***
На часах почти полночь, и в пустом больничном коридоре видна только одна фигура. Он одет в спортивные штаны, ветровку с капюшоном, волосы в ужасном беспорядке, и он курит. Луи знает, что здесь запрещено курить, но разве не плевать? Разве не плевать, когда здесь лежит Гарри, и его врач сказал, что он больше не сможет рисовать. Он пускает дым и смотрит на спящего мальчика через окно в палату. Он уже не в коме, но его еще не выписали. Обычно он вечно ворочается во сне и тем самым будит Луи раз сто за ночь, но сейчас он на тяжелых лекарствах и почти не двигается. Его кожа похожа на фарфор, который готов треснуть в любую секунду, а в ушах Луи уже стоит тот звон, с которым тот раскрошится на кусочки. Ему снова мерещится тот вечер, машины, холодный пол, кровь повсюду, на волосах, лбу, белой рубашке и снова эта бледная кожа. Он как будто переживает тот момент снова и снова, ощущения того что он не успел на долю секунды не покидает его никогда и нигде. Утром в душе, на совещании, рабочем месте, клубе, во время секса с другими парнями он всегда думает о том, что обязан был успеть, но облажался. По-крупному. Он стискивает зубы и громко вздыхает. — В больнице запрещено курить, — говорит дежурная медсестра. — Вы мне это уже два месяца говорите, не надоело? — Нет. — Удивительные вы, женщины, — вздыхает Томлинсон. — Не хотите к нему зайти? — уже более дружелюбным тихим голосом спросила она. — Он ждет вас, говорит только о том, что скоро придет его Луи, и они вместе пойдут домой. — Нет. Его Луи не сможет ему помочь. Уже не смог. — Ему нужна поддержка, он падает духом. — Ему нужны какие-нибудь деньги? Особенные врачи? Лекарства, каких нет в больнице? Операция? — спросил Томлинсон. — Поддержка и любовь — все, что ему нужно. Этого Луи подарить ему не может. Утром Гарри снова просыпается и спрашивает о нем. И снова ему сообщают о том, что никакой Луи не приходил к нему. Лэсли и Джоди сидят с ним днем, развлекая и помогая разрабатывать руку. Вечера он проводит с матерью, которая печально смотрит исподлобья. Ему все время кажется, что она что-то скрывает, но больше не хочет спрашивать. Мальчик отчаянно пытается вспомнить тот вечер, но в его голове только картинка, где они с Лэсли танцуют, а потом его воспоминания обрываются и остаются только размазанные отрывки, где нет ничего хорошего. Он бросает мячик, но тот не летит в ту сторону куда он метил. Лэсли со снисходительностью снова смотрит на него, поднимает мяч и бросает ему, тот конечно же не ловит, руку передергивает и он снова громко матерится. — Еще раз, Гарри. Не нервничай, у тебя все получается, — говорит подруга. — Прости, Лэс. — Давай еще раз. Она снова бросает мяч, снова и снова. Это очень долгий процесс — учиться двигать рукой снова. И только упорство в этом деле поможет ему выйти отсюда. Он не знает, зачем и к кому выходить, но придется перевернуть эту страницу. Сохранять спокойствие гораздо сложнее на деле. Каждый советует не нервничать, не паниковать, не впадать в депрессию, но на деле эти слова становятся последней каплей. Гарри больше не мог выносить эту больницу, белые стены, люди вокруг на чьих лицах нет и проблеска оптимизма и острая нехватка чего-то вокруг. Из доброго мальчика он превращался в комок нервов, в бомбу, которая так и хочет взорваться, разнося все и всех вокруг. Настал тот день, когда Гарри смог вернуться домой. Здесь все изменилось. Отец тут больше не жил, его комнату немного переделали, чтобы ему было удобнее: новая кровать, шкаф, больше света, нет больше его плакатов и коллажа с рисунками, только белые стены. Это напоминает ему больницу. Гарри держит правую руку в кармане толстовки, потому что ему все ещё очень трудно двигать ей. Левой рукой он проводит по подоконнику и замирает. Ему не кажется, что он дома. Это какая-то условность, сердце его живёт далеко отсюда.***
Нельзя взять и заставить себя забыть что-то. Особенно, когда это касается людей, которых ты любишь. Особенно, когда больно им. Луи не хотел никому показывать свою боль и привязанность к Гарри, но получалось слишком неубедительно. Целыми днями он только и делал, что пил и занимался сексом с незнакомцами снова и снова, день за днем. Казалось бы этот отработанный годами сценарий нельзя нарушить просто так, но мальчику это удалось. Настал момент признать это. Друзья уже привыкли видеть его с бокалом в руках и обдолбанным, только Найл никак не хотел мириться с этим. Он снова встретился с Луи в кафе, когда тот сидел у барной стойки с пустыми глазами и, кажется, постарел лет на десять. — Чувак, ты снова пьян? — сказал он, подсаживаясь. — Имею право, — протянул он. — Гарри выписали из больницы, если ты, конечно, хочешь знать. — Не интересуюсь, — кинул он. — Лучше бы ты поинтересовался, тогда бы я сказал тебе, что ему очень плохо без тебя. — Ему плохо, потому что его череп проломили битой, а не потому что меня там нет. — Мне наверно лучше знать, я хотя бы видел его после произошедшего, — он повернулся к нему лицом, чтобы лучше рассмотреть эмоции. – И, знаешь, ты абсолютный придурок. Как ты можешь так поступать с человеком, который тебя любит? — Замолчи, Найл, — закатил глаза Томлинсон, — в такие моменты ты превращаешься в истеричного педика, который ужасно меня раздражает. — Пошел ты, бесчувственное дерьмо. — Хочешь, я куплю тебе выпить? Может, тогда ты остынешь. — Гарри сидит дома, и ему нужна твоя поддержка, так что протрезвей, умойся и иди к нему, — почти приказным тоном проговорил Хоран. — У тебя все? — Да. Никого снова не было дома. Мама ушла на работу. Лэсли не может приехать и развлечь его, потому что она теперь готовится к колледжу, а Гарри просто снова смотрит в потолок, и он даже не может подрочить или нарисовать что-нибудь, потому что его правая рука еле двигается. Да, первое тоже было весомой проблемой. Все дни в больнице, когда он просыпался и снова обнаруживал, что Луи не пришел, он мечтал только об одном: быстрее заснуть снова и не проснуться в следующий раз, чтобы не переживать этот крах всех иллюзий вновь и вновь. Он ненавидел себя за то, что не умер. Это звучало для него по-детски, но было правдой. Гарри мечтал просто раствориться в воздухе и больше не существовать. Раз — и его нет. Сам бы он никогда не смог, потому что просто не такой человек. Но сейчас ясно чувствовал, что упустил шанс, который ему был подкинут. Шанс на свободу от всего этого дерьма. В конечном счете он решил, что просто спуститься и поесть сейчас будет для него лучшим вариантом. Речи о том, чтобы выйти на улицу не шло, он чувствовал, что там лучше не станет, поэтому отсиживался дома и перемещался лишь от комнаты до кухни и обратно. Гарри спустился вниз и налил себе стакан сока. Потом включил телевизор и начал переключать каналы. Наконец остановив свой выбор на музыкальном, он услышал звук подъезжающей к дому машины. Отставив стакан и встав с дивана, он пошел, чтобы открыть дверь, будучи уверенным, что это мама. Но, открыв дверь, он не поверил своим глазам. Луи стоял на его пороге, такой прекрасный и родной. — Ты пришел? — почти задыхаясь, спросил он, и все его внутренности буквально сжались. — Впустишь меня? Он приоткрыл дверь и молча впустил мужчину внутрь. Тот положил ключи от машины в карман легкой джинсовой куртки и снял свои темные очки. Первое, что бросилось Гарри в глаза это то, как прекрасно его глаза подходили к этой куртке, а потом он просто стоял и не мог поверить, что он приехал. — Как ты? — неловко спросил Луи. — Не в самой лучшей форме, — ответил мальчик, — но жив. — Как твоя рука? — продолжал он задавать правильные по его мнению вопросы. — Почти не двигается, но доктор сказал, что со временем станет лучше, но, — он опустил взгляд, — но как раньше вряд ли будет. — Гарри… — Не нужно, Луи, — прервал он. — Мне сказали, что ты спас меня, вызвал скорую, почти остановил кровь. Спасибо. — Это смешно, Гарри. Это произошло, потому что я не успел. Понимаешь, — он повысил голос, — я не смог вовремя остеречь тебя. — Просто прими мое «спасибо», хорошо? — Я думал, что ты умрешь, а потом они сказали, что твое сердце бьется и… Я чуть не поверил в Бога. — Ты, — он чуть улыбнулся, — не меняешься. — Ты тоже, — впервые за долгие недели на его лице блеснула улыбка, которую он не контролировал, которая не была частью актерской игры или усмешки, — такое же Солнышко. Луи протянул свою руку к нему и провел пальцами по щеке. Практически каждую ночь он видит сон, в котором на этих бледных щеках застыла кровь и мальчик умирает у него на руках, на холодном бетонном полу. А потом он просыпается и долго сидит, выкуривая одну сигарету за другой, думая о том, за что все это свалилось именно на Гарри. За что этот светлый мальчик встретил такого как Луи, за что ему достался такой отец, за что он встретил тех отморозков. Он искренне считал, что Гарри последний человек на земле, кто заслуживает этого. Они сидят в гостиной и просто смотрят телевизор. Какая-то дурацкая комедия, которую показывают в прайм-тайм и Гарри искренне смеется над каждой глупой шуткой героев. Он лежит на плече Луи, на этой жесткой джинсовке, но это лучше, куда лучше, чем быть одному. Он расслаблен, но что-то глубоко в его сознании напряжено до предела из-за боязни, что это сон, галлюцинация — что угодно, но не реальность, не настоящий Луи, который приехал к нему, чтобы просто быть рядом. Луи чувствует тяжесть на своем плече и вместе с этим то, что все делает правильно. Ошибкой было мучить Гарри своим отсутствием, ошибкой было мучиться самому. Ему даже казалось в эти минуты, что пришло время для того, чтобы повзрослеть и наконец обзавестись устойчивыми отношениями. И идеальный кандидат в виде бесконечно прекрасного, любящего, теплого, нежного, прощающего ему его скотство создания прямо рядом с ним, но он понимает, что это разрушит жизнь Гарри до самого основания. Если сейчас он как огромным строительным шаром снес его до фундамента, то постоянные отношения рано или поздно сравняют мальчика с землей, если не оставят яму на его месте. Он больше никогда не сможет двигаться дальше, если останется с Луи. Это буквально рушит его мозг. Гарри щекочет носом его шею и целует его. Потом целует за ухом, говорит какой он красивый, а потом поднимает свои большие глаза на него и широко улыбается. Все эти мелочи не дают Луи отречься от пристрастия к маленькому дьяволу. — Я скучал по тебе, — шепчет Гарри, в перерывах между просмотром фильма и поцелуями. — Я буквально чувствую это, — он переносит ладонь на его ширинку и поглаживает. Гарри выгибает спину и оказывается в полулежачем состоянии. На секунду его охватывает паника, но он пытается взять себя в руки. Томлинсон теперь только целует его, безо всяких лишних действий, но для Гарри сейчас, после такого долгого отсутствия родного тела рядом, даже это слишком. — Прошу прощения, — доносится женский голос, — но я вынуждена остановить этот акт педофилии в моем доме. — Мама! — кричит Гарри. — Оу, экс-миссис Стайлс, как ваши дела? — в своем стиле спрашивает Луи, поднимаясь с дивана. — Луи, я так рада, что ты соизволил прийти. — О, не стоит. — Вы что, больные? — спрашивает Гарри. — Нет, милый, — отвечает женщина, — поднимись пожалуйста в свою комнату, мне нужно перекинуться парочкой слов с твоим ухажером. — Я хочу остаться. — Гарри, пожалуйста, — настаивает Томлинсон. И Энн знает, что его он точно послушается. Гарри нехотя поднимается к себе в комнату. А Луи остается один на один с этой женщиной, которая пару минут назад практически назвала его педофилом. — Внимательно слушаю вас. — Я хотела сказать тебе спасибо за все. Ты спас Гарри, я знаю. И еще я знаю, что ты каждую ночь дежурил у его палаты. Медсестра проговорилась. Знаешь, я не сказала Гарри про тебя, может быть потому что это придавало ему стимул жить и быстрее выздороветь, чтобы выйти оттуда и увидеть тебя. А может быть, я не сказала ему, потому что я не выношу тебя и хотела, чтобы Гарри возненавидел тебя. Я еще точно не определилась, — Луи ухмыльнулся. Вот от кого у Гарри эта чудаковатость. — В общем, я старалась как могла. Пыталась принять его ориентацию, тебя, как его парня, но с меня хватит. Он чуть не умер из-за всего этого, потому я хочу тебя попросить. — Чтобы я больше не общался с Гарри, не так ли? — Да, Луи, — вздохнула женщина. — Мне, — он потер виски и почти прорычал, — мне не все равно, что будет с ним, поймите. — Я вполне понимаю и верю тебе. Но, если тебе не все равно, пожалуйста, оставь его мне. Он мой сын, я хочу сделать как лучше. Без тебя ему будет лучше. Эти слова прозвенели в его ушах, как дребезг тонны разбитого стекла. Она озвучила именно, то, что терзало его на протяжении долго времени. Гарри будет лучше без него и не он один, даже мать мальчика понимает и открыто заявляет об этом. Впервые Луи принимает решение не ради своей выгоды. Впервые он заботится не о себе. — Передайте Гарри, чтобы он больше не звонил и не приходил ко мне. Скажите ему сами, что это была наша последняя встреча. — Спасибо, Луи. «У меня вновь и вновь отбирают то, что я каждый раз снова возвращаю себе. Это как мучительно долгая игра с неограниченным количеством жизней. Я не знаю, как из нее выйти.»