Симулятор

В голове творился какой-то бардак. Шон впервые в жизни захотел побиться лбом об стену, когда как Хель недовольно гундосил, постоянно возмущался и не мог заткнуться ещё сутки. В посольстве ситуация почти продублировалась, как и в консульстве. По всем данным выходило, что Шон не был американцем, а так как его история не подтвердилась, то он, как неизвестный, теперь головная боль немецких властей. Хельмут так просто не сдался. Он, конечно, хотел настоять, чтобы они перепроверили, что Шон как брошенный щенок сейчас и помочь ему отказываются, а если всё-таки выйдет, что он из США, то работникам посольства сильно влетит за такой огрех. Наверное, именно эти слова подействовали. Но на всё нужно было время. Хельмут не мог выпроводить юношу на улицу, поэтому отвёл домой, запер и ушёл на работу. Шон пролежал трупом всё время до возвращения немца. Тот сам был не весёлый, бубнил под нос, что они разберутся, скорее уж себя успокаивая. Парень знал лишь одно – это какое-то безумие. Хельмут долго думал, но в полицию отдать гостя не решился. - У тебя мозги отбиты, тебя куда-нибудь упекут, потому что порой ты несёшь несусветный бред! - Я не виноват. Это мои воспоминания, моя семья, моя жизнь. Это всё правда, и никто мне не докажет обратного. Лучше быть психом, чем отказаться от самого себя! Шона трясло только от одной мысли, что вся его жизнь – обман. Что нет отца, назойливого Влада, Люка, который в школе помогал выжить. Что вся та боль, бешенство в течки – всё лишь плод воображения. Все стремления, мечты, переживания. И что где-то в этом непонятном мире у него есть другая семья, может быть даже с женщиной, мамой... В это не хотелось верить. Он только-только смирился с тем, что отец вновь женится, еле-еле заставил себя не страдать и не проклинать чёртового европейца, который ворвался в их семью так резко и в самый что ни на есть неподходящий момент. - Эй, ты чего? – Хельмут сел в кресло напротив. Он явно был обеспокоен. – Может, поделишься? - Ты не поймёшь, - Шон говорил тихо и обиженно. - Ну ты объясни, у меня фантазия знаешь какая, - и Хель повёл бровями. Рыжий сходил на кухню за чаем и вновь плюхнулся в кресло, передав перед этим чашку приятелю. Его съедало любопытство, глаза горели, и Шону казалось, что бледная кожа с россыпью веснушек стала ещё бледнее. - Ты просто постарайся представить, что такое возможно, - начал юноша, собеседник на это энергично закивал, - только не смей смеяться надо мной! - Что ты, я выслушаю. Научная фантастика – мой любимый жанр, кстати. - Начнём с того, что наш мир совсем другой, хотя сходства, конечно, есть, - Шон немного потерялся, не зная, с чего же ему начать. – Пожалуй, самое главное отличие в том, что у нас нет женщин. Хель поперхнулся, уставившись на парня. - Ты девственник, что ли? Или... того?! - Чего того? - Ну, гей? С мужиками только спишь? Шон нахмурился, смотря на приятеля, как на дебила. - А ты прикинь, если женщин нет, кем я должен быть? – и выгнул бровь. - Ну дела... – Хельмут так сильно удивился, что вытаращился в потолок, начиная что-то обдумывать, а потом с сомнением кивнул, сказав: - Предположим. Дальше. - Ну, - юноша почесал затылок, - техника не такая, одежда не та. Система общественного транспорта отличается. Мне кажется, что я очнулся пару веков назад, где для людей есть только два рычага давления: религия и деньги. - В принципе, ты почти угадал. И это тоже отличие? - Не совсем. У нас нет денег, есть единицы, которые накапливаются за учёбу, работу или достижения. Ты должен пройти в своей жизни много ступеней различных проектов, если будешь укладываться в срок и выполнять всё, что от тебя требуется, то единицы будут копиться. А религия... кажется, она всё та же. - Эти единицы как деньги? - Да. Но нам не надо их тратить постоянно, так как правительство выдаёт специальные, м-м-м, - Шон покрутил пальцем в воздухе, подбирая слово, - кредиты, скажем так. Мы на них живём, проходим программы, а кто хочет излишек, тот нещадно впахивает, но это не одобряется. - Ок, - Хельмут потёр виски, - как ты заработал свои первые деньги и на что их потратил? - О, это было давно, - юноша улыбнулся. – В школе я записался на программу по распределению. Сделал это добровольно и подвергся опытам. Меня тестировали и выявили наклонности, прогнозы по которым сбываются, надо тебе сказать. За это я получил две сотни единиц и купил анимационные обои в комнату, а оставшуюся сумму стал копить. - Анимационные обои? Ты серьёзно? - Я же попросил тебя просто представить, что это возможно. Мне было всего восемь! Будь я умнее, то купил бы мобильную платформу. Хель смутился. - Ну это что-то типа твоей трубки, - Шон указал на серебряный телефон, который лежал на столике. - Хорошо, меня всё-таки волнует, почему женщин-то нет? Как так? Люди из пробирки, что ли? - Гендерная эволюция. В школе мы изучали этот процесс в общих чертах, и мне как-то было не интересно углубляться. Если кратко, то мужской и женский полы приравнялись. Вместо двух видов особей, появилось три. Альфы, беты и омеги. - А я говорил про структуру доминирования, - самодовольно произнёс Хель. - Да, это основополагающая классификации. От сильного к слабому. От того, кто подчиняет, до того, кто подчиняется. После эволюции женщины стали вымирать. Рождающиеся младенцы были только мужчинами, и постепенно женщин не стало совсем. Людей подразделили на три категории, так как с самого детства были ярко выражены черты доминирования или подчинения. Затем, конечно, появились и внешние признаки. Альфы всегда рождаются крупными, они неприхотливы, в детстве не требуют к себе особого внимания. Беты – отщепенцы. Тихие, спокойные, ботаники, короче. Ну а омеги изнеженные, плачущие направо и налево, с неустойчивым гормональным фоном, так как только они могут рожать детей. Хельмут как-то задушено выдохнул, уставился на Шона, переваривая информацию. Он долго молчал, а потом попросил продолжить. - Я омега. Во мне преобладает ген подчинения. Конечно, это работает только в том случае, если я встречу альфу. Кому-то там я нахамлю и отбрею. - Хоть это радует. Получается, ты можешь родить ребёнка? - Могу, - юноша кивнул. - Для этого у тебя должна быть как минимум матка и яичники. - Ты мыслишь стереотипно. У омег присутствуют своеобразные родовые полосы, которые со временем могут утратить свои функции. То есть, количество детей ограничено. Мы с тобой отличаемся, Хель. Ты сомневаешься, раздумываешь, создаёшь себе проблемы, и только если придёшь к единению с самим собой, то только тогда пойдёшь на оплодотворение. Мы устроены по-другому. Мы больше животные, чем люди, по крайней мере, в физиологическом вопросе. Доверяем инстинктам, принюхиваемся, прислушиваемся, и если чутьё подсказывает, что партнёр наш, не раздумываем по поводу случки. - Как собаки и кошки? - Можно сказать и так. Я наблюдал за тобой, смог понять логику и подмечал повадки. Ты просто умный примат, обезьяна по своей сути. Чаще всего ты действуешь бездумно. В моей жизни есть место эструсу, и я становлюсь максимально похожим на животное. Мы с тобой отличаемся только животной направленностью. Чтобы это понять, надо эволюционировать. - Звучит, конечно, красиво, - Хель встал и пошёл на кухню, - но не правдоподобно. Шон догадался, что обидел приятеля. - Меня привлекает вариант, что тебя ударили по башке после того, как ты из психушки сбежал. - Тебе так проще, - Шон появился в дверях, улыбаясь иронично. - Да. - Я больше не трону твоих чувств. Тебе обидно. - Может тебе на психолога пойти, м? – спросил парень, хмыкнув. - У тебя очень красивые веснушки. Ты мне нравишься, Хельмут, несмотря на то, что заноза. Я рад нашему знакомству. Шон протянул руку для рукопожатия. Собеседник выгнул бровь, усмехнувшись. - Я как будто в фантастическом сериале нахожусь. Но руку пожал. Три дня были как в тумане. Шон удивлялся с каждым разом всё больше, исследуя квартиру Хельмута. А когда вышел на улицу, съездил на метро и прогулялся по центру, его и вовсе захлестнуло. Он не успел заметить всего многообразия и великолепия этого отсталого мира, когда очнулся и добирался до Берлина. Потрясение затмило глаза. Сейчас, когда нужно было ждать ответ из посольства, Шону представилась возможность изучить некоторые вещи, налюбоваться природой и урбанистическими пейзажами вдоволь. Хель из любопытства спрашивал о различиях, хоть и относился к их разговорам о разных реальностях немного пренебрежительно и снисходительно. Например, Шон поразился процессу стирки так сильно, что сел на пол напротив машинки и смотрел на барабан, в котором плескались, как длинные плоские рыбы, вещи. Он сказал, что в их мире это делают исключительно паром в стиральной кабине, которая похожа на плоский шкаф. Пар буквально выталкивает пятна из тканей, не надо сушить и гладить. Утюг Шон вообще не признал, сказав, что это бесполезный предмет, махнув на него рукой. В микроволновую печь он протиснул голову, рассматривая её устройство. Холодильник, плиту, посудомойку, телевизор, планшет, мобильный телефон и фен, который остался от пребывания Жули, Шон удостоил только скептичным взглядом, промолчав. Поездка в метро была хохмой. Хельмут рассказал о системе берлинской подземки, они долго рассматривали карту, юноша изучил билет. В вагоне и на платформе смотрел по сторонам, молча слушая объявления станций, смотря небольшой телевизор в вагоне, читал рекламные плакаты. А вечером выдал, что систему их метро придумал математик. Многоуровневая сложная система, в действии же значительно проще. Архитектура понравилась ему больше. Он постоянно говорил, что немцы неразумно используют землю и пространство, что можно сделать многие здания функциональнее, приложив минимум усилий. Май только-только пришёл в Берлин. Они оба ходили в рубашках и кедах, на пару смотря через солнцезащитные очки на город. Пара гамбургеров, кола и картошка: пикник у Рейхстага. Шон впервые просто сел на траву, немного качая ногами, улыбался, смотря на туристов. Неполезная еда ему понравилась. Они с приятелем в итоге разлеглись, смотря на голубое берлинское небо. - Ты доволен своей жизнью? - Вполне. Что ты будешь делать, если тебе откажут в посольстве? - Уж точно не обращусь к вашим властям. Я должен адаптироваться, прикинуть свои шансы на обучение или работу, хотя это будет сложно сделать без документов. - Я смогу тебе помочь в этом, только нужны деньги и немного терпения. Хельмут поджал губы, решаясь, сказать ему или нет. А потом решил, что Шон самый странный человек в его жизни и свои эмоции скрывать от него не стоит, ведь он в свою очередь был честен с немцем. - Знаешь, салага, за эти пять дней я будто жил в другом мире. Не узнаю, сбежал ты из психушки или тронулся на научной фантастике, но ты – самое классное приключение для меня за последние два года. И ты можешь не поверить, но у меня не так много друзей. Я убиваю многих своей энергией. Мне хочется задержать то состояние, которое меня накрыло при знакомстве с тобой. - И к чему ты клонишь? - Оставайся у меня жить. Квартира не маленькая, я зарабатываю нормально. У тебя мозг явно заточен под новые технологии, ты можешь принести пользу и найти работу очень быстро. Только поменьше говори про свои родовые полосы и электронные новостные панели. Шон усмехнулся. Он заложил за голову руки, продолжая изучать небо. - С документами мы разберёмся, у меня есть один знакомый. Так что, переживать не стоит. - Я всё возмещу, что ты потратил на меня. И спасибо, Хель. Они улыбнулись друг другу, а потом с любопытством уставились на шумную группу корейских студентов. Интернет Шона просто поглотил. Он почувствовал себя ребёнком, который получил новую игрушку и пока ещё не наигрался. Он проводил за компьютером много времени, блуждая по сайтам, форумам, изучая социальные сети, магазины и откровенный мусор, который ему попадался. Хельмут его не трогал. Но на четвёртый день интернет-запоя друга сказал, чтобы тот отлипал и хотя бы в комнате убрался. Шон распределил своё время: в отсутствии Хельмута сидел за компьютером, а когда тот был дома, то убирался, старался готовить и что-то делал по дому. Но и интернет ему быстро надоел. Тогда он наткнулся на игровую приставку. Мальчишеские вечера были классными. Хель жевал чипсы, нажимая агрессивно на кнопки и комментируя каждое действие на экране, когда как Шон просто ловил азарт. Но и это приелось. Шон перешёл на книги. Он читал их так быстро, что немец просто расширял глаза и спрашивал про сюжет, леденея от ужаса. Тот лишь улыбался и говорил, что он ещё в школе записался на программу по скорочтению, так как это был полезный навык. Шон глотал по две-три книги в день, начиная с откровенного детективного шлака, заканчивая признанной классикой. Следующим увлечением для юноши стало рисование. Он увидел на столе у Хельмута маркеры, карандаши и фломастеры, долго смотрел на них, крутил в руках, а потом решил попробовать. Раньше картины он рисовал только на электронной панели. В живую это было делать как минимум странно. Хель это заметил, посмотрев первые рисунки, сказал, что неплохо, и купил три альбома для рисования самых разных размеров. В ход потом пошло всё: карандаши, тушь, пастель, акварель, баллончики. Хельмут фыркал, разгребая завалы бумаги в квартиры, потратив свой выходной, чтобы это всё рассортировать. И тут он понял, что рисунки выходили талантливыми. А раз так, то их можно продавать. Шон был рад угодить соседу, который с энтузиазмом развернул целую кампанию. Он выставил парочку рисунков в сеть, сфотографировав их, создал собственную страничку Шону, разместив и туда рисунки, а потом решил пойти дальше. - Для всех, кто работает на улице и получает за это деньги, - начал Хель, когда они вышли из дома за покупками, - есть единая система согласования. Вот хочешь ты, например, играть на гитаре и чтобы тебе за это деньги кидали, ты должен подать заявку на подобную деятельность, чтобы её рассмотрел город. - Ты собираешься подавать заявку? - На тебя? Ты как бы не существуешь вообще, мой друг. Не-е-ет, - протянул парень, улыбаясь лукаво, - мы это будем делать нелегально. Я сделаю тебя уличным художником. Шон создавал шедевры на асфальте, на стенах, на заборах, на окнах заброшенных зданий. Он творил, задыхаясь от удовольствия, а Хель ловил кайф, потому что страх быть пойманными щекотал нервы. Он почувствовал себя свободнее. И каждый раз говорил себе, что Шона ему подарили. Он обрёл настоящего друга. Тот же продолжал вкатываться в жизнь, был наивным отчасти, но всё схватывал быстро. Они купили на первые вырученные с картин деньги телефон, сим-карту, которая не была привязана к имени, и стали выставлять творения в сеть с гаджета, чтобы можно было отследить только мобильный телефон. Постепенно стали появляться постоянные читатели, к картинам Шона в сети прикреплялся собственный хэштег. Блог становился популярен. - Смотри, ты не хочешь добавить зелёного? – спросил Хель, держа на вытянутой руке телефон, снимая видео. - Нет, здесь салатовый будет уместнее. Шон расписывал стену заброшенного завода в пригороде Берлина, балансируя на одной ноге, стоя на заборе. Хель сравнил его с цаплей. Он рисовал баллончиком, второй держал под мышкой, а третий был в заднем кармане джинс, нещадно выпирая, что аж ширинка давила на пах. На стене вырисовывался карикатурный Наполеон. В последние два дня Шон увлёкся европейской историей, и ему захотелось нарисовать именно этого персонажа. - Ты контур проводить будешь? – вновь поинтересовался рыжий, придирчиво смотря на почти готового француза. – Как будто чего-то не хватает. - Сейчас, не торопи. И тут откуда-то появились два полицейских. - Эй, шпана, ваши документы. Хель чуть не уронил телефон. Шон спрыгнул, ловко убрав баллон во второй задний карман джинс. - Здравствуйте, господа полицейские, - улыбнулся Хель. Он отошёл чуть назад, подхватил рюкзак, в которым был планшет и остальные баллончики с краской, и завопил во всё горло: - Бежим, блять! Они рванули в сторону станции электрички что было сил. Хельмут закинул рюкзак на спину, ускоряясь. Шон бежал медленнее, так как движения сковывали баллоны. Пришлось их переложить в карман толстовки и придержать одной рукой. Хельмут не выдержал, схватил друга за руку и ринулся наутёк. Полицейские бежали следом, крича, чтобы нарушители остановились. На станции народу было мало. Стоял только один поезд, на который они вряд ли бы успели. Хельмут решил, что надо действовать по-другому, а Шон просто следовал за ним. Они пробежали, задыхаясь, насквозь всю станцию, вылетели с другой стороны и подбежали к магазину. Полицейские немного отстали. Хель повёл юношу за угол, притаившись. Здесь стояли контейнеры с мусором и территория была огорожена для парковки. - Живее, снимай толстовку! Немец положил рюкзак на асфальт, снял свою рубашку, скомкал её, достал планшет, а вещь затолкал внутрь. Шон положил туда же баллоны, скрутив толстовку. - Нет, достань один. - Ты что? Если они у станции, то заметят! - Достань, говорю! Шон так и сделал, выбрав ядерно-жёлтый цвет. - Разукрась рюкзак, чтобы его нельзя было узнать. Хель отошёл, взяв планшет и очки. В футболке было не очень-то тепло, но выбора не оставалось. Из чёрно-синего рюкзака вышел непонятно жёлтый с прикольным абстрактным узором. Краска высохла почти сразу. - Надень очки и прихвати рюкзак, иди к станции первый. Если их увидишь, то виду не подавай, я следом пойду. Шон кивнул и вышел из-за угла. Полицейские действительно патрулировали на станции. Юноша непринуждённо поправил рукав своей футболки, надел очки и прошёл на середину платформы. Хельмут где-то застрял. Подъехала электричка, а его всё не было. Шон решил подождать друга, немного забеспокоившись. Полицейские пару раз на него глянули, но внимание своё не акцентировали. Когда Шон увидел приятеля, то чуть не заржал во всё горло. У того волосы были чёрно-рыжие, притом чёрные пряди выглядели чудовищно, он шёл с планшетом и чупа-чупсом, уставившись в гаджет. Подошла электричка. Полицейские заинтересовано проследили за Хельмутом, но ничего не предприняли. Друзья зашли в разные двери одного вагона, и когда он тронулся, синхронно засмеялись. - Это было просто вау! Что это за дрянь на тебе? – смеялся Шон, смотря на чёрные пряди. - Тушь для ресниц, - рыжий ржал так громко, что привлекал внимание пассажиров вагона, почти сгибаясь пополам, - я в магазин зашёл, а там две девчонки, им явно скучно было. Я купил тушь и попросил мне сделать новую причёску. Как я тебе, хорош? От этого Шона ещё больше прорвало на смех. Отсмеялись они только когда пересадку делали. Оба улыбались, довольные собой. - Я официально преступник! Мне это нравится, - тарахтел Хель. – А ты бестолочь, надо было меня на другой станции подождать. - Так мой телефон у тебя, идиот! - Кстати! – Хельмут остановился прямо перед эскалатором, отчего недовольные люди возмутились: он перегородил дорогу. – Сегодня ровно месяц, как ты долбанулся! Это надо отметить. Шон удивился, открыв рот. Он даже и забыл про это. Но удовлетворённо кивнул. - Пошли домой, я хоть себя в порядок приведу и пойдём пить. Они решили поехать на автобусе, чтобы не делать ещё одну пересадку. Был уже вечер, огни на Потсдамской площади манили, освещая многочисленные здания. Люди сновали туда-сюда, кто-то шёл с работы, кто-то отправлялся гулять. Внезапно Шон остановился. У него заколотилось сердце, руки вспотели, а интуиция будто в колокола забила. Юноша повернулся ко входу в метро, рассматривая людей. - Ты чего? Знакомого увидел или что? - Нет. Он пошёл туда, чувствуя, что сердце готово просто разорваться от столь сильной частоты ударов. - Шон, ты куда? Эй, бедолага, хоть под ноги смотри! Юноша шёл, не обращая ни на кого внимания. Он не знал, кого высматривает, но чувствовал этого человека. И вдруг его взгляд привлёк затылок. Обычный такой, коротко стриженный затылок. Он принадлежал явно молодому мужчине. Тот спускался на эскалаторе в метро. Шон пошёл за ним следом. Хельмут, закатив глаза, направился туда же. Людей было много, и тот самый затылок затерялся. - Шон, - одёрнул парня друг, - да что с тобой? Может, ты что-то вспомнил? - Нет. Парень шёл вниз, чувствуя, что он там. Мужчина нашёлся на нижней платформе, но они с Хельмутом смогли только увидеть нужный затылок, который скрылся в вагоне. Поезд уехал. Шон почувствовал чудовищное разочарование. Он не видел ни лица, ни фигуру, ни голоса не расслышал, хотя этот человек вроде бы говорил по телефону. - Может, ты объяснишь? – Хель весь изводился от любопытства и раздражения. – Что тебя так привлекло? - Кажется, я видел свою пару. Это был мой альфа.