Небо, что увидим завтра

      В принципе, Реборн догадывался, что мальчишка психанёт и рано или поздно сбежит, но он настолько всё схватывал на лету… Как тут не удержаться? У Цуны был потрясающий навык, и Реборн от чистого сердца зауважал мальчишку. Это сколько же нужно было биться рыбой об лёд, чтобы тупо пялясь на текст дойти до такой концентрации, когда запоминаешь и вникаешь в написанное?       В тех крупицах информации, что удалось найти на Цуну, немного говорилось: о детстве — сумасшедший похитил его и ещё девочку, после чего покончил с собой, об отрочестве — оценки не ахти, табель на грани фола, но вот юность преподнесла сюрпризы. Успеваемость мальчишки мало того, что улучшилась, так он ещё и блестяще сдал экзамен и собеседование в свой провинциальный университет, получая стипендию. Он даже ездил по рекомендации одного профессора в Гарвард.       Цунаёши Савада смышлёный, — понял Реборн при первом упоминании мальчишки. И Цуна не подвёл, почти что буквально поставив раком Варию, которая его и похитила. Реборн тем вечером долго глумился под бокальчик-другой белого, думая о высоком. Вместо слишком экспрессивного и немного безалаберного Юсея они получили омрачённого интеллектом Цуну, причём это была не гениальность, а мудрость.       Мальчишка был мудр не по годам, разбираясь в том и этом на поверхностном уровне. Кое в чём даже довольно глубоко.       У всех существуют задатки к способностям, и только в руках самого человека, разовьёт ли он их до таланта или же бросит на полпути. Именно так всё и решится. Цуна слепил себя из всего, что было, порой загребая слишком много глины. Но на выходе получился шедевр. Реборн чувствовал в мальчишке тот надлом между гранью добра и зла. Для Цуны не существовало только черного и белого. Он видел мир серым, и это было прекрасно. Не существовало и не существует абсолютного зла и истинного добра. Тут как карты лягут. Одно и то же под разным углом могло стать как добром, так и вопиющим злом с точки зрения людской морали. Цуна же был идеально серым.       Вот только характер был у мальчишки, мягко говоря, дерьмовым.       — Сбежал, паршивец, — констатировал Реборн, постукивая пальцем по гладкой поверхности стола, отбивая похоронный марш Шопена.       Хаято вздрогнул и нервно покосился на часы. Но всё было верно, Цуна ушёл под предлогом уже довольно давно, а учитывая то, как того запрессовал Реборн… В общем, Хаято ничуть не удивился.       — Мне поискать босса?..       Реборн глумливо хохотнул, понимая тщетность сей затеи в силу понимания характера Цуны, ибо если он свалил, то его вряд ли так просто найти. Прятаться он умел. Но Реборн кивнул:       — Вперед. Предоставь мне эту Сивку-бурку до полуночи. Пусть стоит передо мною, как лист перед травою. Я ему в одно ухо влезу — частично, да — и из другого вылезу тоже частично, и буду писаным красавцем. Прям как в сказке.       Хаято сорвался с места и умчался в коридор. Дверь с хлопком закрылась. Реборн шлёпнул рукой, накрывая ей глаза — фейспалм был максимально актуален в этой ситуации. Этот вонгольский зоопарк был забавен ровно до тех пор, пока эти чудила не отмачивали очередной перл.       «На покой уйти, что ли? — устало откидываясь на спинку кресла, подумал Реборн. — У меня и первые два ученика были не фонтан, а тут и вовсе мёртвые с вилами ходят средь бела дня…»       Реборн немного пригорюнился. Возраст у него был уже преклонный, молодость иногда щемила в области малого таза, но держаться огурцом обязывал имидж лучшего в мире киллера. Вот что-что, а заниматься вылавливанием Цуны — увы, не сегодня. Его с самого утра не покидало жопное чувство, когда грядёт какая-то беда, а он о ней ни в зуб ногой.       Переместив шляпу себе на лицо, Реборн сложил на животе руки и разлёгся на диване. С утра на ногах, он заслужил отдых.       Но не все так думали.       Стоило Реборну чуть задремать, погрузившись в череду быстрой фазы сна, как не стучась кто-то вошёл в кабинет.       «Ну кого там нелёгкая принесла?» — приподняв шляпу, открывая себе обзор, подумал Реборн.       На пороге красовался Кёя Хибари.       — И где он? — последовало незамедлительно.       Реборн вздохнул. Этот юнец был столь же хорошим хранителем Облака, как и той ещё занозой в заднице. Выполнял свою работу в отделе контроля он на ура. У него все по струнке ходили. Дисциплина то, дисциплина сё. Если бы не одно «но». Настырный и упрямый настолько, что мёртвого из-под земли достанет. Буквально. После тайного захоронения Юсея в семейном склепе Вонголы он попёрся туда и удостоверился в нежизнеспособности своего босса.       — Как видишь, сбежал, — насмешливо хмыкнул Реборн, вновь надвигая на лицо шляпу. То, что из-за последних новостей о возвращении Цуны этот помешанный вернулся сразу после инспекции, — да плевать. Кто этот Кёя, и кто — Реборн. Он лучший в мире киллер, мать вашу!       — Забью до смерти… — процедил тем временем Кёя, двигаясь на выход из кабинета.       — Если ты не заметил, есть некая проблема в виду недоступности его физиономии в зоне твоей вербальной активности.       Реборн мог бы поклясться, что в него бросили убийственным взглядом, но как бы ни так. Он даже не почесался на это. Послышались шаги. Дверь с шумом хлопнула.       «Похоже, дверь отжила своё. Помянем», — заключил Реборн, и вновь погрузился в сон.       Из прекрасного сна, где он на Лазурном береге плескался с прекрасными барышнями, его вырвал настойчивый звонок телефона. Реборн взглянул за окно — там было темным-темно. И верно, половина одиннадцатого. Вытащив телефон из внутреннего кармана пиджака, он с удивлением уставился на дисплей телефона. Звонил его хороший друг и собутыльник — шеф полиции, Леоне Глициния.       — Леоне, какими судьбами! — отвечая на вызов, расплылся в улыбке Реборн.       Он опустил ноги на пол и потянулся, уже предвкушая посиделки в дружеском кругу, чего очень не хватало в последнее время из-за всей этой кутерьмы с братьями Савада.       — Дружище, тут такое дело… — замявшись, заговорил Леоне. Реборн тут же напрягся. Он знал этот тон. — Кажется, твой пиздюк со своими охламонами снова попал к нам. Забери их, ребята жалуются. Говорят, очень уж шумят в обезьяннике.       Рука накрыла глаза во втором фейспалме за вечер.       — Блядь, — не сдержался Реборн.