***
Можно ли любить в 17? Гарри реально не понимает, что именно происходит с ним. Он не думает о будущем, а если и думает, то именно Луи он отождествляет со всем прекрасным, что должно с ним произойти. Временами мальчик мечтает проникнуть в голову Томлинсона хотя бы на долю секунды и понять, что же на самом деле он чувствует, как мыслит и способен ли вообще любить. Чувствует ли он то же, что и Гарри? Головокружение, похоть, страсть, нежность, желание отдаваться и быть любимым. Он лежит на кровати один, запрокинув голову и смотря в потолок. Шёл уже пятый день, как он не видел Луи. Он не отвечал на звонки, дома его не было, на работу к тому не пускают. Мужчина — его наркотик, как бы избито это не звучало. И согласно наркотическим законам, писанным человеческим сознанием, завтра той дозы, что хватало вчера, уже будет мало. И Гарри мало. Он уже чувствует ломку, хочется ещё одну дозу Луи Томлинсона, его объятий, рук, губ, тела. Мальчик как маленький нимфоман грезит о близости и снова понимает, что сходит с ума. И даже в субботу он не пришёл в клуб. Сегодня был самый любимый вечер в году у Луи. Пенная вечеринка в клубе, но его здесь нет, и Гарри кажется, что это неправильно, когда Луи не танцует посреди толпы, привлекая к себе всеобщее внимание. Он видит Зейна у барной стойки. Тот, сгорбившись над мрамором, отправляет рюмки в себя одну за другой. Найл уехал куда-то по делам еще неделю назад, и здесь без него пусто. Гарри решает подойти к Малику, который точно знает, где Луи. Пробираясь сквозь потные тела, расталкивая каждого на своем пути, он оказывается за спиной Зейна. — Привет, Зейн, — подсаживаясь к нему, кидает он. — Гарри! — восклицает он, — Выпьешь со мной? — Конечно, — брюнет показывает бармену два пальца, прося повторить двойную порцию, — как твои дела? — Завал на работе, знаешь… Хуйня, в общем. Твои как дела? — Я хотел спросить, — он выпивает рюмку залпом. — Ты случайно не знаешь, где Луи? Он пропал, и я не могу с ним связаться. — Черт! Ты же ведь еще не знаешь? — он даже выпрямляется в спине. — Не знаю чего? — Его отец умер дней пять назад. Они с Найлом сейчас там. Мы с Лиамом вернулись после похорон, а Найл остался с ним. — Что? Почему мне никто не сказал? — Луи не хотел, чтобы ты знал, — Малик отвел взгляд. — Даже Джоди не сказала! — возмутился мальчик. — Я должен был быть с ним. — Он просил, чтобы тебя там не было, Гарри. — Блять! Гарри вскочил со своего места. Он, наверно, никогда не поймет, как рассуждает Луи. Ему нужно просто увидеть его. С одной стороны, эта загадочность и есть то, что любит Гарри, но он абсолютно не хочет понимать, почему он отталкивает его в такой сложный момент. Он идет по улице, а в голове крутится только одна мысль: «Ты трах на одну ночь. Забыл?» Только эта ночь до неприличия долго затянулась. Для них обоих она стала больше, чем трах, но Луи никогда не примет этого. Гарри знает, что сейчас не сможет ничем помочь. Может, Луи думает, что сможет таким образом обидеть его и тот просто так уйдет? Неужели он до сих пор не понял, что Гарри просто так от него не откажется? Он, благодаря Томлинсону, уже хлебнул обиды, унижения, боли и прочего дерьма сполна, так что, если бы что-то из этого было причиной, по которой Гарри способен оставить его — он уже давно сделал бы это. Уколом в сердце больше, уколом меньше — он будет здесь. Если для Гарри Стайлса недосягаем Луи Томлинсон, то для Луи Томлинсона недосягаем болевой порог Гарри Стайлса. Машина Луи припаркована около входа в многоэтажку, а значит, этой ночью он все-таки дома. Гарри тяжело выдыхает и прикусывает костяшки пальцев — он всегда делает так, когда нервничает. Мысль о том, что Луи сейчас плохо, не покидает его каждую секунду, пока он в лифте с одной женатой парочкой, и все десять минут, пока он трезвонит в дверь. — Луи, я знаю, что ты дома, — кричит он, — и ты знаешь, что я не уйду. Он ненавидит ждать, но для Томлинсона всегда находится какое-нибудь исключение в коробочке с его принципами. Впрочем, как и у самого Луи, потому что дверь все же открывается, и мужчина с почти недельной щетиной предстает перед ним. — Луи, — выдыхает он и тут же бросается ему на шею, — мне так жаль. Первое, что он чувствует — это тот самый родной запах. Он так привык к аромату его кожи, волос. Луи ничего не отвечает ему, потому что он не знает, что сказать. Нельзя просто так посмотреть на этого полного любви мальчика и объяснить ему, почему он не захотел поделиться с ним своим горем, если такое у него было. Первые несколько секунд он обнимает это чудо, которое нашептывает ему что-то абсолютно неразборчивое. Он не нуждается в этих словах, он не понимает, зачем они. Лучше действия, которые на самом деле отражают душу. — Поцелуй меня, Гарри, — почти требует мужчина. — Чт.. Что? — Я сказал: «Поцелуй меня», — он пытается придать голосу строгости, но слабость вперемешку с нежностью сейчас переполняют все его естество. Гарри чуть отстраняется и тут же смотрит в эти растерянные глаза. Естественно, Луи хочет сейчас этого. Он просто не умеет разговаривать, ему всегда нужен физический контакт, чтобы понять, чего именно от него хотят. Именно в эту жажду к действию влюбился мальчик, в такого Луи Томлинсона, который решает все проблемы с помощью секса. Гарри тянется к его лицу, он чувствует щетину под пальцами, а потом и на своих губах. Кажется, он медленно, но верно подбирается к холодному айсбергу. Это непривычно медленный для обоих поцелуй. Губы едва касаются друг друга, а потом сливаются, будто после многолетней разлуки влюбленных. Гарри слышит, как почти затаилось дыхание мужчины, редкие вдохи и выдохи, тяжёлая тишина — все это сливается во что-то ужасно тяжелое. Луи растерян. Он чувствует, что снова хочет расплакаться, но при Гарри он никогда себе такого не позволит. Томлинсон просто отстраняется и отворачивается. Кажется, он почти не дышит, идёт к кровати и ложится. Его руки тянутся к пачке с сигаретами и зажигалке, но они предательски дрожат, он матерится и ломает одну сигарету. Гарри садится рядом на колени и перехватывает его кисть, забирая зажигалку. Щелчок — и огонь зажигает желанный табак. Мальчик кладет голову на край кровати и снова вдыхает аромат любимого тела, пока сам Луи пускает дым в потолок. — Тебе будет жаль, если я умру? — вдруг спросил Томлинсон. — Не говори так, пожалуйста. — Будет или нет? — более настойчиво переспросил он. — Я не хочу видеть мир без тебя, — вздохнул он, — скорее всего, я умру тоже в таком случае. — Я хочу, чтобы ты жил. — Мне не нравится этот разговор, — почти закапризничал Гарри. — Иди домой, пожалуйста, — прошептал мужчина. — Я думал… — он поднял голову. — Мне нужно побыть одному. Хочу, чтобы ты пошёл домой. — Хорошо, — привстав, ответил он, — Я люблю тебя, помни. Он поцеловал Луи в уголок губ и просто ушел без лишних слов и вопросов. Эти обрывки диалогов сейчас все равно ни к чему не привели бы. А Луи остался лежать и думать. Усталость и какое-то чувство поступающей тошноты пронизывало его до костей. Он курит одну за другой, и все, что он делает — это думает. О каждой мелочи, которая не желает складываться в единый паззл. Вскоре силы покидают его и он проваливается в неглубокий сон.***
Следующий вечер был для Гарри чрезвычайно важным. Его вечеринка по случаю выпуска. Сердце его осталось в той кровати рядом с Луи, но физически он был здесь, дома у Джоди, в чёрном смокинге, идеальными волосами, поддельной улыбкой и тошнотворным чувством, что он не на своём месте. Томлинсон отказался пойти с ним, поэтому он едет с Лэсли. Они будут много танцевать, пить и планируют не думать ни о чем. Но сейчас, когда Джоди то и дело кидала восхищенные эпитеты в адрес его идеального вида, а Найл давал советы «как-провести-выпускной-охуенно-и-чтобы-стыдно-не-было», он не мог расслабиться и перестать чувствовать себя глупо. — Солнышко, ты будешь самым красивым мальчиком, — снова воскликнула Джоди. — Ма, ты это раз сто сказала, — закатил глаза Найл. — Замолчи, я имею право восхищаться моим мальчиком, — толкая сына в бок, ответила она. — Я думал, я твой мальчик, — обиженно пробормотал он. Гарри ничего не отвечал, только кивал в ответ. Зачем портить настроение этим милым людям? Это выглядело довольно жалко, как и все школьные вечеринки, на которых Гарри приходилось бывать. Лэсли шла рядом в ярко-розовом платье в пол. Её волосы спадали на плечи, глаза подведены чёрным, а на губах красная помада. Она будто тоже бросает вызов старшей школе и говорит свое «прощай». Мимо них проходит Грег Мартин в темно-синем костюме, с идеальной прической и бросает на обоих друзей презрительный взгляд. — Где твой принц, Рапунцель? — смеётся он. — Иди на хуй, Мартин. Тот растворяется в толпе и Гарри больше и не думает вспоминать о нем. Кто он такой, чтобы портить вечер? — Я думала, мы будем самыми сексуальными, — сказала Лэсли, — но, походу, я просчиталась. Тут целая толпа, которая считает так же. — Брось, мы горячие, детка, — Гарри широко улыбнулся и потянул подругу танцевать. Они провели половину вечера дурачась и танцуя, совсем забыв о своих проблемах, тревогах. Просто молодость била в виски. Хотелось кричать от понимания того, что сейчас закончилось что-то очень важное в их жизни. Они стоят у одного финиша, на одной полосе с которым начинался старт. Забыв о том, что в зале есть другие люди и друзья, просто двигались в такт музыке. Гарри, будучи не самым лучшим танцором, совсем не стеснялся своих движений. Напротив, выпив пару бокалов, он чувствовал себя как никогда уверенно. — Могу ли я одолжить вашего партнёра? — послышался сладкий мужской хрип из-за спины. — Луи?! Томлинсон собственной персоной, в чёрной рубашке, обтягивающих штанах, полностью идеальный стоял перед ними. Рот Гарри приоткрылся в удивлении, и даже Лэсли была в шоке. Его ярко-голубые глаза сияют, и весь внешний вид излучает абсолютную безупречность, будто не было той фатальной недели. — Так что? — переспросил он. — Он весь твой, я все равно не из его команды, — кинула девушка и подвела руку друга к Луи. — Отлично выглядишь, Лэс, — сказал мужчина ей вслед. Гарри не мог произнести и слова. Спросить, зачем он пришёл? Нет, он все равно не ответит. Они просто смотрели друг на друга и танцевали. Зазвучала медленная песня, и пары начали сходиться. Луи властно протянул к себе мальчика, утыкаясь ему в шею. Он чувствовал свежий аромат его парфюма. Так близко и никаких слов. Луи начинает медленно ласкать шею мальчика губами, и тот не может сдержать глупой улыбки. Его глаза блестят, и вдруг он понимает, что сквозь полумрак на них смотрит Грег. На его лице совсем непонятная эмоция: смесь злости и отвращения. Но Стайлс не обращает на это внимания, его мысли полностью заняты Луи, который обнимает его за талию и снова целует, но теперь прямо в губы. Запах сигарет смешивается с желанием раздеться прямо здесь и сейчас. Гарри языком ласкает мочку уха партнера, и тот притягивает его все ближе и ближе. Они в порыве страсти и не замечают, что песня заканчивает и включается свет. Луи отстраняется и смотрит на мальчика. Его зелёные глаза горят абсолютным счастьем. — Спасибо, что пришёл, — тихо сказал он. — Мне пора. У меня там планы на вечер, — ответил мужчина. — Пойдём, провожу тебя до парковки. Они дошли до парковки, и машина Луи стояла почти в самом углу. Он сразу же прижал Гарри к ней и начал целовать так страстно, что их зубы сначала стукнулись друг о друга, прежде чем они они возобновили поцелуй. Мальчик обхватил руками шею и протянул его к себе сильнее, чтобы чувствовать его ближе. Он закусил нижнюю губу, и Луи засмеялся. — Хочешь меня, сам знаю, — засмеялся Томлинсон. — Просто отблагодарить, — он чуть не залился краской. — Не сегодня, солнышко, — насмешливо ответил он. — У меня там настоящее свидание намечается. — Обещай, — он потянулся к уху, — что будешь представлять меня, когда будешь трахать его. — Не хочу тебе врать, — он снова смеется. — Ублюдок, — он залился хохотом и вывернулся из объятий. — Ты невыносим. — Пока, Гарри. Он поцеловал его в щеку напоследок и сел за руль. Луи все ещё смотрел ему вслед через боковое стекло. Он завёл машину и продолжал смотреть, как мальчик неуклюже переставляет ноги в абсолютно счастливой походке и его кудри подпрыгивают на ходу. Вдруг за спиной мальчика появилась высокая фигура. Луи даже не успел осознать, что это, когда в руках Грега Мартина показалась бейсбольная бита. Он успел лишь прокричать громкое «Гарри», когда тот ударил его прямо в голову и мальчик упал. Сначала на колени, а потом его хрупкое тельце повалилось на холодный бетон. Луи сразу же кинулся прямиком к Мартину, но остатки здравого смысла подсказали, что Гарри, лежащий на полу важнее. Первые пару секунд он просто не знал, что делать. Его руки дрожали, он поднял голову мальчика и начал кричать. — Только не ты. Нет, нет, нет. Гарри, прошу очнись, вставай, Гарри, — он начал рыдать в голос, — кто-нибудь… Гарри, пожалуйста, только не ты. Он бился в истерике над телом Гарри. Струйка крови побежала по щекам, и сердце Луи готово было остановиться. Лучше бы он сам умер, чем увидел Гарри в таком состоянии. Эта картина навсегда останется в его памяти: бледная кожа, следы крови на рубашке и он с закрытыми глазами. […] Его руки были в крови и дрожали. На щеках засохшие дорожки слез. И он стоит абсолютно растерянный в коридоре больницы. Никто не видел, чтобы Луи так сильно переживал. Даже он сам. Что-то умерло внутри него прямо сейчас. Найл стоял рядом и держал его за руку, мать Гарри плакала около дверей палаты, но он никого не замечал. Его сердце ушло с ним туда, в неизвестность. Туда, где ты выбираешь, жить или умереть. «Я смотрел ему вслед и понимал, почему Джоди назвала его Солнышком. Он излучал свет, словно он и есть центр вселенной. Он не должен переставать светить. Я не могу потерять его». Луи