Astia vala femundis

Non sum qualis eram

Я не тот, каким был прежде

Три месяца… За это время можно сделать все, что угодно. Если остановиться и прекратить пить. События вокруг растянулись в бесконечную простыню, которая обволакивала, не давая возможности управлять происходящим. Его затягивало в водоворот, безысходность давила на горло, тело не слушалось, голова гудела изо дня в день, клейма ныли хуже, чем обычно. Фенрис был бы рад остановиться, но рука не слушалась, забирая из подвала очередную бутылку. Вино разъедало губы, язык уже разбух от соли, которой было пропитано вяленое мясо, купленное на закуску. Он почти никуда не выходил, только чтобы не умереть от жажды, за чистой водой. Тщательным путем, выверенным до последнего поворота, чтобы не видеть ее дом, чтобы не столкнуться ни с одной живой душой, которая могла бы его знать. В комнате было темно, гардины плотно скрывали дневной свет, льющийся из окон, от усталых невыспавшихся глаз. В очередной раз он поднимался с кровати, чтобы прожить день, запивая его вином. Проводя время в компании книг, которые раздобыл случайно, на базаре, в лавке у какого-то церковного ученого. Несколько из них о географии и путешествиях он проглотил за пару недель, одна оказалась любовным романом, эльф бросил читать ее, как только дошел до главы с трепетным объяснением между главными героями. Чтение спасало, он погружался в миры, о которых раньше мог лишь мечтать. Его переполняла гордость, с каждой прочитанной страницей. Понимать написанное и пропускать через себя, было гораздо проще, чем задумываться, во что превратилась его собственная жизнь. Выпивая, он заглушал ураган, бушующий в душе: Фенрис понятия не имел, как бороться с этим иначе. Ему было стыдно признаваться в своих слабостях перед спутниками Хоук. Какое вообще им может быть дело до его мыслей? Ворчливый эльф в своем темном поместье – никто не заходил к нему, наверное, он заслужил такое отношение к себе, ведь бесконечно отталкивая людей вокруг, рано или поздно окажешься в одиночестве. Страшно было, потому что теперь жгло не только тело, но и душу. Смертельный яд из воспоминаний и чувств, растекался по венам, наравне с лириумом. Так много мыслей в голове, что все время хотелось пить, чтобы вышибало мозги. И вместе с этим, он знал, что мог рассказать о своих тревогах Хоук, она бы его поняла. Демоны, она понимала его с самого начала! Слабость окутывала мышцы, тисками сжимала ребра, и пальцы уже были не в силах удержать бутылку. В спальне стоял кисловатый запах вина, стены пропитались им насквозь. Три месяца он засыпал, видя перед глазами ее заплаканное лицо. Каффар, хоть что-нибудь в своей жизни он сделал так, как нужно? Хотел спасти маму с сестрой, хотел освободить своих друзей и бежать с Сегерона, а что в итоге? Он сбежал, вот только один. Бросив их. Ни демона ты не сделал, Фенрис. В бездну твою жизнь, у всех получалось жить дальше. Кроме тебя! В стену полетела очередная бутылка, из тех, что стройным рядом располагались возле кресла Об это количество осколков он рано или поздно порежет ступни. И когда он последний раз убирался? Фенрис тряхнул головой, и комната поплыла перед глазами. Он мог вот так запросто сгнить в этом развалившемся поместье! Разбитая бутылка оказалась последней. Эльф взял немного денег и направился за новой порцией вина. Торговец из Орлея еще должен быть на месте, на торговой площади. Кому нужен разбитый, сломанный тевинтерский беглец, нелепо проживающий свою никчемную свободную жизнь, к которой так стремился? Пожалуй, он слишком много думал и размышлял о себе, о поступках, которые успел совершить. Воспоминаний, которые обрушились на голову нескончаемым потоком, с лихвой хватало, чтобы принять тот факт, что свободным он так и не стал. Убивая, никогда не станешь свободнее. Пытаясь разорвать в своей голове порочные цепи, состоящие из чужих взглядов и убеждений, эльф только приближал неотвратимое осознание того, что совершенно не контролировал происходящее вокруг. Какого демона ты собирался сделать? Ты не лучше какого-нибудь опустившегося пьянчуги из Нижнего города. Они все были свободны и вольны делать, что вздумается. Но так ли это? Что я делаю со своей жизнью? У меня есть принципы? Убеждения? Пламя! У него не было ни одной ниточки, за которую он мог бы уцепиться. Мягкий, обволакивающий голос Хоук, которым она произносила его имя, эхом отдавался в мозгу, замирая где-то в затылке. Как же ему хотелось почувствовать ее рядом! Но он не имел права просить ее об этом, ведь она потеряла мать, а он сбежал, оставив ее наедине с ужасными мыслями. Вот что ты сделал не так, Фенрис. Ты предал ее! Но я не знал, что так будет! Фаста васс, я правда не знал! Неужели в ней останется хоть чуточку сожаления, и она сможет простить его когда-нибудь? Какое безумное пьяное забвение. Оно сладкое, не сдерживающее желания, эльф не в силах шагнуть, у забвения есть лицо, у него есть имя. Мариан. — Помогите!!! Звонкий крик, раздавшийся посреди улицы, резко вывел его из оцепенения. — Создателя ради, меня ограбили!!! — пожилая женщина куталась в шерстяную шаль, к ней уже спешили несколько стражников. Фенрис вздохнул. Очередная несправедливость происходила прямо у него на глазах. — Куда он побежал? Мадам, что он украл? — Ожерелье, мое ожерелье! — женщина сдавленно всхлипнула. Краем глаза Фенрис заметил, как что-то сверкнуло за чередой колонн впереди. — Он побежал вон туда! Скорее же! — женщина указала рукой в том же направлении, в котором только что смотрел эльф. Фенрис сорвался с места быстрее, чем она успела договорить. Фаста васс, а почему бы и нет? Выпить несомненно хотелось больше, чем носиться за грабителями по Верхнему городу, но эта мысль быстро отошла на второй план. Эльф сосредоточился на силуэте впереди. Незадачливый вор даже не заметил его. Расстояние, разделявшее их, быстро сокращалось. В конце концов, Фенрису удалось схватить его за капюшон, лириум вспыхнул, обволакивая усталые мышцы, и эльф рывком потянул ткань на себя. Вышло сильнее, чем он рассчитывал, с плеч свалился мешок с бутылками вина. На задворках сознания полыхнула мысль о том, что будет очень жаль, если вино пострадает. — Твою мать, ты еще откуда взялся!!! — мужчина ловко перекатился на живот и вскочил с мостовой. Фенрис улыбнулся, видя его реакцию на сияющий в темноте переулка лириум. Наверняка со стороны он был похож на какого-нибудь демона. Варрик как-то заметил, что у него даже кожа становилась почти прозрачная. Этот наглец порядком успел взбесить его, хотя он уже и думать забыл об ограбленной даме. Во взъерошенных волосах грабителя застряли мелкие камешки и дорожная грязь, он сильно приложился головой, упав. Однако быстро сориентировался, приняв защитную стойку. Фенрис расхохотался, бросившись на него, как безумный. Какие у бедолаги могут быть шансы? Эльф колотил его, пока не почувствовал, что сбил кулаки до крови. Грабитель что-то хрипел, пытался вырваться, но после очередного удара тело обмякло, кажется, он уже был без сознания. — Создатель милосердный, немедленно прекрати это!!! — позади раздался чей-то басовитый голос. Через секунду крепкие руки подхватили его подмышки и потащили в сторону. — Он едва ли живой, что же ты творишь?! Фенрис с трудом сфокусировал взгляд на дороге перед собой и рванулся вперед. Лириум бил в виски, эльф не рассчитал силы, и упал на колени, едва успев выставить руки перед собой. — Разве можно так?! Чем этот несчастный заслужил такой мордобой? — мужчина в сияющем белом доспехе с луком за спиной, принялся осматривать избитого, — Андрасте милостивая, на лице живого места нет! — Он… украл… — выдохнул Фенрис, с трудом пытаясь отдышаться. — Что украл? Киркволлскую казну? — Ожерелье… кажется… — Дышит… Хвала Создателю… Мужчина поднялся с земли и повернулся в сторону Фенриса. — Встань! — Фаста вас... — Вставай, давай же, — сильная рука незнакомца снова рывком приподняла его, поставив на ноги. — Ты еще что за добродетель?! — огрызнулся эльф, почувствовав знакомый запах. Церковные благовония... Взгляд опять сфокусировался на белом доспехе, от которого бликами отражалось пламя факелов. Лучник. Сильная хватка, цепкий взгляд… Легкий, едва уловимый акцент. — Кто ты такой, какого демона тебе от меня нужно?! — Это я у тебя собирался узнать! Что, прости меня Создатель, тебе понадобилось от этого несчастного? Акцент, но поставленная речь и четкое произношение, это какой-то аристократ... Фенрис оперся спиной на каменный выступ здания, пытаясь унять головокружение. Сегодня ведь было особенно плохо. Его штормило, как маленькое рыболовецкое судно во время бури. Шрам на животе, полученный в старых тевинтерских руинах, неимоверно чесался, эльфийский корень перестал помогать три дня назад. Зуд становился терпимее, когда Фенрис заливался вином. Запасы истощались, но он покупал еще. Куда девать деньги, которые ему прислал Аарон? Там был целый мешок золота... Монетки посыпались из кармана, когда эльф в очередной раз неловко качнулся. — Создатель милосердный, где ты живешь? Нельзя бродить по ночам в таком состоянии! Фенрис схватил человека за предплечье, лириум вспыхнул, реагируя на злобу, которую эльф буквально источал кожей. — Что-то ты слишком часто поминаешь создателя, я, знаешь ли, не слишком религиозен! - прорычал он. Но незнакомец мягко отстранил его руку, едва ощутимо сжав, давая понять, что не хочет причинять вред и имеет добрые намерения. Фенрис различил его черты лица, заметил глаза пронзительно голубого цвета, и то, как внимательно они смотрели. — Ты Фенрис... Прости, я в темноте не разглядел... Это же лириум? Опять эти вопросы, вашидан... Опять лириум! — Неужели кто-нибудь хотя бы раз за всю мою никчемную жизнь не будет тыкать пальцем в эти демоновы узоры на моем теле! Эльф саданул кулаком по стене и каменная кладка посыпалась от силы удара. Вдруг захотелось смеяться, он ведь для них как чудной зверь, ему никогда не стать другим… — Откуда тебе известно мое имя? — он сфокусировал взгляд на странном незнакомце. — Меня зовут Себастьян, я брат Киркволлской церкви, о тебе я наслышан от Мариан Хоук, — ответил мужчина. Фенрис горько усмехнулся. Так вот почему он поминал Создателя в каждом предложении. Святоша… Эльф так сильно стремился забыть о Хоук эти три месяца, а сейчас ее имя из уст брата церкви ранило, словно не прошло и дня. Мариан... Слоги, которые он выучил первыми, смог написать на стене самостоятельно, без ее помощи. Она так мило заснула прямо за столом в ту ночь. — Ма… ри… ан... — прошептал эльф, пробуя имя на слух. Он не хотел его произносить, словно то было что-то запрещенное. Страх сковывал цепями, не давая вдохнуть, в голову закрадывались сомнения, просыпалась ярость и гнев, за то, что у него появилась слабость, с которой он ничего не мог поделать. После всего пережитого, эльф думал о ней, не переставая. Какого демона она занимала в голове так много места? — Фенрис, поверь мне, это не выход. Избивать людей, пусть даже и негодяев, это не выход. — Откуда тебе знать… — Пойдем-ка... Здесь не лучшее место для беседы, — Себастьян потянул его за локоть. Не было сил сопротивляться, да и много ли их вообще осталось? Фенрис поплелся за ним, чувствуя, как жжет рана на животе. Ему надо выпить. Это становится невыносимо. — Я опускался на самое дно. Думал, что могу делать со своей жизнью все, что мне заблагорассудится. Я был третьим сыном в семье Ваэль, которая правила Старкхевеном. У меня были деньги и возможности. Себастьян сел на ступени перед церковью. Фенрис устроился рядом, положив голову на сложенные руки. Он даже не обратил внимания, что свернул не туда, направляясь домой. И вот к чему это привело. Помешанный на религии брат церкви собирался рассказать ему свою биографию! — Что ты тут забыл, Ваэль? — эльф открыл глаза и принялся разглядывать гранитные плиты на лестнице. — Меня сдали в церковь, вместе с увесистым пожертвованием. Хороший ход, лишить меня возможности претендовать на трон, вынуждая принять обет безбрачия. — Но ты в итоге его принял… К чему ты клонишь, у меня голова болит, — эльф нашарил в мешке бутыль с вином, откупорил ее и жадно прислонился к горлышку. — Ты знаешь, Хоук рассказывала мне о тебе. Должен признаться, я удивлен твоей стойкостью, Фенрис. Каких усилий тебе стоило принять факт собственной свободы, прийти сюда издалека, буквально прогрызая себе путь. — Я задаю себе этот вопрос каждое утро. — И каков ответ? Фенрис хмыкнул. — С каждым днем я все больше убеждаюсь в собственной никчемности. — Ты знаешь, это хорошо, что мы сомневаемся в себе. В какой-то момент, когда я был на самом дне, казалось, что падать ниже уже невозможно... Я задал себе вопрос: что теперь? Я находился в заточении, в буквальном смысле этого слова. Думал, что у меня нет выбора, что меня лишили этой возможности. — И что дальше, скажи мне? Тебя спасла вера? Поэтому ты здесь? — Фенрис уставился на Себастьяна. Тот замолчал на какое-то время, внимательно вглядываясь вдаль. — Мне пришло письмо, с предложенным планом побега. Я воспользовался шансом, который, как мне казалось, послал сам Создатель. Мне удалось выбраться из монастыря незамеченным, но в темноте за церковной стеной я не сразу понял, что меня ждали. — И что, они скрутили тебя и заставили читать песнь света, пока язык не отсох? — съязвил Фенрис. Себастьян терпеливо смолчал, почти снисходительно улыбнувшись. — Оказалось, за моим спасением стояла Верховная Владычица Эльтина. Можешь себе представить мою реакцию? Я молил Андрасте помочь мне избежать следования Ей, а моим спасением руководила матерь всех верующих! В тот момент я уже был готов к чему угодно. Но… Эльтина отдала мне деньги, которые пожертвовали родители. Сказав при этом, что понимает мои чувства! Я решил, что она насмехается надо мной, ведь я был в ее власти, не в силах даже перечить. Но Эльтина сказала, что не слепа или глуха, и знает, что я в монастыре не по собственной воле. И отпускает меня! Мои родители хотели использовать Церковь для укрепления своей позиции и поддержки своих политических устремлений. Владычица сказала, что это был вовсе не акт веры. Я был настолько обескуражен происходящим, меня в тот момент хватило только на то, чтобы спросить «Зачем Вы это делаете?» — Себастьян выдержал паузу. — И что же она ответила? — поинтересовался Фенрис, отпивая глоток вина из бутылки. — Что никто не должен входить в церковь с чёрного входа, и что я единственный, кто может принять на себя обязательство прийти. Фенрис многозначительно хмыкнул. — Я это все к тому, что выбор есть, Фенрис. Мы делаем его, хотим того или нет. Эльтина дала мне выбор, и я понял, каков мой путь. И ты поймешь… Есть ли смысл топить жизнь в вине? Остановись и подумай, что привело тебя к такому решению. Церковный дворик умиротворял. Здесь было слишком спокойно. Словно сверху опустили магический купол, закрыв это место от звуков извне. Случайный крик ночной птицы нарушал тягучее безмолвие, чтобы потом раствориться во мраке, уступая всепоглощающей тишине. — Я не буду убеждать тебя, — Себастьян усмехнулся, — нам всем нужно во что-то верить. Нельзя вот так, в бездну неизвестности, одним... Мариан тяжело пришлось, особенно сейчас... Уйма аристократии, наместник, вся Киркволлская знать. Ее имя на слуху у многих людей... Но она хорошая девушка... — Тебя спасает вера. А я не вижу вокруг ничего, кроме несправедливости и страданий. Мое тело горит, если я не убиваю... Всё, чему я научился, это убивать! Я знаю только, как люди умирают, и чувствую, куда должен нанести последний удар. Слышу их голоса у себя в голове! — Фенрис сглотнул ком, понимая, что опять начинает злиться неизвестно на что. Затем поморщился и вновь опрокинул бутыль. Защипало в горле. Орлейская кислятина, но ничего другого не нашлось. — Скажи мне... Это когда-нибудь закончится? — спросил он, переведя дух. Себастьян задумался. Мог ли он понять эльфа? Фенрис сам не понимал, к чему столько событий происходит вокруг. Все эти встречи, сражения, бессмысленные на первый взгляд, ведь они ни к чему не привели! Все только становилось сложнее! Они проговорили до рассвета. От выпивки бывший принц отказался, мотивировав это своими обетами. И несмотря ни на что, Фенрису все же пришлась по душе их беседа. Придя домой под утро, он почувствовал, как тяжесть, казавшаяся невыносимой, уже не так сильно давит ему на плечи. А что до Хоук... Хоук все еще занимала большую часть его мыслей, но он почти был готов с этим примириться, пропуская эмоции через себя и находя им разумные объяснения. Да, он привязался к ней. Она была для него важной. Чем-то, что многие назвали бы глотком чистейшей воды в бескрайних просторах пустыни. Но Фенрис осознал, что отчаянно боялся снова стать рабом. Её собственным рабом. Рабы на свободе окружали его. Город полнился ими, они ворочались в переулках, допивая остатки алкоголя, вдыхая пары зловония Клоаки, вонзая нож в спину обидчиков, проигрывая в карты... Они были механизмом города. Киркволл жил бывшими рабами, до сих пор немногое изменилось, он так и не утратил собственного прозвища: город цепей. Будь то угроза вторжения от засевших в порту кунари или буйство малефикаров и другие события, сгущающиеся над городом в темные тучи - Фенрис знал - здесь почти нет свободы. Она казалась ему несбыточной мечтой, эфемерным состоянием... Своего рода чудом, до которого так хотелось дотянуться. Но попав в здешний водоворот событий, он погрузился в серую повседневность, напрочь позабыв о своих устремлениях. Фенрис продолжил заниматься тем, чему его научили, он убивал. В какой-то момент, судьба свела его с Мариан Хоук, и он вдруг возымел желание стать к ней ближе. Почувствовал, как его тянет к этой девушке, не смотря ни на что. Наивный дурак, на что он мог рассчитывать? Его сознание мигом обратилось против, вернув все воспоминания о прошлой жизни. Именно в ту минуту, когда он решил, что наконец-то стал счастлив. Себастьян сказал, что человеку необходимо учиться смирению и стойко принимать на себя удары судьбы. Но как он мог принять то, что для него значила Хоук? Самый большой удар судьбы с момента побега из рабства. Что может дать один человек другому кроме капли тепла? И что может быть больше этого? Мариан подарила ему столько тепла, что он испугался сгореть в нем заживо. Шлак воспоминаний, разрывающий сердце. Свободен лишь тот, кто утратил всё, ради чего стоит жить. — Ты не утратил, ты приобрел. Эльтина дала мне возможность приобрести осознание того, что я должен оставить прошлое. В нем для меня заключалась лишь пустота, и я до сих пор не жалею о своем выборе. — Ты бы мог вернуться в Старкхевен... Там твой народ, ты оставишь их? — спросил эльф, чувствуя, как его снова обволакивает винный дурман. — Ты задаешь вопросы в точности, как и Мариан, — усмехнулся Себастьян. Фенрис уже не злился на то, что голубоглазый принц, в который раз указывал ему на их сходство. В конце концов, он ясно дал понять, что Мариан беспокоилась не только из-за внезапной утраты матери, и не потому посещала Киркволлскую церковь. Более того, ее туда силком было не затащить, Хоук всегда иронизировала, когда дело касалось веры и разговоров об Андрасте и Создателе. Она тревожилась за Фенриса! Кто бы мог подумать, что у эльфа опять встанет ком поперек горла. Какого демона, он не заслуживает такого отношения к себе! Себастьян сказал, что у Хоук большое сердце. Доброе и отзывчивое, вокруг нее не может быть плохих людей. Поэтому Фенрис не может быть плохим. Себастьян оказался отличным собеседником, эльф не заметил, как их беседа в какой-то момент превратилась в его собственную исповедь. Все, что так отчаянно болело на душе, оставаясь невысказанным, излилось наружу, не оставив после себя ни капли тревоги. Себастьян верил, что в людях еще есть что-то хорошее. Может и эльф этого заслуживает? Каффар, хотя бы каплю... Последние месяцы, которые он провел в стенах поместья, занимаясь самокопанием, не сулили ничего хорошего. Может пора просто жить дальше? Фенрис лежал на кровати и смотрел сквозь потолочные перекрытия на холодное ночное небо и яркие звезды, думая об этом случайном разговоре с принцем Старкхевена. В очередной раз подмечая, как ловко судьба подкидывает людей. В самый нужный момент. Когда кажется, что ничто уже не в силах помочь. Помнится, так он встретился с Мариан Хоук. В груди стянулся тугой узел. Как ему хотелось провести рукой по ее бархатной коже, вдохнуть ее запах, увидеть, как она улыбается, услышать этот чудной и такой заразительный хохот. Он ведь ушел в то утро, после нелепого разговора... Когда Хоук проснулась, приподнялась на локтях и долго разглядывала комнату, будто оказалась в ней впервые, он нарочно притворился, что спал. Ему было любопытно, как она отреагирует на его присутствие рядом. Хоук слегка вздрогнула, но не отодвинулась, хотя нога лежала на нем поверх одеяла, она сильно ворочалась ночью. Фенрис наблюдал за ней, из-под опущенных ресниц, видел сначала ее спину, потом профиль. Через минуту она внимательно посмотрела на него, и будь он проклят, если ее взгляд не потеплел! Едва заметно стал чуточку мягче и спокойнее. Затем она потянулась и осторожно поднялась с кровати, на цыпочках выскользнув из комнаты. Пока ее не было, он тоже встал, разминая затекшее тело: половину ночи не мог уснуть, другую половину лежал на спине, боясь шевельнуться и побеспокоить ее. Хоук, судя по всему, умылась и привела в порядок растрепанные волосы. Назад в спальню вошла почти та самая Мариан, только без привычной озорной ухмылки на лице. Фенрис жутко смутился, ведь так и не придумал, что ей скажет утром? Тем более в свете недавних событий. Он собирался выразить соболезнования? Конечно, доброе утро, Хоук, жаль, что твоя мама умерла. Чудесное начало дня. Она кивнула ему и прошла к шкафу. Сон действительно привел ее в чувство, Мариан собиралась с привычной сосредоточенностью, лишь изредка бросая на него вопросительные взгляды. Демон, Фенрис, ты должен был сказать тогда хоть что-нибудь! — Мне нужно появиться у наместника, — отрывисто бросила Хоук, снимая ночную рубашку. Эльф отвернулся. Фаста васс, зачем ему было отворачиваться, если вчера он сам переодевал ее! — Как … как ты себя чувствуешь? — спросил он, украдкой посмотрев в ее сторону. Мариан уже застегивала на себе кожаный плащ. На улице было прохладно для конца лета. — Монна, вы не откажетесь от завтрака? — в комнату заглянула эльфийка. — Спасибо, Орана, пусть Фенрис поест за меня, мне пора бежать, скажи Бодану, чтобы погулял с Дэни, а если заглянет Варрик, передай ему, что я навещу его в Висельнике. Всю почту складывай на стол в гостиной! — Хоук перебросила через плечо кожаную сумку. Каффар, она нарочно его игнорировала?! Фенрис стоял столбом возле ее стола, не двигаясь с места в совершенной растерянности. Идиот, а чего ты ожидал? Что она бросится на тебя с рыданиями как вечером? Нет, произошедшее скорее было исключением из правила. Она имела на это право, а ты должен был ее утешить. Последовавшее сегодня ты заслужил, как и эту стену льда, все сильнее утолщающуюся между вами. — Фенрис, — она остановилась возле двери, вздохнув, словно собиралась с мыслями, — Я не знаю, что сказать, — нерешительно произнесла она. — Доброго утра будет достаточно? — Пожалуй да. Вполне. Она неуклюже переминалась с ноги на ногу, стараясь не встречаться с ним взглядом. Ее будто подменили, события последней недели отразились на ее взгляде, на ее манере говорить… Дурак, она ждала тебя, искала тебя, в ту самую минуту, когда ты был нужен! — Я буду в Висельнике вечером. Заглядывай… Дел накопилось… Он убежал тогда. И больше не возвращался. Как последний трус, боялся, что Хоук не захочет его видеть. Не показывался в Висельнике, обходил стороной ее имение. Вместо этого он схватил первый попавшийся контракт с доски проповедника и отправился на Рваный берег, разгромить шайку пиратов, которые пару дней назад навели ужас на близлежащие к Киркволлу постоялые дворы. С такой яростью он последний раз ломал людям хребты только в первые несколько месяцев после побега. Но разве это могло что-нибудь изменить? Все его мысли с тех пор были отданы Мариан. По утрам он проходил на рынок мимо ее дома, вглядываясь в окна, замирая за углом, едва увидев, что она спускается по ступенькам на прогулку с мабари. Он шел за ней, в надежде быть полезным и защитить, если кто-нибудь нападет. Каффар, какие глупости, ты прятался в кустах, глядя, как Хоук кидает палку Дэни, радуясь, что пес тебя не учует, ведь ты сидел с наветренной стороны. Фатальное невезение, казалось бы, окончательно покинуло девушку. На дорогах не попадалось ни грабителей, ни пиратов, никто не покушался на ее жизнь, она не натыкалась на пещеры работорговцев или древние магические артефакты. Жизнь просто шла своим чередом. И это медленно, но верно убивало Фенриса. Приходя в свою полуразрушенную берлогу, он пинал сломанную мебель, не разжигая камин, падал на матрас – или на что-то, оставшееся от его кровати… Так больше не может продолжаться, решал он для себя, но так и не приходил в Висельник. Завтра же он пойдет к ней и попросит прощения, думал эльф, и ноги вели совершенно в другую сторону от ее дома. Он проснулся под вечер и не смог встать с кровати. Свело под ребрами, и тупая боль отдала в поясницу. Задрав тунику, Фенрис обнаружил на месте шрама синеватый кровоподтек... И проклял себя за то, что не показался лекарю. Сдохнуть на кровати в своем полуразвалившемся доме в окружении пустых бутылок из-под вина? Когда после вчерашнего разговора с этим святошей у него только-только начало появляться желание жить и что-то исправить? Нет.... Нет-нет и еще раз нет, так не пойдет! Стиснув зубы, Фенрис вцепился одной рукой в спинку кровати, а другой оттолкнулся от матраса. В глазах мигом потемнело, а появившаяся в это мгновение боль чуть не вышибла из сознания. Но он стоял на ногах. Уже неплохо. На столе была настойка из эльфийского корня, нужно сделать всего четыре или пять шагов, при этом не упав... С пола он точно не поднимется без чьей-либо помощи. Кровоподтек начал зудеть. Видимо, его способности к регенерации не предполагали заживление пореза такой глубины... Больше всего было похоже на какое-то заражение. Эльф не сомневался, что кинжал, который вспорол ему живот, был щедро пропитан ядом. Но он вскрывал и промывал рану, когда вернулся в город! Фенрис дошел до стола, опираясь на стену. Горькая настойка немного привела в чувство и боль на какое-то время отступила. Куда ему идти? В верхнем городе имелась клиника, с лекарем и костоправом, которые обслуживали знатных господ. Только в его нынешнем виде едва ли на порог пустят... Разве что прихватить с собой побольше денег и понадеяться на чудо? Спуск по лестнице был сравним с кошмаром. Каждый шаг болью отдавал в висок, тело сводила судорога, усиливающаяся, если Фенрис не останавливался и не делал передышку. Дойдя до последней ступени, он едва удержал равновесие. А ведь путь предстоит не близкий! Когда он толкнул дверь, чтобы выйти на улицу, тело не выдержало и сдалось. Он почувствовал легкий ветерок, падая, и вдруг повисая в чьих-то объятиях. Взволнованный голос глухо звучал вдали, взывая к сознанию, но Фенрис медленно погружался во тьму. Ему снился странный сон. Словно он лежит в кровати, и ест суп с ложечки, как маленький ребенок. Послушно проглатывая его и давая вытереть себе рот салфеткой. Кто-то гладит его по щеке, нежно, приговаривая при этом какие-то слова. Вроде ничего особенного: но они успокаивают и убаюкивают. Голос такой родной, прямо как у матери, когда она выхаживала во время простуды, после очередного купания в море. — Жар прошел, я остановил заражение, а тебе давно пора домой, ты торчишь тут ночами! — Я не уйду, пока своими глазами не увижу, что он в состоянии ходить и соображать! — К чему это упрямство, разве ты виновата в том, что он месяцами заливался здесь вином, как последний алкаш!? — Мы уже это обсуждали, не начинай, пожалуйста... — Что не начинать? Я в который раз говорю тебе, прекрати с ним носиться, он не сделал для тебя ничего! Только втягивал в неприятности! Фенрис открыл глаза. Голоса были ясно слышны за закрытой дверью. Он пошарил рукой, осознавая, что лежит в кровати и накрыт одеялом. Белье чистое и приятно пахнет. В камине потрескивают дрова, отчего в комнате тепло и сухо. Он осторожно повернул голову, оглядывая помещение. Кругом прибрано, осколки и пустые бутылки исчезли, на столе стояли фрукты и буханка хлеба. Он не успел разглядеть больше, дверь резко открылась. — Мариан, прошу тебя... — Иди к демонам, Андерс, не желаю сейчас с тобой разговаривать... — прошипела Хоук. Древесина покрылась зыбким сиянием на мгновение, запечатлевая на себе заклинание. Заперла? Это была она, все это время? Выхаживала его и кормила супом? Фенрис закрыл глаза, притворяясь, что все еще не пришел в себя. Он слышал, как Хоук тихо подошла к кровати, постояла рядом какое-то время, затем вздохнула и села на стул. — Когда ты очнешься, я вкачу тебе по первое число, Фенрис... — устало пробормотала она и опустила голову на сложенные руки. Эльф почувствовал ее запах, так близко… Все о чем он мечтал сейчас здесь, рядом. Он жив, опять, благодаря ей… У каждого есть место, куда он может прийти, чтобы почувствовать себя в безопасности и покое. Кто-то зовет такое место родным домом. Кто-то – определенной компанией друзей или обществом определенного человека. Люди хотят принадлежать чему-то, связать с кем-то свою жизнь. Находясь в бесконечном одиночестве, можно тронуться рассудком, в попытках доказать миру, что ты готов прожить эту жизнь без кого-либо рядом. Да и кому говорить об этом, если ты решился быть наедине с собой? Зачем тогда доказывать? Мариан ушла под утро, оставив рядом с кроватью стакан воды. Через пару недель громкий хлопок входной двери вывел его из зыбкой вечерней дремы. Он засыпал несколько раз, читая книгу, сказывалась усталость от тренировок, которым эльф снова стал посвящать большую часть свободного времени. Он даже заходил в Висельник, и Варрик встречал его, как ни в чем не бывало. Почему-то Фенрис не сомневался, что Хоук приложила к этому руку. Эльф приходил в форму быстро, сказывались целительские таланты Андерса. Чудом было, что Мариан удалось уговорить мага помочь… Фенрис только не знал, кого ему благодарить. Разговаривать с одержимым не было никакого желания, а встречаться с Хоук он боялся. — Ай! — вскрикнули в холле. Раздался треск, что-то упало с глухим стуком. Фенрис подскочил, хватая меч, медленно приближаясь к двери спальни. Кто-то поднимался по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Глупо, учитывая, что этот незадачливый посетитель уже объявил о своем приходе, уронив что-то тяжелое в коридоре. Лезвие меча обдало холодом, металл начал быстро покрываться толстой коркой льда, когда Фенрис замахнулся. Он едва успел перенести вес, что вложил в удар, на ноги, чтобы не разбить к демонам весь дверной проем, как вдруг разглядел пришедшего к нему гостя. — Прямо как в старые добрые времена, — Мариан опустила руку, и с меча быстро стаял весь лед, образовав под ногами лужицу. Фенрис отшатнулся назад, его рука дрогнула, и оружие нелепо выпало на пол. — Ты что, уже хватку теряешь? — хмыкнула Хоук, но даже не улыбнулась. Вместо этого ее лицо исказила жуткая гримаса боли, вперемешку с… сожалением? — Прости, что опять без стука, я думала, ты привык… — Ты не заходила достаточно долгое время, я успел забыть, кто, кроме тебя может вваливаться ко мне вот так… — он поднял меч, прислонив его к стене, и быстрыми шагами удалился вглубь спальни. Что на него нашло? Где радушный прием, неужели он не рад ее видеть? Каффар, конечно рад, но в голову почему-то лезут мысли, о том, что в спальне он так и не убрался. Мариан оглядела помещение, вздохнула и прислонилась плечом к стене, так и не войдя в комнату. Соблюдала дистанцию? «Еще несколько секунд и это превратится уже в неловкую паузу, Фенрис!» Эльф ругал сам себя, но язык онемел, а в голове шумел ветер из обрывков мыслей и недосказанностей. Хоук, как всегда начала первой. — Мне, как это ни странно нужно твое общество… И я не хочу, чтобы мы вот так совсем прекратили общаться… — выдохнула она, вперив в него внимательный взгляд. — Я тоже не хочу, — грустно протянул Фенрис. Фаста васс, я хочу наброситься на тебя, упасть на колени, извиниться и сделать все, чтобы тебе больше никогда не было больно, Хоук. Нет, естественно, вслух он этого не скажет… — Я тут принесла кое-что, надеюсь, ты не против? Короче, мне надо выпить, — пробормотала она, порывшись в наплечной сумке, и помахала перед ним небольшой бутылкой из мутного стекла. Фенрис улыбнулся уголком губ. — Предложил бы я сесть… — У тебя еще много комнат, — Хоук оглянулась в сторону выхода. — Я решил, что те чудесные орлейские стулья могут приглянуться тебе, если ты захочешь еще раз выместить свою злобу на мебели… — усмехнулся Фенрис, мгновенно затыкаясь, соображая, что такой иронии она может не оценить. Ему давно было плевать на собственные чувства, он изрядно потоптался на собственном самомнении за это время, не хотелось вообще что-либо принимать всерьез. Но Хоук вдруг изменилась в лице. Расслабилась, плечи дрогнули и распрямились, ее лицо озарила улыбка. Фенрис почувствовал, как у него в груди тает большая глыба льда. Хоук начала смеяться! Заливисто, закинув голову назад, словно не делала это уже тысячу лет, искренне расхохоталась. Эльф отвернулся, понимая, что улыбается в ответ. Неужели еще не все потеряно? — Почему ты молчал о том, что у тебя есть выход на крышу? — спросила вдруг она. — Ты про эти дыры в потолке? — Мне вдруг пришла в голову мысль - там же вид на весь город! Обалдеть, как красиво! Особенно ночью! Фенрис радовался как ребенок, что она заговорила с ним как раньше. Безо всякой надменности в голосе, без обиды. Просто пришла и заговорила. — Только бы как-нибудь забраться туда, — пробормотала она, оглядывая комнату. — В подвале есть лестница, — улыбнулся Фенрис. Уж это он мог для нее сделать. Найти лестницу, оборвать тяжелую ткань штор с карниза, чтобы постелить на шершавой черепице. Лишь бы она продолжала улыбаться. — Что я говорила! Смотри! Вон шпили замка наместника! И церковь! А вон окна моего имения! — Осторожнее, свалишься! — пробормотал он, ухватив ее за плечо, прежде чем она успела поскользнуться. — Ох, — только и вырвалось у Хоук, когда она опустилась рядом с эльфом на плотную ткань какой-то орлейской парчи. — А кто-то ведь заплатил за эти гардины целое состояние! — усмехнулась Мариан. — А ты елозишь по ним задницей… Где-то наверняка плачет один портной… Хоук прыснула со смеху, едва не подавившись жидкостью из бутылки. — Что это, между прочим? — поинтересовался Фенрис, принимая напиток у нее из рук, — вопрос из чистого любопытства. Будет ли нас кто-нибудь утром отскребать от мостовой? Хоук уперлась руками в черепицу, закинув голову назад. — Я жду, когда появятся звезды! А то, что ты собираешься выпить – крепкая настойка, которую приготовил вчера Бодан. Сказал, что она помогала ему забыться, если требовалось… — Ты решила забыться? — Фенрис глотнул напиток и тот мгновенно обжег горло. Пришлось откашляться. — Да, и выбрала для этого чудесное местечко, — хохотнула Мариан, оглядывая открывшиеся просторы. Огни ночного Киркволла только начинали загораться. Стражники, несущие дозор в Верхнем городе, методично зажигали светильники и факелы на улицах. Нижний город освещался хуже, но покосившиеся крыши наиболее высоких построек все равно можно было разглядеть, за ними, угрюмой грядой, высились недружелюбные Казематы. — И скажут про нее, что забылась среди кучи птичьего дерьма… А вообще, нужен тост! — спохватилась Мариан, обращаясь к нему, — только что-нибудь поторжественнее! Фенрис задумался на долю секунды. Напиток уже успел ударить в голову, которой и без того досталось от нахлынувших эмоций и воспоминаний. — За Мариан Хоук, несущую ужас грабителям и доходягам Киркволла? — усмехнулся он. — И за мрачного эльфа, который молодец, что все-таки вернулся, — улыбнулась она в ответ и стукнула кулаком в бутылку. Эльф сделал глоток и быстро передал настойку ей. Ночь опустилась на город, явив на небе бесконечное количество звезд. Вид действительно был потрясающий, Фенрис редко обращал внимание на многие вещи, которые ему вдруг показывала Мариан. Как он уже понял, он вообще ничего вокруг себя не замечал, пока в его жизни не появилась эта чудаковатая и прекрасная девушка. Он устал искать объяснения в душе, что она для него значила, и почему столькое происходило между ними в последнее время. Фенрис был бесконечно благодарен за то, что она ничего не усложняла и в какой-то степени даже делала проще. Вот так сидеть рядом, чувствуя тепло ее плеча, смотреть на звезды и пить какую-то дрянь, это было в духе Хоук. — Как думаешь, нас прикончат когда-нибудь? — спросила она и легла на спину, согнув ноги в коленях. — Раньше я страшно не хотел умирать, — Фенрис вытянулся рядом, — ну ты помнишь, Тевинтер, все дела… Да и отчаивался не раз…. Ты наверное заметила… — он замолк, не продолжив фразу. Конечно заметила, идиот… И выхаживала тебя, пока ты блевал, не в силах подняться с кровати. — Это слабость? Что нам не хочется умирать? — вырвалось вдруг у Хоук. — Все умирают, рано или поздно… — грустно пробормотал эльф. Фенрис побоялся продолжать разговор на эту тему, но Мариан не подавала виду, что ее это каким-либо образом задевает или расстраивает. — Знаешь, я в какой-то момент захотела быть тобой! — уверенно сказала она. — Тевинтер в той стороне, — усмехнулся Фенрис, махнув рукой в предполагаемую сторону света. — Я захотела покрываться шипами, каждый раз, когда очередная сволочь выражает мне свои соболезнования… Мы справляемся с нашим горем в одиночку, Фенрис. Самые важные для нас люди придут и помолчат вместе с нами. Но, в конце концов, мы остаемся наедине со своими решениями и поступками. Всегда. — Ты как, держишься? Как это… произошло? Хоук вздохнула и отвернулась. Фенрис испугался, сообразив, что задал вопрос, которым ее наверняка уже замучили, заставляя переживать смерть матери снова и снова, воскрешая события перед глазами. Он хорошо понимал, что она могла думать в данную минуту, по себе зная, каково это, каждый раз отвечать на одно и то же. Он легонько коснулся ее ладони пальцами. Холодная. — Прости, что спрашиваю это... — Ты знаешь, — Мариан села, обхватив колени руками, — ничего. Я могу рассказать еще раз... — Если не хочешь, то... — Наоборот, Фенрис. Хочу. Мне это... нужно. Эльф замер в ожидании, будучи готовым выслушать что угодно. Он так отчаянно нуждался в ней все это время, что напрочь забыл, как тяжело ей пришлось. — Я преследовала этого маньяка по следам крови. В Нижнем городе, в заброшенной литейной у него была целая лаборатория. До мамы он изловил еще нескольких женщин. Мама была последней... — Зачем ему это? Я имею в виду, почему белые лилии, почему именно твоя мать? — Лилии это метафора, его извращенное сознание запечатлело такой образ. Он любил свою жену до безумия. В прямом смысле этого слова. Она мерещилась ему после смерти, в каждом облике, в случайном жесте, в чужих голосах. Конечно, он хотел ее вернуть, переиграть смерть таким образом... У моей мамы оказалось ее лицо. Когда я увидела портрет его жены там, в подвалах... Это была Лиандра, в точности. Остальные жертвы стали телом. От мамы ему нужно было только лицо. Он увлекся некромантией, задумав оживить эдакий симбиоз из чужих частей... — Выходит он позаимствовал лицо твоей матери? Хоук опустила голову на ладони. Фенрису показалось, она вот-вот заплачет. Но девушка издала лишь прерывистый вздох и убрала руки от лица. Может быть, в какой-то момент слезы пропадают, глаза становятся сухими и только ноющая боль в груди дает знать о том, что ты никогда не переживешь эту потерю? Он чувствовал, что она задвигает свои мысли и переживания на задний план, как и он сам. Прячет за шутками, чудными выходками, которые многие считают лишь странностями... Но кто-нибудь видел ее настоящую? Когда она сотрясалась в рыданиях, уткнувшись ему в грудь... У Фенриса появилось острое желание обнять ее, успокоить, молить о том, чтобы она не сдерживала в себе страх, чтобы по-настоящему улыбалась. Он точно не знал, да и не смел надеяться, однако, все же верил, что улыбаясь ему, она была искренней и настоящей. Рядом... Словно так и должно быть. — Я убила его... — Я поступил бы так же. — Мне страшно, Фенрис. Мне впервые так жутко, по-настоящему страшно. Эльф сел и робко положил руку ей на плечо. Не зная, поймет ли она этот жест правильно... Ты не одна, мне же тоже страшно. — Я слышала демона. Впервые так близко, он зашептал мне в ухо, чтобы я приняла этот дар, что еще секунда, и моя мать будет жива. Он пообещал, что оживит ее, понимаешь? Холодок пробежал по шее Фенриса. Конечно, он прекрасно понимал, о чем Хоук начала говорить. Об искушении, с которым сталкиваются такие, как она. Маги. Слышат голоса в Тени, чем тоньше завеса, тем сильнее. Демоны, духи, все, кто отчаянно хотят оказаться рядом с людьми - они начинают тянутся в мир. А в тот момент, когда Хоук увидела тело своей матери... Каффар, каково же ей пришлось тогда? — Мне стыдно говорить тебе об этом... Об этой слабости... — ее плечи вздрогнули, и Фенрис убрал руку. — Но ты все-таки скажи, Хоук, — пробормотал он, а затем к своему собственному удивлению тихо добавил, — я вовсе не считаю это слабостью. Мариан оглянулась и удивленно посмотрела на него. — Ты не слабая... Это не слабость... Каффар, я это правда сказал? Просто... — Фенрис почувствовал, как слова в голове путаются все больше, а сказать ведь хотелось так много. Хоук грустно, но понимающе улыбнулась. — Тебе было страшно, это же твоя мать. И в конце концов, ты не поддалась! Я же говорю сейчас с тобой, а не с демоном! — Знаешь, на что это похоже? — Хоук снова начала смотреть в сторону, так, чтобы он не видел ее лица. Хотя по голосу было ясно, как она напугана и взволнована. — Представь себе маленького ребенка, беззащитного. У него нет ног, он ходить не может. Видит, как это делают другие, а сам не может. И ты вдруг чувствуешь, что не в силах изменить это. А он плачет и спрашивает, но почему? Почему вы, а не мы? Говорит прямо в ухо. А тебе его жаль, до боли в груди. Вот в эту секунду все и происходит. Ты жертвуешь себя, потому что они могут заставить тебя почувствовать, каково им. — У всех магов так? — ошарашено прошептал Фенрис. Только что, у себя в голове он услышал звонкий голос маленькой сестры, которая спросила: "Почему у меня нет красивого платья, а у тех детей есть?" — Я не знаю, как это у других... Я не знаю, каким бывает чужое искушение. Хоук уткнулась лбом в колени. Фенрис придвинулся ближе и сделал то, что хотел больше всего на свете, с тех пор, как увидел Мариан на кровати с маской, вместо привычно-доброго и милого лица. Он положил руку ей на плечо и мягко притянул к себе. Хоук не сопротивлялась, вяло склонив голову и уткнувшись ему в грудь. Аромат ее кожи и волос ударил в ноздри, опьяняя не хуже настойки, которую они уже почти выпили. Фенрис молчал, сжимая ее плечо чуть крепче, пытаясь, наверное, сказать этим, что он рядом. Не уйдет от нее, ему действительно не хочется этого. — Ты же видел, как это происходит, — тихо прошептала она, — видел, как маги становятся одержимыми. Фенрис слишком хорошо знал, о чем она говорит. — Ты сможешь убить меня, если я не справлюсь с искушением? От ее последних слов стало жутко. Не потому, что она попросила убить. Это не представляло сложности, ведь эльфу приходилось иметь дело с малефикарами и одержимыми. Просто теперь он ясно осознал причину своего беспокойства. То были люди, которых он видел первый и последний раз в жизни. А перед ним была Хоук, та, которую он сейчас осмелился бы назвать своим единственным другом. Та, которую он желал в своих снах, целовал и даже был близок, как никогда и ни с кем за целую жизнь. Смог бы он убить ее? Хватило бы смелости? Он ненавидел магию. И обнимал сидевшую рядом магессу. Разбитую, расстроенную и потерянную. Нет, не так. Он обнимал Хоук! Родную, теплую... Его. Фенрис задумался, в какой момент его подсознание так ловко разделило в голове Хоук-девушку и Хоук-мага. Когда это началось? — Фенрис, прости, что завела этот бессмысленный разговор, - она осторожно вылезла из-под его руки. — О, мне теперь есть о чем подумать, — мрачно пробормотал он. — Каким способом меня прикончить? — усмехнулась Хоук. — Я не хочу тебя убивать. И не смогу теперь. Наверное. Не знаю! — Забудь, я постараюсь, чтобы тебе не представилась такая возможность! Она некоторое время смотрела на него, словно изучая. — Вот только не сморозь сейчас какую-нибудь слюнявую чушь! Я благодарна за то, что ты такой, какой есть. Если мне понадобятся соболезнования, я пойду в церковь! Фенрис отвернулся, чтобы сделать глоток из бутылки и скрыть от нее собственную улыбку. — Я ненавижу, когда меня жалеют. — Я тоже. — Знаешь, в бездну все, у меня будто прилив сил! Я готова плюнуть в лицо Аришоку, чтоб его, послать наместника, пнуть под зад Гамлена и всех, кто пытается меня достать! — Мариан вырвала у него из рук настойку и тоже выпила. — Хоук, сделай одолжение, когда соберешься осуществлять свой коварный план, не забудь позвать меня, — Фенрис лениво толкнул ее плечом, и она улыбнулась. — А ты когда-нибудь сожалел о чем-то? — Немного… — И что мы будем делать со всеми этими сожалениями? — Мариан хитро улыбнулась. — Не знаю, пожалуй нужно просто жить дальше? — Хорошая мысль! Эй, гляди-ка! — она чуть не подпрыгнула на черепицах, указав пальцем на кого-то внизу, — это же мадам Илония! Эта толстозадая сука уверяла меня, что как-то давала моей матери ожерелье! Она хотела его вернуть, представляешь? Прямо во время похорон ко мне подошла! Старая стерва… — Хоук, осторожнее… — Дай я в нее дерьмом кину, а? — Это очень необдуманный поступок, Хоук. — Перестань звать меня Хоук! Хоук то, Хоук это, тошнит уже! Мариан подползла к самому краю крыши, провожая мадам злобным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Закусила нижнюю губу, обдумывая про себя какой-то коварный план. — Мариан! — шикнул на нее Фенрис, но Хоук в этот момент было не остановить. При помощи магии, она подняла кучки птичьего помета с крыши и запустила их прямо на голову мадам и всей ее свите. Поднялся визг, шедшие с ней рядом фрейлины тоже пострадали. Стражники забегали вокруг в поисках предполагаемой угрозы. Хоук откатилась от края крыши, давясь от хохота. — Жаль я не видела ее лица… И ее великолепной прически, — пробормотала Мариан, вытирая выступившие от смеха слезы. Фенрис сидел рядом, скрестив ноги, и сосредоточенно вынимал у нее из одежды щепки и перья. — Что ты делаешь, да брось, я великий голубиный мститель, несущий ужас на крыльях ночи! — продолжала хохотать Мариан. — Почему ты пытаешься казаться такой несерьезной? — Фенрис не выдержал и засмеялся вместе с ней. — Потому что иначе у меня рожа треснет! — Хоук схватилась за живот, давясь от приступов хохота. Они допили бутыль с настойкой, на улице стало совсем тихо и прохладный ветерок начал забираться под одежду. Фенрис заметил, что Хоук дрожит, и выругался про себя, что не захватил еще какое-нибудь одеяло. Не хватало простудиться. Они молчали какое-то время, пока в животе Хоук не заурчало. — Не знаю, как ты, а я бы сейчас сожрала целого барана… — пробормотала она, — надо сходить к Варрику. Я задолжала ему кучу партий в порочную добродетель… — Ты играешь в порочную добродетель с Варриком? С каких пор? — Вообще-то мы частенько собираемся! — Без меня? — Что-то я не замечала за тобой особого рвения… Ты убегал домой каждый раз, как только видел, что мы в компании Мерриль и Андерса! Фенрис поджал губы, не зная как правильно воспроизвести реакцию, возникшую в голове. Ему очень сильно захотелось сломать что-нибудь и запретить Мариан общаться с этими ненормальными, но он понимал, что не вправе говорить такого. — Я могу составить тебе компанию, — выдавил из себя эльф. — Ты серьезно?! И без кровопролития?! — Я постараюсь, — мрачно усмехнулся Фенрис, и вздрогнул, когда руки Хоук обвились вокруг его шеи. — Я так рада! — вскрикнула она, стискивая его в объятиях. Фенрис ощутил, как пропал воздух из легких, а к щекам прилил жар. Хоук уже начала спускаться по лестнице, а он продолжал сидеть, замерев в той же позе и боясь выдохнуть, чувствуя как мысли покидают голову, уступая место восхитительной пустоте. — Ты где там застрял!? Пошли уже! Эльф спохватился, бросившись вниз за ней, думая, что если в этот момент, она бы позвала его вызывать демонов… Он бы пошел. Демоны… Фенрис рассмеялся в спальне, застегивая на себе крепление для меча. — На тебя настойка так повлияла? — Хоук приподняла бровь, удивленно вглядываясь в его лицо. Фенрис смутился, не зная, как ему себя вести. Он был так благодарен ей… и понятия не имел, как выразить все, что чувствовал. — Я… наверное сейчас скажу какую-нибудь глупость… — неуверенно начал он, глядя, как Мариан начинает улыбаться, — но, вообще-то… Я должен поблагодарить тебя. И еще попросить прощения. И еще… Хоук сделала шаг ему навстречу и вдруг ласково потрепала по волосам. Этот ничего не значащий вроде бы жест, заставил сердце сделать кувырок в груди. Фенрис рефлекторно наклонил голову под руку, и, оказавшись совсем близко к ее лицу, почувствовал аромат ее кожи… — Не будь занудой, — усмехнулась Мариан и ловко отстранилась, — пошли уже, все заждались! Вот удивятся, когда ты появишься! Фенрис шел на шаг позади, глядя на ее капюшон. Ему казалось, что он родился заново. Все страдания и мучения испарились, едва он увидел ее улыбку. Ушла боль, ушел страх, едва она дотронулась до него. Эльф поклялся себе, что не подведет. Никогда больше.