравшегося к нему вплотную малыша. Он был таким маленьким, почти крошечным. Сожмёшь чуть сильнее — и он сломается. — Одиннадцатый, ты очнулся! Хвала богам! Цуна, бережно обнимая маленького Ламбо, обернулся и встретился с устремлёнными к нему взглядами. Хаято, грустно улыбаясь, осунувшийся, с кругами под глазами, подскочил к ним, сетуя на Реборна и остальных. Кёя, фыркнув, прикрыл глаза, делая вид, что его всё это не касается. Кёко почему-то плакала на плече у Рёхея. Невольно Цуну пронзила ревность, но он решил разобраться с этим потом. Хром и Такеши улыбались, просто радуясь тому, что с ним всё в порядке, и Цуна пришёл в себя. — Извините, что заставил поволноваться, — смущённо пробормотал Цуна, не привыкший к такому. Крошечные детские руки обвивали его шею. От Ламбо пахло шоколадом. Подростки и Кёко принялись говорить, говорить и говорить, а он просто слушал, ловя себя на мысли, что рад всему, произошедшему с ним. Эти люди, мафия, пламя, кольца… Они захватили его мысли и чувства. Цуна понял, что вернуться к обычной жизни уже не сможет. Отвечая на подколы и вопросы, он думал о том, как завтра будет принимать гостей в стенах резиденции Вонголы, сбивая спесь с клана Барилла. «Надеюсь, костюм Джека Потрошителя для меня сшили, — усмехнулся про себя Цуна, утыкаясь носом в густые кудрявые волосы Ламбо. — Думаю, цилиндр и трость мне пойдут».