Небо, что увидим завтра

Исправно внося важную информацию в конспект, Цуна выжигал взглядом дыру в Реборне. Реборн же, игнорируя, добавлял к словам ассистентки то или иное замечание, делился своим «опытом». — Что ж, — ассистентка со стуком об стол поправила стопку бумаги с информацией о методике, — на этом мы закончим пару и обсуждение методики 16F. Можете идти на перерыв. Позже начнем ТАТ, — с этими словами она чуть поклонилась Реборну и поспешила прочь из аудитории. Цуна захлопнул тетрадь и поднялся с места. — Кёко-чан, пропустишь? — А? Да, конечно… — с сомнением глядя на Цуну, она чуть втянула живот между партой и скамьей, прижимаясь к парте, и Цуна смог выползти с ряда, после чего поспешил по ступенькам к преподавательской кафедре. Свои вещи и конспекты он оставил на парте. — Чего это он? — Хару кивком головы указала на Цуну. — Сама бы хотела знать… — Кёко скрестила руки на груди, глядя мужу вслед. Между тем Цуна оказался одним из первых перед профессором, заинтересовавших многих студентов. — Молодой человек, вы что-то хотели? — игнорируя Цуну и копошась в бумагах, спросил Реборн. — Сенсей, ну что вы! — приторная улыбка расцвела на губах. — Как можно! Сколько же в вас кротости! Вы же спасли меня! Кое-кто успел услышать обрывки фраз. Послышались шепотки. Цуна совершенно беспардонно схватил Реборна за руки, глядя на него едва ли не влюблённо. По лицу «профессора» пробежала судорога. — Не думал, что после спасения моей жизни мы с вами ещё встретимся! — продолжал соловьем заливаться Цуна. — Я… — Хватит!.. — на грани слышимости пробормотал Реборн так, что его услышал только Савада. — Я понял, пошли в коридор! — и уже громче добавил: — Давайте пройдём на кафедру клинической психологии? Там и обговорим былое. — С радостью! — почти что расцвёл Цуна и отпустил руки Реборна, и тот чуть потёр красные следы, оставленные Савадой. Когда они покинули аудиторию, им вслед смотрели удивлённые студенты. Кёко на представление, учинённое Цуной, только удручённо коснулась пальцами точки между бровей и покачала головой. На кафедру клинической психологии они, конечно же, не пошли. Вместо этого Цуна, разбирающийся в лабиринтах своего университета, отвёл Реборна на четвёртый этаж, где лестница на пятый была давным-давно перекрыта, из-за чего коридор почти никто не посещал. Плюхнувшись на подоконник, он сел по-турецки и осклабился. — Не знай я тебя, подумал бы, что у тебя поздняя дискинезия, — хохотнул в кулак Цуна. — Избавь меня от вашего психологического сленга, будь добр. — А чего ты тогда занырнул в психологию, если не сечешь в этом? — прищурился Цуна. — Кто сказал, что не разбираюсь? — нахмурившись, поднял бровь Реборн. Цуна на это осклабился ещё сильнее. Реборн подумал, что парень и без того был тёмной лошадкой, а после связи с мафией нахватался всякого. Вздохнув, он ответил: — Я понял, что ты так решил надо мной посмеяться — у меня не раз дрогнуло лицо, и ты «заподозревал» у меня сильный лицевой тик, который развивается, если годами принимать психотропные препараты. Опережая твои шуточки: нет, я никогда не принимал психотропные. Цуна примирительно поднял руки вверх и стал серьёзным. Выражения его лица из улыбчивого стало даже суровым, заострённым. — Реборн, что случилось? Ты же не просто так тут оказался? — Увы, так и есть, — устало смахнув с головы шляпу, зажав её между пальцев, он облокотился на стену. — Ты поэтому стал… ну-у… — Цуна замялся, подбирая слова. — Взрослым?.. — Это побочный эффект проклятия Аркобалено, не забивай голову. Я могу быть как маленьким ребёнком, так и взрослым мужчиной. Удобно, знаешь ли. — Хорошо, опустим пока это. Так что стряслось? Реборн вознёс глаза к потолку, точно пытался найти там смысл бытия, но никак не находил. Он выражал собой само олицетворение скорби и усталости. — До твоего отъезда возникли некоторые непредвиденные обстоятельства. Мы не стали тебе говорить, иначе бы ты не смог уехать. — Какого рода… непредвиденные обстоятельства? — голос Савады дрогнул. — Что-то случилось с ребятами? — И да, и нет, — Реборн посмотрел на него, и Цуне стало не по себе. — У меня для тебя две новости— плохая и очень плохая. С какой начать? — С плохой давай, а там по накатанной. Реборн чуть ослабил галстук и потёр пальцами шею в области адамова яблока. — За тобой увязались двое хранителей, — и насмешливо уставился прямо на Цуну. Тот сглотнул: — И кто?.. — Твой любимый Хаято и Рёхей. — Та-а-ак… — протянул Цуна, чувствуя, как по спине елозят мурашки. — И где они остановились? — У тебя дома, — уголки губ Реборна дрогнули. — Твою ж мать… Это всё ещё плохая новость или очень плохая? — На этом закончилась плохая, — встряхнул кистями Реборн, как бы иронизируя. — Мне продолжать? Цуна кивнул. — Каким-то образом вскрылось, что Юсей мёртв. Неизвестные проникли в семейный склеп и вскрыли захоронение. Мы не знаем, где произошёл слив информации, но ещё немного — и твоей истинной личностью заинтересуются. Ты и твоё окружение в опасности. Цуна чуть не скатился с подоконника прямо на пол. Если бы Реборн не подхватил его за руку, то он бы упал. — Реборн! Это не просто плохая новость! Это ужасная новость! — так и повиснув на Реборне, заголосил Цуна, чуть поддавшись панике. — Потому я здесь, рядом с тобой, — улыбнулся мужчина, успокаивающе похлопывая Саваду по плечу. — Но позволь сперва спросить: какие твои дальнейшие действия? — Ко мне домой, разбираться с ребятами, — взяв себя в руки, решил Цуна. — А то один трусливый подрывник совсем распоясался. — Трусливый, да? — хмыкнул Реборн, помогая Цуне спуститься на пол. — По дороге объясню. Пошли за моими вещами! Реборн пошёл следом за припустившим в сторону аудитории Цуной, пожимая плечами. За вещами — так за вещами.