Он выбрал бороться с ним за его любовь.
— Мы просто не можем принять этот контракт на ваших условиях, мистер Томлинсон, — заявила женщина в темно-синем костюме. — Я просто настаиваю на том, что именно такая рекламная кампания является более выгодной для вас. В течение года окупятся не только расходы на всю кампанию, но и прибыль, она немаловажна. Подумайте о ней. — Но мы рекламируем пиво, а не средство для увеличения потенции, — возразила она, снова указывая на разработки Луи в виде крепких мужских рук, сжимающих пинту пива. — Я на этом рынке не первый год, и я просто настаиваю. Женщина повела бровью и призадумалась. Тем временем Луи уже сверлил взглядом ее помощника. Он помнит его. Они трахались. Будь здесь Найл, он бы не удивился такому совпадению. А Луи просто устал удивляться тому, как тесен мир. — Хорошо, я пришлю вам документы, — сказала женщина, уже встав со стула. — Прекрасно, мэм. Мы отлично сработаемся.***
Реклама была его стихией. Луи любил преображать, делать из ничего кучу денег. Это был еще один способ манипулировать людьми: заставлять их покупать абсолютное дерьмо, убеждая в том, что оно сделает их лучше. — К вам Найл, — лениво сообщила Миранда. — Впусти. Найл, громко смеясь очередной шутке секретарши, прошел в просторный кабинет. Он любил навещать Луи на работе. Магазин, в котором работает Найл, находился буквально в нескольких шагах от офисного здания рекламной компании. Они обедали, иногда раскуривали какое-нибудь незаконное вещество или просто болтали. — Дай угадаю, тебя уволили, — сказал Луи, не отрывая взгляда от бумаг. — Ага, надейся. Просто перерыв. — Что-нибудь важное, Найлер? — Хотел спросить, какие у нас планы на вечер, — плюхаясь на диван, сказал он. — Клуб, потом я иду трахаю кого-нибудь, а ты домой чистить зубки и переодеваться в пижамку, — он поднял глаза и улыбнулся. — Ха-ха, бля. Концентрация остроумия в этой комнате превышена, просьба всем заткнуться, — подражая какому-то неведомому им обоим голосу, произнес он. — Ты меня отвлекаешь, — протянул Луи, — иди работать в свой магазин. — Я, по-твоему, зачем здесь? Пришел отвлекать любимого друга, — он положил ноги на журнальный столик, — чтобы его поскорее уволили, и ему по ночам пришлось разгружать вагоны на станции, а не осквернять по одному все население города. — Иди на… — Луи, — послышался голос секретарши по громкой связи автоответчика, — к тебе тут какой-то Гарри ломится. Говорит, что вы знакомы. Мужчина резко оторвался от документов. Найл многозначительно посмотрел на своего друга. Не то чтобы он его осуждал, но это уже слишком. Если бы каждый, с кем Луи знаком, рвался к нему в кабинет, все здание было бы заполнено этими жаждущими продолжения парнями, а в районе был бы введен режим чрезвычайной ситуации. — Ты ему объяснила, что он не может просто так врываться в кабинет к генеральному директору одного из ведущих рекламных агентств страны? — Конечно. Он настаивает. — Ладно. Впусти его, — вздохнул он. Дверь открылась, и в кабинете появилась слегка потрепанная фигура мальчика. Он был в джинсах и куртке, щеки налились краской, а пышную шевелюру скрывала шапка. Луи подумал, что этот мальчик выглядит слишком невинно по сравнению с тем, кого он привел к себе домой, или тем, кто сделал ему минет в клубе. — Представляешь, она не верила, что я тебя знаю, — отдышавшись, сказал Гарри. — Представляешь, для секретарши у нее достаточно мозгов, — строго произнес Луи. — Но… Я думал, что мы можем поговорить. — Гарри, — Томлинсон подошел к мальчику вплотную, — мы не можем. Никаких «мы» нет вообще. Все, что было — трах на одну ночь. Это ничего для меня не значит. Так что проваливай отсюда, пока я не вызвал охрану, и они силой не вытолкали тебя, — спокойно закончил мужчина. — Луи, — воскликнул Найл, — он всего лишь ребенок! — Найл, не вмешивайся, — огрызнулся он. — А теперь, Миранда, покажи мальчику выход. Земля ушла у Гарри из-под ног. Даже Миранде стало жалко этого по сути ребенка. Он посмотрел на Томлинсона своими уже практически полными слез глазами, пытаясь удержаться за его пиджак. Потом на Найла, будто в нем он найдет спасение от этих слов, обрушившихся на него. Но все происходит в реальности, которая не заинтересована, чтобы уберечь его от боли. Он понастроил себе столько фантазий, что, рухнув, они придавили его, не давая шанса на малейший вдох. Тяжелый ком в горле грозился вырваться наружу в виде рыданий. Он из последних сил сдерживался, чтобы не выставить себя полным ничтожеством перед этими людьми. Гарри видел холод в глазах Томлинсона, а после то, как он развернулся, чтобы вернуться на свое место. Это молчание говорило обо всем. Он — трах на ночь. Мальчик выбежал из кабинета, натягивая на голову капюшон, чтобы никто не мог увидеть его слез. Все плыло перед глазами, и казалось, что теперь каждый в мире знал, какое он ничтожество. — Гарри, — послышался голос сзади, — стой ты. Он оглянулся. Это не Луи, конечно же. Как он мог подумать, что он после таких слов побежит за мальчиком на одну ночь, чтобы успокоить. Это был Найл. Он бежал за ним, натягивая на ходу куртку, и Гарри понятия не имел, зачем он пошел за ним. — Найл? — вытирая слезы, спросил он. — Ты ведь пришел поговорить с ним? — спросил он, уже подойдя ближе. — Прости, он мудак. — Ты не должен за него извиняться. Я в порядке. — Брось, тебе шестнадцать: ты автоматически не в порядке. — Эм, — Гарри улыбнулся, его лицо украсили две скандально милые ямочки, и Найл сам невольно улыбнулся. — Пойдем, — он подхватил мальчика под локоть, — поговорим в более уютном месте. — Кафе? — Я угощаю, — уже более задорно объявил блондин. Маленькая забегаловка в паре кварталов от офиса Луи была абсолютно неприметна. Ничего особенного, кроме того, что здесь обычно собирается компания Найла. Они зашли внутрь, и тепло тут же захватило их в свои объятья после прохладной улицы. Хоран указал на место в углу. — Джоди, заказ готов, — послышался голос из кухни. — Иду, блять, иду, — закричала женщина — по-видимому, официантка. Она была чуть старше сорока, яркие крашенные красным волосы, кричащие надписи на футболке, голос сильнее и громче, чем у любой джазовой певицы. — Персонал тут не очень, по ходу, — пробубнил Гарри, стягивая куртку. — Это моя мама, — проинформировал Найл и тут же покраснел. Джоди тут же оказалась у стола своего сына, громко приветствуя его. — Милый, что ты будешь заказывать? — она покосилась на Гарри и подмигнула сыну. — Неплохо. — Просто принеси нам пару бургеров, мам, и да, это… Он не со мной, — Найл посмотрел на мать и прошептал что-то наподобие «Луи». — Ох, — вздохнула женщина, — бедный мальчик. Неужели он тоже… — она прикрыла руками рот, чтобы не выражаться перед ребенком. Найл утвердительно качнул головой. Джоди знала, что именно это значит. — Я привел его к тебе. Кажется, у него проблемы. — Я, вообще-то, все слышу, — прервал их Гарри. — Ничего, солнышко, привыкай. — Солнышко? — Ну да, ты сияешь, как солнышко. А ну-ка, улыбнись, — сказала она, и Гарри мгновенно поддался харизме этой женщины. — Теперь точно солнышко. С чего это Найл взял, что у тебя проблемы? — Я, — он недоверчиво посмотрел на обоих, — я не знаю, с чего начать. — Начни с того, что тебя волнует больше всего, солнышко. — Мама, — он опустил глаза, — она знает, что я гей. Она водила меня к психологу сегодня. А еще она видела Луи и думает, что он мой парень и хочет все рассказать папе, — Гарри вздохнул. — Он на самом деле ужасный гомофоб. — Мы все прошли через это, — тихо подбодрил Найл. — Луи. Он не хочет видеть меня. — О, Луи! — вскрикнула женщина. — Вот с этой проблемой я помочь тебе не могу. Но я, как гордая мать гея, могу поговорить с твоей мамой. — Вы правда сделаете это? — спросил Гарри. — Конечно, солнышко, — широко улыбнувшись, сказала Джоди. — Но, — он запнулся, — зачем вам это? Зачем Найл погнался за мной? Зачем вы хотите поговорить с мамой? Вы ведь не знаете меня. — Мы в одной лодке все, милый, — ласково сказала она, — мы должны помогать друг другу. Просто потому, что мы уже прошли через это и должны помочь остальным сделать то же самое. — Это так… Не знаю. Не знаю, как вас благодарить. — Улыбнись, солнышко, — Джоди потрепала его за волосы, — Это и будет твоя услуга за услугу. Гарри не верил, что существуют такие люди, как Найл и Джоди. Такие семьи, где мать понимает сына. Такой Луи, который дружит с Найлом, но не хочет видеть его. Все так запуталось в его голове, и просто хотелось забыться. Чтобы мать приняла его, чтобы Луи принял его. Но сейчас это кажется просто несбыточной мечтой.***
— Гарри, остановись и поговори со мной, — строго сказала Энн, когда ее сын снова пытался улизнуть из дома. — Мам, я больше не хочу ходить к психологу, я не хочу говорить с тобой, Найл пригласил меня в клуб, и сегодня суббота, так что я имею право. — Ложь! Ты опять встречаешься с этим мужчиной, этим Луи, — выплюнула она с таким пренебрежением. — Не называй его «этот Луи», прошу. — Он почти в два раза старше тебя. — Ага, — улыбаясь, кинул парень, — он на шесть лет младше тебя. У него прекрасные глаза, — натягивая шарф, сказал он, — и я как раз пытаюсь привлечь его внимание. Снова. — Но, милый, — она обессилено вздохнула, — это неправильно. — Пока, ма. Гарри в темном пальто и своих самых обтягивающих джинсах поплелся в сторону клуба. По его виду сложно было определить, какого он возраста. То ли это школьник, который выглядит, как начинающая модель, то ли это модель, которая и через десяток лет будет выглядеть на шестнадцать, то ли простой студент какого-нибудь колледжа. Его хрупкие плечи сжимались, когда ветер дул прямо в лицо. Он просто хочет попытаться еще один раз, чтобы Луи заметил его. Эта обида еще сидит внутри него, пожирая изнутри, но разговор с Найлом и Джоди приподнял его дух. С детства Гарри привык добиваться того, чего хочет. Если была цель, о которой все даже боялись думать, то он метил именно туда. Он делал это снова и снова, ошибаясь, падая, больно ударяясь, но он добивался того, чего хотел, неважно, какие потери он нес. Луи казался ему целью номер один, той, что оправдывает любые средства, самой недосягаемой, яркой звездой, что он попробует достать с неба. Зайдя сюда, каждый превращался в одержимое животное. Найл угостил своего нового несовершеннолетнего друга выпивкой. Если в первую их встречу ему не нравился этот мальчик, то сейчас он был преисполнен некой отеческой любви. Хотелось помочь этому парню, потому что он сам знает, каково это — быть отшитым таким грубияном, как Томлинсон. Сам же виновник переживаний половины парней этого сообщества, будучи пьяным, просто танцевал в гуще толпы. Поднимая руки вверх, он делал характерные движения бедрами, его волосы был зачесаны наверх, слишком сексуально, чтобы терпеть это. Гарри уже разработал свой план: если Луи может — значит, он может тоже. Он подождал, пока Томлинсон начнет клеиться к танцующему рядом парню. Просто потому что за этим интересно наблюдать, но время действовать. Стайлс еще раз поправил свою белую футболку и направился прямо к этому парню, которого Луи почти подцепил. Встав аккуратно сзади, мальчик начал пританцовывать. Идея подчиняться такому страстному доминанту как Томлинсон очень заманчива, но сможет ли этот парень устоять перед Гарри, который так прекрасно может подчиняться? — Ты прекрасно двигаешься, — прошептал Гарри на ухо тому парню, но его глаза были направлены на Луи. — Хочешь, я устрою тебе приватный танец? Ты сможешь делать со мной все, что захочешь, вместо того, чтобы подчиняться ему. Парень развернулся лицом к Гарри, обхватывая талию мальчика, но Гарри до сих пор не отводил глаз от Луи, который в полном шоке наблюдал за действиями Стайлса. Впервые кто-то попытался отбить у него парня. Все в этом клубе знали, что быть выбранным Луи — это значит быть избранным. Томлинсон закусил нижнюю губу. Кто такой этот мальчишка, чтобы рушить его планы на ночь? Он подошел вплотную к обоим парням и схватил свою «жертву» за локоть, оттаскивая назад. Одним резким движением он прижал к себе Гарри и тот вздрогнул. Кажется, это сработало. Луи любит играть. Гарри умеет следовать правилам. — Попытка разрушить мои планы на вечер? — поглаживая его спину, спросил Луи. — Я могу предложить альтернативу, — наклоняя голову назад, ответил парень. — Маленький Гарри, новый друг Найла, мой поклонник и трах на одну ночь, не много ли ты на себя берешь? — в его словах слышится вызов, намерение разозлить мальчика, обидеть. — В любом случае я выиграл: он сбежал от тебя, — засмеялся Гарри. — Тебе придется несладко этой ночью. — Тебе придется потрудиться. — С удовольствием. Луи не хотел признавать, что он рад тому, что этот мальчик скрасит его ночь. Он также не собирался признавать, что снова нарушает свой принцип не спать ни с кем дважды из-за него. А главное, он стоит посреди танцпола, его руки прижимают к себе юное тело, а губы прижаты к нежной коже. Что-то происходит с ним, что-то, что он долго будет отрицать. Гарри любит подчиняться. Он любит, когда его тянут за волосы, зажимают рот, стесняют движения, прижимают к кровати и с силой в нее втрахивают. А Луи любит делать все это со своими партнерами. Всю ночь он шептал на ухо мальчику, какой он сексуальный и как сильно возбуждает его, но на утро все опять рассеивается, как сигаретный дым. Нет чувств. Есть только секс. Он чувствовал пустоту, когда одевался. Когда за ним закрываются тяжелые двери квартиры, Гарри хотелось умереть, просто потому что он вел себя, как последняя шлюха, чтобы просто провести ночь с человеком, которому на него плевать. И он наслаждался своим унижением ночью. В темноте все одинаково черное: настоящая любовь, ее иллюзия, простая похоть. Все становится схожим, потому что есть только двое ночью, и никто не может осуждать. Утро же проливает свет на все. Оно снова привело Гарри в состояние, когда он вынужден считаться со всеми, в том числе и с холодом Луи по отношению к нему. — Удачного дня, Луи, — тихо говорит он. — Не забудь закрыть дверь, когда выйдешь. Не хочу быть ограбленным. Он чмокает Гарри в губы и отворачивается. Все опять возвратилось к начальной точке.***
Когда Гарри возвращается домой, он погружается в полнейший ад. Энн в слезах бегает по дому, подсовывая отцу таблетки успокоительного. Она жалостливо и разочарованно смотрит на сына. В ее глазах читается жалость и мольба о прощении одновременно со злостью на нервной почве. — Мам, что случилось? — настороженно спрашивает он. — Где ты был, Гарри? — в истерике спрашивает она. — Почему ты не отвечал на мои звонки? — Ма, все в порядке, я был с друзьями. — Всю ночь? — Почему ты плачешь? Я ведь в порядке, — обхватывая мать за плечи, говорит он. — Гарри, милый, прости, я не могла врать ему, — она вытирает очередной поток слез. — Твой отец… Я рассказала ему все. Лицо мальчика тут же бледнеет. Он убирает руки от Энн, будто она самое противное существо во вселенной и переводит глаза на отца, стоящего в дверном проеме. Страх. Это единственное чувство, которое он может испытывать сейчас. Лицо его отца отражает все презрение, которое он испытывает к сыну. Он медленно приближается к нему, не говоря ни одного слова, и просто дает сыну звонкую пощечину. Энн закрывает лицо руками и начинает плакать еще громче. Гарри, придерживая лицо рукой, стойко принимает этот удар. — Убирайся из моего дома, — процедил мужчина, — убирайся к своему парню-педику и живи у него. — Пап… — Не называй меня так, — закричал мужчина. — У меня больше нет сына. Какое-то время Гарри просто стоит молча, смотря в никуда. В его голове кружится все, что произошло с ним за последнее время: от момента, в который он вышел из дома в ночь, когда встретил Луи Томлинсона, до момента, когда от него отрекается родной отец. На секунду Гарри решил, что прямо сейчас даст волю слезам, а вместе с этим и всей слабости, которая переполняет его все это время. Но он слышит очередной жалкий всхлип матери, и по щелчку что-то меняется в его голове. Если сейчас перед ними люди, которые не способны принять его каким есть, то он не позволит им увидеть себя настоящего, не позволит им увидеть свою слабость, свою боль. Это слишком большая честь для них. — Прекрасно, — неестественно спокойно ответил Гарри. — Ты меня больше никогда не увидишь в этом доме, где быть собой — это величайший грех. — Уходи, — закричал мужчина, — собирай свои вещи и убирайся из моего дома немедленно. — Но… — взмолилась Энн. — Куда он пойдет, он ведь ребенок. — Я не ребенок. Я сам могу о себе позаботиться. Когда ты не такой, как все, будь готов терпеть не такое, как ко всем, отношение к себе. Гарри смирился с тем, что в школе к нему, мягко говоря, особое отношение, что некоторые люди предпочитают вежливо или не совсем игнорировать его, что даже Луи не воспринимает его как человека. Он всегда знал, что родители не поймут его, но в глубине души у него таилась надежда, что самые близкие люди отнесутся к нему подобающим образом. Но этого не случилось. Поэтому теперь он стоит у дверей просторного пентхауса и ждет хозяина, не надеясь на радушный прием. Но это действительно его единственный выход. Хотя может ли быть выходом то, что и загнало в тупик? Луи не вернулся и в девять вечера, ни в полночь, ни даже в два часа ночи. Гарри заснул прямо под его дверью на своей большой сумке. Его разбудил громкий мат и звук лифта. Луи в темно-синем офисном костюме, уставшие глаза, волосы сбились набок, совсем не тот клубный парень, с которым они занимались сексом прошлой ночью. — Какого черта ты здесь забыл? — Можно я, — Гарри опустил глаза, — переночую у тебя? Меня выгнали из дома. — Очередная чушь, которую ты придумал, чтобы остаться со мной наедине? — фыркнул Луи, открывая дверь. — Нет, я честно, — вдруг предательские слезы подступили к глазам, — я понимаю, ты не веришь мне, но я, правда, не лгу… Они сказали мне убираться, — он всхлипнул. — Папа сказал, что я больше не его сын, потому что я гей. — Правда что ли? Что-то во взгляде Луи изменилось, когда он услышал последнюю фразу. Его собственный страх настиг этого мальчика. — Да. — Будешь спать на диване, я ужасно устал, — твердо произнес мужчина, открыв дверь. — Правда? — Да, только не смей плакать. Ненавижу, когда плачут. «Я был самым счастливым и несчастным человеком во вселенной в тот момент. Он открыл двери своей квартиры для меня, и я шагнул в новую жизнь. Я знал, что я там, возможно, всего на одну ночь, и на этот раз я действительно спал на диване. Лежа там, я просто смотрел в потолок и пытался не плакать, потому что он мне сказал не делать этого. Луи не любит, когда люди плачут. Луи не любит, когда нарушают его личное пространство. Луи не выступает на бис. И, кажется, я нарушил уже три правила». Гарри