Astia vala femundis

Ad patres

На тот свет

Вспышки света блистали где-то наверху… назойливые и яркие, словно пытались разбудить его, но у них ничего не выходило. Он погружался все глубже в воду. Ему казалось, что он тонул вполне добровольно, раскинув руки и ноги в разные стороны, раскрыв рот, чтобы вода поскорее заполнила легкие. Но почему не захлебывался? Он не сразу сообразил, что дышит. Разве это возможно находясь так глубоко? Мысли были такими тяжелыми и неповоротливыми. Они не слушались, ему казалось, он упускал суть, различая только мимолетные вспышки, которые освещали его ладони. Чуть выше запястий, почти на сгибе локтя, находились три точки. Абсолютно одинаковые на каждой руке, но теперь вместо них он видел какие-то мутные пятна, сливающиеся с лириумом в его татуировках. Он подумал, что это вода мешает разглядеть их как следует, но погружение внезапно прекратилось. Он опустился на дно? Теплый песок грел ему спину, он лежал и смотрел в небеса, наблюдая, как бесконечно медленно плывут белые кучерявые облака. Воздух казался таким свежим! Его охватило спокойствие, но спустя некоторое время он закрыл глаза и продолжил погружение. Кто-то будто руководил всеми действиями: даже думать было тяжело. Он попробовал вспомнить, как его имя, но на ум приходили только обрывки звуков и крики, до боли знакомые, но совершенно неразборчивые. Хотя, если он под водой, как здесь вообще можно что-либо слышать? Вместо этого, он сосредоточился на ощущениях, и тут ему повезло больше. Он почувствовал боль. Не острую, но какую-то слишком привычную. Он знал, что она соседствовала с ним очень давно. Сколько точно, не помнил, но слабые пульсации в мышцах эхом разносились по всему телу. Это было. Точнее, так должно было быть. Он попробовал пошевелить руками, но какое-то незримое глазу препятствие помешало ему сделать это. Он не видел, но чувствовал, будто нечто сильно давит и не дает всплыть на поверхность. Накатил страх, неосознанный, но слишком сильный, чтобы его не замечать. Боль вдруг усилилась до такой степени, что ему стало казаться, будто внутри него что-то оборвалось – какой-то центр, сопротивлявшийся ей доселе, исчез. Лопнул, рассыпался на тысячи маленьких осколков. Он знал, что когда-то был другим. Муки, сопровождавшей его сейчас, раньше не было. Воспоминания о хорошем самочувствии были так далеко, что он с какого-то момента просто перестал обращать на них всякое внимание. Если раньше боль жила в нем, то теперь он сам начал жить внутри этой боли: боль стала для него всем тем, что постоянно окружает, – целым миром и временем. Ничто не было более реальным, чем призрачный и абсурдный мир боли. Но странные, чередующиеся с разной продолжительностью, вспышки яркого света неизменно возвращали к мыслям о том, что же случилось. Почему он здесь? Каждое повторяющееся мерцание словно встряхивало его. Он не всегда был под водой. Иногда спал и спиной явственно ощущал чье-то тепло. Порой его охватывала странная и при этом казавшаяся совершенно естественной непреодолимая нежность. Он не знал, почему пробуждалось это чувство, но был абсолютно уверен, что оно как-то связано с тем самым теплом, которое он ощущал каждый раз, когда просыпался. Временами ему опять слышались голоса и обрывки чьей-то речи: мужские и женские, разной тональности и эмоциональной окраски. Мужские голоса говорили резко и отрывисто. Женский, как он вскоре разобрал, один единственный, звучал так чисто и ясно, что тело в тот же самый момент начинало неистово тянуться к нему. Но слов по-прежнему было не различить. Однажды он проснулся и понял, что слышит смех. Тот самый женский голос искренне и заливисто смеялся. Внезапно пришло осознание, что он все это время находился в забытьи, и что ему срочно нужно вернуться. Прийти в себя. Он обязан сделать это. Боль снова ударила в районе солнечного сплетения. Согнувшись пополам, он едва вынес это мучительно жжение. Спустя секунду, отняв ладони от груди, он увидел, что на них заплясало лириумное пламя. Откуда оно? Смех внезапно оборвался, спустя секунды ему снова стало тепло и спокойно. Тепло дарил женский голос, тот самый, что смеялся минуту назад так искренне и красиво. Он снова погрузился в сон. Отсутствие звуков и запахов, вкупе с полным забвением поглощало его все чаще. Мысли о том, кто же он такой, приходили в голову реже, ему казалось, что он забывался. Хотелось быть здесь, в этой всеобъемлющей тишине, отчужденно и спокойно созерцая тьму перед глазами. Разум начал бояться, что вместе со страхом и болью, навсегда забудет то, что должен был вспомнить. Желание очнуться вдруг обрело ясность и стало почти непреодолимым. Ему удалось пошевелить рукой. Ощущение вышло таким неожиданным и породило перед глазами столько мысленных образов из радости и боли, что он чуть было снова не потерял сознание. Вместе с этим движением он наконец-то различил собственное дыхание. Хрип, частые всхлипы и странный, сдавленный кашель. При этом грудную клетку словно сжимали в тисках. Вместе со звуками он почувствовал и запахи: приятный аромат кожи и каких-то трав. Разум с легкостью давал названия всем ощущениям, а мир, в котором он пытался прийти в себя будто звал его. Спина оторвалась от поверхности, кто-то удерживал его на весу: по горлу заструилась теплая, вязкая жидкость. Грубый мужской голос заговорил на совершенно непонятном ему наречии. Он попытался отмахнуться рукой: пить вовсе не хотелось, но чья-то до боли знакомая на ощупь ладонь переплела их пальцы и будто бы согрела изнутри. До уха донесся тихий успокаивающий шепот, в котором ему удалось разобрать всего одну единственную просьбу. — Выпей, милый, ну пожалуйста. Будь умницей. Ты обязательно поправишься. Эти слова и интонация, с которой их произнесли, вызвали в нем необыкновенный прилив сил. С каждым новым глотком боль отступала и больше не возвращалась. Ему хотелось услышать этот голос еще раз. Он хотел слушать его постоянно. Он бы растворился в нем и в том тепле, что чувствовал, если бы мог. Его снова вернули в лежачее положение. Послышался шорох и чья-то возня. — Вы справитесь? Его надо обмыть. Похоже, он наделал себе в штаны… — Благодарю, только нагрейте воды. Я справлюсь сама. Он поежился. Под ним было холодно и мокро. Внезапно накатил приступ стыда: будучи неуверенным даже в собственном имени, он точно знал, что является взрослым. Разве взрослые могут наделать себе в штаны? Его снова приподняли и заботливо избавили от одежды. Он пытался открыть глаза, но веки были слишком тяжелыми. Попробовал шевельнуть рукой, чтобы дать понять, что все слышит, но сделать это еще раз, увы, не удалось. Тело будто свинцом налилось. Рядом с ним грустно всхлипнули. — Фенрис… надеюсь, ты слышишь меня? Создатель милосердный, я так боюсь, — кто-то гладил его по лицу, называя этим именем. Значит, вот как его зовут. Фенрис? Но кто же та девушка, что только что мыла и переодевала его? — Я с тобой. Я рядом и никуда не уйду, — он почувствовал, как ее рука вновь сжала его ладонь, переплетя их пальцы. Тепло, передаваемое в этом прикосновении, пробудило в нем чувство нежности и глубокой печали. Он вспомнил, как много значил для той, что находилась рядом, и сразу же, почти одновременно с этим, осознал, что сам нуждался в ней едва ли не вдвое больше. — Ты слышишь меня? — на этот вопрос он постарался ответить, сжав ее ладонь чуть крепче. Но у него не вышло, девушка всхлипнула, и на кожу попало несколько теплых капель. Она плакала? Ему отчаянно захотелось, чтобы она прекратила. Утешить, успокоить, прижать к себе, погладить по волосам, поцеловать. Чувства и образы из путанных воспоминаний переполнили его до краев. Она была нужна! — Фенрис… Мне так жаль, что все это случилось… Там был большой пожар. Я не помню, как мы выбрались, похоже, ты вытащил меня на себе из горящего здания. Нас нашли проводники по пустыне. Едва увидев дым, они поднялись на гору и обнаружили нас. Ты был без сознания. Мне удалось объяснить им, что произошло, по крайней мере, из того, что я помнила, — голос дрогнул и прервался. Кажется, девушка вытерла слезы и затем прерывисто вздохнула. — Фенрис, почему ты не приходишь в себя? Эти люди говорили что-то про глубокую связь с Тенью… Они показывали мне на твои предплечья, я и сама обратила внимание… Твои клейма, они будто расплавились в этих местах. Что же с тобой происходит? Он слушал ее монолог и с каждым новым словом вспоминал какую-то часть из своей истории, с каждой сменой интонации в ее голосе, видел перед собой все больше. В голову внезапно пришло, что говорящую с ним девушку зовут Мариан. Мариан Хоук. Он точно знал, как пишется ее имя, и ему очень нравилось, как оно звучит. Он беглый раб по имени Фенрис, из Тевинтера. За ним охотится магистр и куча наемников. Прошлое покрыто мраком, а в бегах он очень давно. Надеялся найти, где пополнить припасы и зализать полученные раны, а в трех днях пути как раз находился город Киркволл. Прежде чем наемники магистра выйдут на его след, у него будет время подготовиться. Но что же он делает здесь, без сознания, с этой Мариан? Продолжай говорить, прошу тебя. Я слышу. Я не знаю, как дать понять, что я слышу. Не останавливайся! Говори со мной. — Я каждый день повторяю тебе это. Как дурочка, — Хоук шмыгнула носом. — Эти имощаг сказали, что ты можешь навсегда остаться в забытьи. Придурки! Я спорила с ними до хрипоты, доказывала, что смогу выходить тебя. И каждый вечер пересказываю тебе всё снова и снова. Кто ты такой и почему мы оказались здесь и… как много ты для меня значишь. Мариан прервалась и легла рядом. Он не увидел ее, но зато почувствовал горячее дыхание на своей шее. Она излучала тепло. — Я верю, что ты справишься. Ты не так прост, как они думают. Расскажи мне, кто я, Хоук. Словно слыша его мысли, Мариан продолжила говорить. Она рассказала то, что произошло после его побега. Упомянула о жизни в Киркволле, и о том, как они познакомились. Кажется, она без устали рассказывала несколько часов кряду. И он ловил каждое слово, но в какой-то момент все же ощутил, что снова засыпает. Тщетно сопротивляясь, он вновь погрузился в зыбкую тьму своего мира. А на рассвете следующего дня, наконец- то, пришел в себя. Это было так странно. Эльф ощупал собственное лицо, чуть отросшие волосы и длинные уши. Затем стал сжимать и разжимать пальцы на руках и ногах. Помял мышцы, чтобы понять, насколько плохо текущее положение дел, и сможет ли он самостоятельно подняться на ноги. Он находился в походном шатре. Запах кожи исходил от выделанных шкур каких-то животных: они утепляли стены изнутри. Приятный аромат полевых цветов тянулся из походного мешочка Мариан. Остальные ее вещи вместе с витиеватым посохом одиноко примостились возле входа в палатку. Фенрис медленно встал и сделал пару неуверенных шагов. Мышцы не подвели, он замер на некоторое время, оглядывая скромное внутренне убранство своего пристанища. Рядом с его лежанкой стоял таз с водой и чистые бинты. Вычищенный нагрудник и перчатки лежали с другой стороны. Эльф оглядел себя. На нем были льняные брюки и рубашка с длинным рукавом. На теле не оказалось ни единой раны. Все прочие шрамы, полученные в боях, были на своих местах. Фенрис вспомнил о предплечьях, которые видел во сне, и слова Мариан об этом. Задрав рукава, он не поверил собственным глазам: вместо трех привычных точек на коже красовались не то синяки, не то чернильные пятна. Темно-синие в центре и желтоватые по краям. От чего это произошло? Первым делом эльф собирался отыскать Хоук. Но для этого нужно было выйти на улицу, а он понятия не имел, осилит ли этот путь? Подначиваемый собственным упрямством, он все же осмелился попробовать. Медленно наклонившись, эльф отогнул тяжелый полог шатра. В глаза ударил яркий свет, на мгновение пришлось зажмуриться, чтобы дать себе время адаптироваться. Откуда-то издалека до ушей донеслось звонкое птичье пение, прохладный утренний ветерок всколыхнул волосы на затылке. Фенрис глубоко, с наслаждением вдохнул и медленно выдохнул. Происходящее больше не казалось сном, он открыл глаза и убедился в этом еще раз. Они находились в небольшом оазисе. Эльф вспомнил, что имощаг уже останавливались здесь лагерем на пути к поместью. Значит, от самих гор они отошли совсем недалеко. — Неправильно! Призрак бьет старуху. Старуха же немощная, как ты не понимаешь! — послышались протестующие вопли. Эльф улыбнулся и пошел на звуки голосов. За следующим шатром обнаружился костер, вокруг которого расположились Мариан и те самые имощаг, которых ему, наверное, следовало величать не иначе, как спасителями. Хоук, судя по всему, учила их игре в Алмазный ромб, но выходило туго. Приходилось терпеливо разъяснять чужестранцам каждую комбинацию из карт. Она сидела спиной и поэтому ничего не заметила. Увлеченно продолжая доказывать что-то сидящему напротив проводнику, она активно потряхивала колодой в воздухе. Парочка карт грозились высыпаться из стопки, имощаг следил за ними взглядом, готовый, в случае чего поймать. Он был самым молодым из всей компании, и к тому же снял белую повязку, скрывающую лицо. Фенрис узнал его: именно этот парень спрашивал о красной ленте на запястье. Посмотрев на свою руку, эльф подумал, что без нее он чувствует себя голым. Имощаг обратили на него внимание и каждый из них едва заметно кивнул. Младший продолжал спорить. Некоторое время Хоук отвечала, не видя, что парень уже не слушает. Заметив, что имощаг увлечены чем-то другим , она резко обернулась. Колода медленно выскользнула из ее рук и рассыпалась по земле. Ветерок начал разносить карты в разные стороны: молодой парень бросился их собирать, а Мариан зажмурилась, словно не веря, что перед ней действительно стоял эльф. Ее глаза почти сразу же заблестели, наполняясь слезами, но она сделала надо собой усилие и сдержалась, лишь закусив нижнюю губу. Фенрис попытался улыбнуться и сделал шаг вперед, однако ноги не послушались, он споткнулся, едва не упав. Хоук тотчас же оказалась рядом, обхватив его за плечи, они оба опустились на колени. Эльф не успел сказать и слова, как Мариан вдруг громко всхлипнула и сразу же разрыдалась. Он испугался, затем обрадовался, и даже не почувствовал, как она забила кулаками ему в грудь. Наверное, у нее тоже совсем не осталось сил, из-за чего удары выходили едва ощутимыми. Фенрис начал растерянно гладить ее по спине. — Ты жив, хвала Создателю, Фенрис, я так испугалась, демон побери, я ночи не спала, сидела с тобой, что же ты сотворил? Идиот! — она рыдала и била в его грудь, ткань рубашки постепенно мокла от слез. Фенрис встретился взглядом с молодым имощаг. Парень замер, смущенно сжимая в руке собранную колоду карт. Нахмурившись и кивнув, он скрылся за шатром, вслед за остальными. Лагерь опустел: все словно сговорились оставить их наедине. — Мариан, — прошептал Фенрис ей на ухо. Всхлипы стали чуточку реже, но Хоук так и не отняла голову от его плеча. — Я так боялась, так боялась, — шептала она. — Мариан, я с тобой. Ну же, перестань плакать. — Не могу, — пробормотала Хоук и шмыгнула носом. — Ну посмотри ты на меня! — Фенрис рассмеялся. Она вцепилась в него мертвой хваткой, все тело дрожало, а из груди вырывались лишь редкие рваные вздохи. — Прости меня, — продолжил он. — Прости, что я так поступил и прости, что все это случилось. — Ты жив, на все остальное мне плевать, — дыхание Мариан выровнялось. — Я тоже виновата. — Потому что пошла за мной? Я поступил бы точно также. Мне с самого начала надо было взять тебя, — он поцеловал ее в макушку. — Без тебя у меня плохо выходит. — И у меня тоже, — Хоук перестала дрожать, и эльф стал осторожно покачивать ее в своих объятиях. — Так и будешь пускать сопли мне в плечо? — шутливо поинтересовался он, надеясь, что это улучшит ей настроение. Но Хоук вдруг подняла голову, и Фенрис увидел ее красные от слез глаза. Ему опять стало стыдно за то, что она плакала. Он вдруг вспомнил, что был в Тени, и улыбка быстро сошла с его лица. Липкий страх снова проник в душу, перед глазами всплыла картина: он уносит ее на руках из горящего здания. Эльф до сих пор слышал, как кричал и звал на помощь, прижимая Мариан к себе. Эти последние мгновения, прежде чем он… Он думал, что погибнет в тот день. — Фенрис, я знаю, я повела себя так глупо, пойдя за тобой, но я никогда не поступила бы иначе! И все, что случилось после… в этом нет твоей вины! Я ведь всегда делаю что-то не подумав! Ты же помнишь, что моя задница любит приключения? Я же упрямый бронто, я нахожу неприятности быстрее, чем они появляются, и если бы… — Хоук не смогла продолжить, Фенрис поцеловал ее. — Я так тебя люблю, дурочка, — ласково произнес он, прервавшись и заглянув ей в глаза. Кажется, Мариан снова собиралась плакать: слезы скапливались в уголках глаз, нижняя губа задрожала. — Т-ты.. первый раз г-говоришь мне это… — на выдохе прошептала она. — Мне надо было говорить это чаще, — Фенрис улыбнулся и вытер ей слезы. — Теперь я не допущу прежних ошибок. Хотя… — он на секунду задумался. — Ты ведь наверняка зазнаешься! Пожалуй, буду повторять это... раз в день, поняла? — Я тоже тебя люблю… — Хоук рассмеялась сквозь слезы. — Не рыдай больше! Мы же здесь не одни! — Наплевать! — она снова вцепилась в него так, словно он собирался от нее сбежать. — Хорошо-хорошо, только не задуши, — усмехнулся Фенрис и позволил ей гладить себя, сполна наслаждаясь этим мгновением. Она проводила рукой по его волосам, пропуская их сквозь пальцы, потом задерживала ладони на плечах, слегка сжимая их, словно пыталась убедиться в том, что перед ней действительно Фенрис, а не какое-нибудь приведение. Он тоже гладил ее, улыбался, целовал лоб и щеки, вытирал заплаканные глаза. Хоук шмыгала носом и смущенно пыталась спрятать от него лицо. Фенрис подумал, что даже слова, о том, как он ее любит, не в силах выразить то, что происходило сейчас. Он вернул себе часть души, нечто важное, как воздух, которым он дышит, как мысли, которые составляют весь его разум, – без нее всё было таким пустым и безжизненным. Своим присутствием Хоук придавала ценность всему, что он когда-либо знал. — Я так по тебе скучала, — пробормотала она, уткнувшись лбом ему в грудь. — Я тоже скучал по тебе, Мариан. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась она, наконец, отпустив его. — Нормально, — эльф прислушался к собственным ощущениям. Он и вправду был в порядке. Но как раз в этом и заключалась главная странность. У него ничего не болело. Совсем. Даже клейма. — Что стало с этим лириумом? — спросил он, протягивая Мариан руку. Кончиком пальца Хоук осторожно провела по темно-синему следу поверх татуировок. Фенрис ощутил слабую боль, как если бы она надавила ему на синяк. — Не знаю, — пробормотала Хоук. — Они сказали, что ты использовал слишком много. — Имощаг? — удивился Фенрис, поднимаясь с земли и придерживая равновесие при помощи Мариан. — Да. Может позвать их сюда? Неловко, что им пришлось уйти, чтобы не беспокоить нас. Эльф кивнул, и они медленно дошли до костра. — А как ты? — поинтересовался он, усаживаясь на расстеленный спальник. — Я? Все в порядке, ни царапины! Есть хочешь? — поинтересовалась девушка и широко улыбнулась. — Не знаю. Это странно? — Что именно? — Меня даже жажда не мучает. — Специальный отвар, — Хоук указала на кружку с мутно-коричневым содержимым. — Старший велел пить это, даже когда ты очнешься. — Что это за зелье? — Фенрис поднял посуду и наморщил нос, но едва вдохнув сладкий и слегка пряный аромат, он вспомнил, что именно это и вливали в горло, когда он был без сознания. — Там местные травы и больше ничего, что могло бы тебе навредить, — Фенрис обернулся на звук голоса. Имощаг вернулись к костру и заняли свои места. — Так ты научишь меня игре, джамаль? — спросил самый молодой из них. Хоук махнула рукой, и он протянул ей стопку карт. От его улыбки Фенрису стало не по себе. Мариан все это время жила среди них, и эльф надеялся, что они обращались с ней как следует, иначе... — Что еще за джамаль? — вклинился он, вызвав всеобщий взрыв смеха. — Басаль афу! — протянул молодой парень, сложив руки в молитвенном жесте. — Айзи халес! — отрезала Хоук, и старший захохотал еще громче. Фенрис нахмурился и положил руку Мариан на плечо. — Успокойся, эльф, — отсмеявшись, старший откашлялся и продолжил. — Твоя женщина красива, а наш Акрам еще молод и поэтому так общителен, — он кивнул в сторону парня, с любопытством разглядывающего карты. Хоук коснулась ладони Фенриса и легонько толкнула его плечом. — Он назвал меня красавицей и сказал ну пожалуйста, — усмехнулась она. Хмурое выражение так и не сошло с лица Фенриса. Заметив это, Хоук улыбнулась и добавила: — Если тебе станет легче, я велела ему отвалить. — Такая женщина стоит любых подвигов, — с улыбкой подытожил старший. — Мы не знали, зачем ты шел туда, — он указал на верхушки гор вдалеке, — но на обратном пути нам повстречалась Хоук. Она шла следом очень долго, я заметил ее в первый же день, как мы оказались в пустыне. — Почему ты мне не сказал?! — рассвирипел Фенрис. Возможность избежать случившегося была так близка, а он и бровью не повел? — Это все твоя одержимость. Я видел подобное много раз, эльф. Ты нашел испытание и прошел его с честью. За это мы помогаем тебе. — Что за испытание? — поинтересовалась Хоук, не отпуская ладонь Фенриса. Будто бы она сейчас могла его успокоить! Хотя, эльф не исключал того факта, что само присутствие Мариан всегда могло хотя бы немного угомонить его вспыльчивость. А может виной тому слабость после длительного периода забытья? — Поместье стояло здесь годы, никем не тронутое. Потом в него вселился маг, и здесь начали твориться плохие вещи. Гибли звери и птицы, высыхали растения. Сама земля стала отравленной. Когда мы узнали, что эльф направляется туда, то, само собой, не стали возражать. Погоня за прошлым, в глазах это всегда видно. Мы сразу поняли, что эльф это знает, на что идет. — Сколько я провел без сознания? — спросил Фенрис. — Пять дней, — ответил имощаг и забил табак в длинную трубку. Когда листья занялись, он затянулся и выпустил вверх тоненькую струйку дыма. — Твоя женщина выходила тебя. Мы помогали, но, произошедшее в большей степени её заслуга. Мариан смущенно улыбнулась и положила голову Фенрису на плечо. — Ты хочешь узнать, что с тобой было? — спросил старший, пристально посмотрев эльфу в глаза. Тот быстро кивнул. — Наше племя называет его джамбулат. Крепкий сон. Среди наших людей нет магов, но нам известно о Тени. Физически ты находился здесь, но твоя душа была по ту сторону. Эти метки, их сделали против твоей воли? — имощаг прервался, изучая линии татуировок на шее и запястьях Фенриса. Остальное скрывали длинные рукава рубашки. — Хоук рассказывала о твоем прошлом, — в разговор включился молчавший доселе мужчина. — Ты был рабом человека, который нанес тебе эти отметины. Эльф закатал рукава, продемонстрировав им расплывшиеся части клейм на предплечьях. — Они давали тебе силу, — продолжил имощаг. — Но почему случился пожар, и как ты спасся из дома? – поинтересовался другой. — Кажется, я выбрался из Тени. Но я плохо помню, что произошло с того момента как… — Фенрис напрягся, пытаясь восстановить полную картину событий. — Я все это время будто спала. Помню, что находилась в абсолютной тишине, до тех пор, пока не увидела его. — Хоук продолжила вместо эльфа. — Мне стало страшно, но я поняла, что Фенрис пришел за мной. И… что-то не хотело меня отпускать. Я помню яркую вспышку света, и как мы потом бежали, точнее, он нес меня на руках, а здание начало рушиться. — Магия рассеялась, разрушив дом до самого основания. Камень держался благодаря злу, как только зла не стало, он рассыпался в пыль, — имощаг сцепил руки на груди. — Дас укут ашар, — добавил он, и остальные хором проговорили фразу вслед за ним. — Что это значит? — полюбопытствовала Хоук. — Зло падет, — пояснил старший и перевел взгляд на Фенриса. — Ты защитил свою женщину при помощи отметин, эльф, — он покачал головой. — Тебе ли не знать, что эти возможности не безграничны? Мы можем черпать силу из развитых мышц, но они, со временем, приходят в негодность. Острота ума человека блекнет с возрастом, равно как и красота. Они неминуемо покидают нас. Нельзя иметь вечно наполненный источник силы, и если ты возьмешь больше, чем тебе причитается — последует расплата. — Вы хотите сказать… с ним не все в порядке? — сказав это, Мариан еще теснее прижалась к Фенрису. Тот ободряюще погладил ее по спине. Он вовсе не чувствовал себя плохо. Тревожило только то, что опять начались провалы в памяти. Фенрис не мог вспомнить, как оказался в Тени и что там происходило. — Нет, похоже, он намного крепче, чем я думал. Последствий не будет. По крайней мере, сейчас. Но я советую быть осторожнее, — старший о чем-то посовещался с остальными на своем родном наречии. — Что вы будете делать дальше? — спросил он у Фенриса. Эльф на секунду задумался. — Мы двинемся обратно в Хасмал к вечеру, можем дать вам кое-какие припасы и снаряжение, – предложил имощаг. — А Джамаль научит меня в Алмазный ромб по дороге? — робко спросил младший и смущенно улыбнулся, глядя на Хоук с каким-то благоговейным трепетом. — Мы вернемся к поместью, — Фенрис поймал на себе его испуганный взгляд. Старший не удивился ответу, только вкрадчиво кивнул головой и нахмурился. — Вернетесь к руинам, что остались от этого места? — Фенрис, зачем опять идти туда? — ошарашено прошептала Хоук. — Я думаю, что там мне удастся что-нибудь вспомнить. У меня такое чувство, что я чего-то не сделал. — Ты должен был что-то сделать? – Хоук так сильно сжала его руку Фенриса, что он поморщился. — Мы можем покинуть вас прямо сейчас? — проигнорировав вопрос Мариан, эльф снова обратился к Старшему. — Если вы так желаете. Акрам, собери воды и еды в дорогу, — младший из имощаг кинулся исполнять указание, не скрывая недовольства. Имощаг покачал головой. — Прости ему, эльф. Пока ты был без сознания, они с Хоук беседовали много часов. Он еще молод и горяч сердцем. Эльф нахмурился, но все же кивнул, поднимаясь с места. Мариан подскочила вслед за ним. — Ты уверен? Ты точно осилишь этот путь? Может тебе нужно еще немного отдохнуть? — она завалила его вопросами. Эльф уверенно зашагал к их шатру. После разговора с имощаг кое-что в его памяти все же прояснилось. В особенности тот факт, что он должен был что-то сделать в тех развалинах. Ему было просто жизненно необходимо вернуться. Надевая доспех, он поделился своими соображениями с Хоук. — Не очень-то мне нравится эта затея, — вдохнула Мариан, накидывая на себя кожаную робу. — Последнее, что я помню, когда спускалась в подвал − это перекошенное от боли лицо Данариуса. — Ты обещала рассказать, где ты научилась изгонять демонов, — заметил Фенрис. — Я же говорила, все было в его дневнике. Вся методология, расписанная так, что даже подзаборный маг, вроде меня, осилит! — Хоук… — эльф попробовал на вес собственный меч. Ничего странного. Рукоять по-прежнему приятно согревала ладони. — Ну что? Пока ты был без сознания, я закончила еще кое с какими заклинаниями из его арсенала, — Мариан хитро улыбнулась и закрепила посох за спиной. — С нашим увлечением тевином, я стала обращать внимания на чужие языки. К примеру, обучилась кое-каким фразочкам из арсенала имощаг. — Это я уже заметил, — проворчал эльф, собирая их вещи в рюкзак. — Да брось, неужели я слышу нотки ревности? — шутливо переспросила Хоук и быстро замолкла. Эльф подошел вплотную и осторожно взял её за подбородок. — Я глотку перережу любому, кто попробует до тебя дотронуться, — мрачно изрек он, заглядывая ей в глаза. Ревнует? Да, пожалуй. Если это желание убивать каждого, кто стоит рядом с Мариан, можно сравнить с ревностью. — Акрам до меня не дотрагивался, — обиженно произнесла она, отступая назад. Раздраженно хмыкнув, Хоук скрылась за пологом шатра. Фенрис со злости пнул ни в чем неповинный спальник. Затем витиевато выругался и вышел следом. Он нагнал Мариан неподалеку от оазиса, с имощаг они попрощались по отдельности. Хоук двигалась в сторону горной тропы, раздраженно вздымая сапогами клубы песка. Фенрис поравнялся с ней и схватил за руку. Она бросила на него гневный взгляд. — Прости! Я просто… Каффар, что на меня нашло? Мариан, я не хотел, чтобы ты думала… — эльф разозлился пуще прежнего. Слова давались с таким трудом, словно он только вчера научился говорить! — Я твоя, Фенрис, — Хоук сжала его ладонь. — И даже не смей сомневаться в этом. Я твоя до последней капли. И по-другому уже не будет. — Я не хотел, чтобы ты думала, будто ты моя собственность или что-то в этом духе, — оправдался эльф. Мариан вдруг звонко расхохоталась и крепко обняла его. — Ну и вляпались же мы! — воскликнула она, уткнувшись ему в грудь. — С трудом верится, что все так обернулось. Но я рада, что мы сейчас вместе. — Я… тоже рад, — ответил эльф, удивляясь тому, что даже не думал, как может быть иначе. Он попросту не мыслил существования без нее. — Знаешь, у этих имощаг странный язык. Но в нем есть красивые слова, — Мариан посмотрела на эльфа и с трудом произнесла, — аш абет но кхарам. — И что же это значит? — Единое целое. То есть… это относится к любящим друг друга. Они − единое целое. Акрам пытался объяснить, что если я все еще жива, то ты обязательно придешь в себя. Потому что единое целое может быть только, когда оба живы. Поэтому я верила, Фенрис. Я просто верила в нас с тобой. Они продолжили путь, держась за руки. Поднимаясь по той же самой лестнице и глядя на развалины, которые встретили его на пути сюда, эльф вдруг вспомнил о красной ленте. — Я постирала ее, — улыбнулась Хоук, извлекая из заплечного рюкзака заботливо расправленную ткань. Фенрис остановился, чтобы Мариан смогла завязать ее на том же самом месте. — Теперь всё, — усмехнулся он, — теперь я не чувствую, будто мне не хватает чего-то важного. — Какой ты, оказывается, сентиментальный, — хихикнула девушка. — И думать забудь, — нахмурился Фенрис, — это был твой подарок. Я не хотел бы знать, что потерял его по собственной вине. — Ну конечно. — Конюшня, — невпопад буркнул эльф, и Хоук расхохоталась. Они миновали разрушенные до основания пристройки, в которых, по предположениям Мариан, жила прислуга и рабы. Поместье должно было находиться где-то поблизости. Хотя, теперь его можно было найти по одному лишь едкому запаху гари. По словам Хоук, развалины прекратили дымиться лишь на третий день. Она вообще не рассчитывала увидеть от этого здания что-либо, кроме фундамента, засыпанного пеплом. — Знаешь, я посмотрела в твоем рюкзаке и нашла… — Письмо Вараньи, — закончил за нее эльф. — И почему я не удивлен? — Что я везде сую свой нос? — смущенно продолжила Мариан. — Я не хотел скрывать это, Хоук, — извиняющимся тоном продолжил Фенрис, — ты прочла его? — Само собой… — грустно ответила она. — Знаешь… мне впервые захотелось ей что-то ответить, — эльф задумался и неожиданно для себя вдруг спросил. — У тебя ведь есть брат, ты любишь его? — Конечно люблю! Он тот еще засранец, но я люблю его таким. Мы же семья, — взгляд Хоук потеплел, и она улыбнулась, глядя себе под ноги. — Семья… — повторил Фенрис. — Ты говорила, что семья не должна распадаться? — Мариан удивленно подняла голову. — Ни в коем случае не должна! Что бы ни случилось, это единственные люди, к которым ты сможешь прийти, даже если от тебя отвернется весь остальной мир. — Ты так уверенно говоришь об этом. В моей жизни не было семьи… По крайней мере той, что ты знаешь. — Но ты же помнишь ее? Помнишь маму и маленькую сестру? Фенрис помог Хоук перешагнуть через полуразрушенное основание колонны, и собирался было продолжить разговор, как вдруг обратил внимание, что они вплотную подошли к пепелищу. На территории, где раньше возвышалось выкрашенное белой известью поместье, практически ничего не осталось. Пожар поглотил все, что мог. Уцелели только массивные колонны и часть стены. В золе попадались жалкие останки металлической утвари, проржавелые ведра и кастрюли, железные обручи от бочек, длинные штанги карнизов. Трухлявая обшивка мебели кое-где выгорела сверху, а внутри казалась нетронутой и почему-то пахла гнилью. — Какой мертвый запах… — Хоук поежилась. Над их головами, шумно хлопая крыльями, пролетела какая-то птица. — Что ты собираешься здесь найти? Фенрис неуверенно продвигался вперед, сквозь завалы. Воспоминания хлынули на него нескончаемым потоком. Он не ошибся, придя сюда. Память услужливо возвращала утраченное, вместе со словами Силиуса о том, что его тело так и не предали огню… Эльф рассказал об этом Мариан. — Ты думаешь найти на этом пожарище его… останки? — Я чувствую, что они здесь, Хоук! Не могу объяснить как… но, похоже, когда он находился в моей голове, передал некое послание. Чтобы я вернулся, и мы похоронили его, как полагается. Хоук следовала за ним, наблюдая, как он переворачивает покореженные обломки. Пока он бесцельно шарил по завалам, она успела расспросить его обо всем, что случилось в Тени. — Знаешь, в каких случаях душа становится призраком? — спросила она. Фенрис помотал головой. — Нужна черная жемчужина! — Жемчужина? — удивленно переспросил эльф. — На первый взгляд – самая обычная, но при более тщательном рассмотрении... Она должна быть черной. — Откуда такие берут? — В древнем Тевинтере чёрные жемчужины считались магическими. С их помощью, можно было остановить душу на пути через Завесу. В то самое мгновение, когда она покидает тело в момент смерти. Они клали жемчужину покойнику в рот. Фенрис поежился от мысли, что после смерти тело Силиуса все эти годы разлагалось с черным шариком под языком. — Ты уверен, что он победил демона? — поинтересовалась Мариан. — Нет, я не думаю, что призрак способен на такое. Но Силиус встретил душу своего отца… — Думаешь, ему удалось в последний момент заставить Данариуса вспомнить о том, кто он есть? И общими силами справиться с его безумием? — Хоук вздохнула. — Какая у них, однако, печальная судьба. Отец и сын нашли путь друг к другу только в Тени! — Тень! Хоук! — Фенрис замер и развернулся к ней. — Ты можешь найти его! Силиус ведь все еще где-то здесь! Он укажет нам на место, где хранятся его останки! Мариан скептически приподняла бровь. — Хорошо, — пробормотала она, — но чтобы вызвать призрак с той стороны, мне нужна хотя бы одна вещь… что-нибудь, чего он касался при жизни. — Но у меня ничего нет, — расстроено ответил Фенрис. — Тогда придется пользоваться нехорошей магией, — Мариан пожала плечами. — Погоди! — эльф схватил ее за руку. — Вот! — Что – вот? — Он касался меня. При жизни. — Интересный… способ, — Мариан задумчиво посмотрела на его руку и начала проговаривать заклинания. Эльф не сразу обратил внимание, но лириум в его теле больше… не пел. Он словно потерял голос. Его движение под кожей не беспокоило, происходящее казалось непривычным, ведь раньше Фенрис всегда чувствовал магию Хоук. Солнце вдруг скрылось за единственным облаком. Но всего минуту назад небо было ясным! Хоук то ускоряла, то замедляла чтение заклинания. Нити магии опутали их ладони, поднимаясь эльфу до самого плеча. Незаметно для обоих, сквозь небо на землю упал одинокий солнечный луч. Частицы золы в его ярком свете разлетелись в разные стороны. Проследив за ними взглядом, Фенрис увидел место, в котором завал обсыпался вниз. Углубление могло быть тем самым входом в подвал, через который они с Мариан бежали. Эльф отпустил руку Хоук и незамедлительно отправился туда. Он начал расчищать завал руками, пробираясь все ниже. Трухлявая древесина поддавалась легко, он отбрасывал от себя доски, некогда бывшие ступенями лестницы, с трудом откидывал в сторону куски обвалившегося камня. Когда проход расчистился, эльф велел Хоук ждать его наверху, а сам спрыгнул вниз. Кости Силисуса хранились в деревянном ящике, обитом стальной лентой для придания прочности. Все это было спрятано в нише стены, неудивительно, что останки остались не тронуты пожаром. Воздух в подземелье показался Фенрису застывшим и безжизненным, он решил поторопиться, и, попробовав ящик на вес, удивился его легкости. Мариан приняла находку и помогла выбраться на поверхность. — Идем… Я видела хорошее место, — она пошла впереди, указывая путь. Они ушли далеко в сторону от развалин, и лишь спустя мгновения, Фенрис заметил, что луч света неотрывно движется за ними. Хоук привела к обрыву, с него открывался величественный вид на пустыню: горизонт терялся где-то вдали, а желтоватый песок при дневном свете переливался так ярко, что слепило глаза. — Смотри-ка, а он все еще здесь, — усмехнулась Мариан, указывая на лучик света. — Он может говорить? — Фенрис подумал, что у него так и не выдалось возможности как следует отблагодарить Силиуса за подаренное спасение. — Я думаю… нет, — после недолгого молчания, Хоук вдруг тепло улыбнулась, а затем звонко рассмеялась. — Ты чего? — неуверенно переспросил эльф. — Да так, — Мариан уклонилась от ответа и внимательно посмотрела на небо. — Знаешь, как переводится его имя? Это арканум. Древний язык Тевинтера. Его имя значит – небеса. Фенрис расположил ящик в специально вырытой для этого ямке. — Подожжешь? — поинтересовалась Хоук и протянула ему палку, которую подобрала где-то в развалинах. — Пожалуй, — эльф принял ее, Мариан повела рукой, и на кончике дерева занялся оранжевый сгусток пламени. — Нужно что-то сказать? — спросила она, но эльф покачал головой. Все, что он хотел, было сказано давным-давно. В сердце будет жить благодарность за то, что этот парень когда-то давно подарил ему надежду. Внушил веру, что все кругом может быть иначе. — Это все, что я могу сделать для тебя, приятель, — грустно улыбнулся Фенрис, наблюдая, как языки пламени неумолимо пожирают ящик. — Я думаю это то, чего он хотел, — задумчиво пробормотала Хоук. — Ты даришь ему свободу. — И возвращаю долг, — улыбнулся эльф, и заметил, что луч света исчез. Теплый ветер из пустыни помог пламени разгореться еще ярче: древесина начала потрескивать. — Он подарил мне жизнь с тобой, — Фенрис взял Мариан за руку, и она положила голову ему на плечо. — Мне тоже следовало бы сказать спасибо, хоть я его и не знала. — Он говорил о том, что мы — как звезды. Какие-то светят ярче и дольше остальных. А некоторые возникают, чтобы быстро погаснуть, упав за небо… Они − по ту сторону мира, а мы здесь, тянемся к ним… — Astia vala femudis? — спросила Хоук и теснее прижалась к эльфу. — Наверное он прав. К звездам сквозь преграды, — сказав это, Фенрис замолчал. Они наблюдали, как магическое пламя уничтожает ящик, вместе со всем его содержимым. Через какое-то время на песке не останется и следа. Исчезнет даже металл. Души мальчика и его безумного отца навсегда покинут это мир. Тем же вечером они спустились по горной тропе и взяли курс на Хасмал. Половину пути эльф прошел в задумчивости. Хоук, впрочем, тоже не горела желанием разговаривать. Фенрису было грустно, но вместе с этим, он, наконец, ощущал себя уверенным. Может, это было связано не только с тем, что история его прошлого действительно подошла к концу? Он шел рядом с Мариан, боль в клеймах исчезла, и впервые ему вдруг стало так хорошо и спокойно. На одном из привалов он вооружился пером и все-таки написал письмо своей сестре. Ему не было страшно за то, что она может понять его неправильно. Он был уверен, если они окажутся нужны друг другу, Варанья обязательно придет. И он сделает то же самое для нее. Несмотря на то, что их жизни пошли разными путями, они были друг для друга тем единственным, что осталось от семьи. А семья не должна распадаться, Хоук говорила так, и Фенрис верил ей. На третий день они миновали величественные врата Тардат, и к ночи вошли в границы поселений, близлежащих к Хасмалу. Хоук предложила переночевать на ближайшем Постоялом дворе, в котором у них будет возможность принять ванную и как следует подкрепиться. Эльф с радостью согласился. Пока Мариан разговаривала с трактирщиком, обсуждая цену и узнавая о наличии купальни, Фенрис нашел гонца, передал свернутое письмо и щедро заплатил за скорейшую доставку в Тантерваль. Он не ждал, что Варанья ответит, ведь в тексте не было ни единого вопроса. Только его история. Но в душе он все же надеялся, что она найдет повод написать ему еще раз. Уже ближе к полуночи Фенрис с наслаждением принял ванну. Перед этим они с Мариан как следует поужинали на первом этаже таверны. Посетителей было немного, трактирщик выспрашивал подробности об их путешествии, словно надеясь на пикантные подробности, которыми смог бы удивлять в дальнейшем своих гостей. Эльф вылез из большой деревянной кадки, вытерся полотенцем и вернулся в спальню. Приподняв одеяло, он обнаружил, что Мариан лежала под ним абсолютно голая. Он стал целовать ее живот, медленно и осторожно. Хоть она и делала вид, что уже спит, эльф был уверен в обратном. Он знал ее слишком хорошо. Знал по мурашкам, возникающим на коже в момент прикосновения, знал по движению зрачков под закрытыми веками, по легкому подрагиванию губ и ресниц. Поглаживая ее, эльф с нетерпением ждал того момента, когда она начет слабо постанывать. В такие моменты он понимал, что делает так, как ей приятно. И это приводило в неописуемый восторг. Знать и любить её тело, вдыхать в себя такой родной запах, прикасаться губами, чтобы Мариан выгибалась и вздрагивала от удовольствия, впиваясь в него пальцами – в этом было что-то волшебное. Да, да, Хоук показала ему, какой может быть магия! Она изменила его. Между ними уже давно не было никаких секретов. Мариан стала для Фенриса самой родной и близкой женщиной на свете. Хоук промычала что-то невнятное, положила ладонь ему на голову и мягко потянула наверх. Фенрис улыбнулся и поднялся повыше, чтобы посмотреть ей в лицо. Она приоткрыла один глаз и показала ему язык. — Еще скажи, что ты не нарочно легла в постель голая, — проворчал он, покрывая поцелуями ее шею. Фенрис обожал аромат, исходящий от ее тела – это был едва уловимый запах абрикоса. Смесь из масел каких-то фруктов, главенствующим среди которых, несомненно, являлся он. Наверное, с тех пор, как Мариан впервые попробовала этот фрукт, ей и полюбился его запах. У эльфа он также вызывал только самые положительные ассоциации, ведь он хорошо помнил тот день, когда они сидели на берегу моря, поедая спелые плоды после шумной ярмарки. Хоук всегда добавляла пару капель масла в ванную, от чего ее кожа надолго сохраняла на себе этот нежный и немного сладковатый аромат. — Я забыла ночную рубашку, — Мариан хихикнула, — щекотно же! — Терпи, сама напросилась, — эльф сжал ее руки так, чтобы она не могла пошевелиться, и продолжил целовать. — Какая сладкая мука… — Это ты сладкая, — Фенрис прервался, а затем продолжил гладить ее по внутренней стороне бедра. — Как же я люблю, когда ты такой нежный, — выдохнула Мариан, — даже не верится, что ты на самом деле тот мрачный эльф. Фенрис усмехнулся. С Хоук ему хотелось быть разным, он даже научился дурачиться, также как и Мариан, правда, пока только в ее присутствии. Ему было забавно осознавать тот факт, что именно она научила его нежности. Просто, шаг за шагом, терпеливо и уверенно показывала, как нужно. А теперь он с радостью делился с ней этим. Со временем они перестали друг друга стесняться и стали заниматься любовью так, как им нравилось, не сосредотачиваясь на действиях. Руки блуждали по телу, то крепко обнимая, то лаская, пальцы иногда впивались в кожу, оставляя следы. Когда под одеялом становилось слишком жарко, Фенрис яростно сбрасывал его, а Хоук хихикала. Благодарность, с которой она смотрела на него после, была наивысшей наградой. Мариан прижималась к нему всем телом, её дыхание щекотало шею. Она всегда шептала ему на ухо какие-то нежности. Иногда эльф засыпал сразу же, а иногда они подолгу беседовали о всякой ерунде. После всего, через что им пришлось пройти вместе, Фенрис понял, что его чувства к ней не притупились, а наоборот, взыграли в нем с новой силой. И насколько плохо все было раньше, настолько хорошо все стало сейчас. Когда-то он действительно боялся быть счастливым. Ему казалось, что этот хрупкий мир может разрушиться одним лишь его неосторожным движением. Но испытания, которые выпадали на их с Мариан долю с завидной регулярностью, раз за разом убеждали в обратном. — Я тебя люблю, — Хоук чмокнула его в мочку уха. — А я уже говорил это утром. И буду говорить только раз в день, ты не забыла? — Вредина, — буркнула Мариан. Фенрис потянулся и прикрыл её одеялом. По комнате гулял легкий сквозняк. — Ты никогда не задумывался о будущем? — спросила Хоук, спустя минуту молчания. Ее пальцы непроизвольно выводили на груди эльфа какой-то замысловатый узор. Когда она так делала, эльф знал, что девушка о чем-то сосредоточенно размышляла. — Ты имеешь в виду нас? — Фенрис догадывался, о чем она, поэтому спросил напрямик. — Угу, о том, что мы будем делать дальше. — А чего бы тебе хотелось? — Помнишь, я когда-то сказала, что мой дом там, где семья? Но… видимо во мне заговорил возраст, — она слабо усмехнулась, — мне бы хотелось еще разок побывать в Лотеринге. Я слышала, его восстановили после Мора, там сохранилась даже большая ветряная мельница. — Если хочешь, отправимся туда. — А Варрика возьмем? — Можно и Варрика, — эльф погладил ее по волосам. — А о чем еще ты думаешь, представляя будущее? — Да ни о чем серьезном, а ты? — Мариан приподняла голову и подперла ее рукой. — О всяком, — уклончиво ответил эльф. — О том, как бы убить кого-нибудь? — Хоук залилась звонким смехом и приподняла руку, изображая, как держит меч. — Я мрачный эльф на тропе справедливости, — начала она, пародируя интонацию, с которой он говорил. — Иногда я думаю, согласилась бы ты стать моей женой? — вдруг задумчиво произнес эльф, прерывая ее, и Хоук замерла с открытым ртом, забыв опустить руку. — Ты ведь хотела, чтобы тебе сделали предложение руки и сердца необычно? Как и маме? — спросил эльф, наслаждаясь ее реакцией. — Получить его от тебя уже само по себе необычно, — выдохнула она. — Ты что, серьезно? — Нет конечно, я шучу! Планировал поразвлечься и смотаться в Орлей. — Фенрис расхохотался. — Дурак! — Хоук уткнулась лицом в подушку. — Ну чего ты? — эльф нежно убрал прядь волос ей за ухо. — Я хочу, чтобы ты сказал, как полагается, — пробубнила она, не поднимая головы. — Надо встать на колено? — шутливо поинтересовался Фенрис. — Учти, я буду голый. — Идиот! — Хоук ударила по кровати кулаком. — Ну если ты настаиваешь… — эльф вылез из-под одеяла и опустился на холодный пол. — Мариан Хоук… — начал он и тут же прервался. — Погоди, у меня же нет кольца! — Фенри-и-ис! — взвыла Мариан, и эльф рассмеялся. — Считай это небольшой репетицией, — предложил он. — Я потренируюсь и потом сделаю, как полагается, хорошо? — поинтересовался он, но девушка не ответила. — Молчание знак согласия? — сложившаяся ситуация донельзя смешила его. Стоять на холодном полу было зябко, но смущение Мариан казалось Фенрису невероятно забавным. Она натянула одеяло себе на голову. — Кх-кхм, — Фенрис шутливо откашлялся. — Мариан Хоук. Согласна ли ты быть со мной и в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас? — эльф едва сдержал смешок. — Ты будешь моей женой? Из-под одеяла донеслось смущенное «да». Фенрис сгреб его в охапку и крепко обнял Мариан. — Тыменявадушишь! — прохрипела она, и эльф, наконец, позволил себе рассмеяться. Взлохмаченная голова Хоук высунулась наружу. — Ну как, понравилась репетиция? — спросил он, целуя ее в нос. — Какой же ты… — Вредина? Зануда? Засранец? — Аааагрх! — Мариан попробовала выпутаться из его рук, но Фенрис держал крепко. — Ладно, ладно! Конечно же, мне понравилось, — смущенно закончила она. — В следующий раз я попробую сделать это, как полагается, — усмехнулся эльф. — А мне и так… нормально, — покраснев, ответила Хоук, — ты никогда еще не был таким ласковым... — Теперь попробую быть таким почаще, — Фенрис ослабил хватку, и Мариан положила голову ему на плечо. Несмотря на усталость от пройденного пути, они смогли заснуть лишь под утро. Днем эльф проснулся от настойчивого стука в дверь. Трактирщик видимо желал осведомиться, куда они пропали, и будут ли вносить платеж за следующие сутки. Тихо ворча и стараясь не разбудить Хоук, эльф поднялся с кровати, с трудом обнаружив среди одежды на полу свои брюки. — Бери деньги и пришли сюда хороший завтрак! — прошипел он, повергнув старика в шок одним своим видом. Взлохмаченные волосы и лириумные узоры на теле кого угодно приведут в замешательство. Прошлой ночью плату за номер внесла Мариан, трактирщик даже не обратил на него внимания. Тихо притворив дверь, Фенрис вернулся в кровать. — Кто это был? — сонно пробормотала Хоук. — Я заказал завтрак. Ты голодная? — Как волк. Страшный голодный серый волк. — Просыпайся, — усмехнулся Фенрис, стягивая с нее одеяло. Хоук поджала под себя ноги. — Какое нахальство, я тебя укушу! — завопила она, подскакивая на кровати. Эльф притянул ее к себе, несмотря на протесты. — Доброе утро, злыдня. А я, между прочим, тебя люблю, — шепнул он ей на ухо. Сопротивление тут же прекратилось, и Мариан обмякла в его объятиях. — И так будет каждое утро? — мечтательно спросила она. — Если будешь кусаться, сокращу до трех раз в неделю. — Я буду самой послушной девочкой на свете, — взмолилась она. — Два раза в день, утром и вечером. — Мадам, вы плохо умеете торговаться. — Я буду готовить! — Ты не умеешь готовить, — со смехом парировал эльф. — Убирать дом! — Ты наймешь прислугу, так нечестно. — Неужели тебя ничем не проймешь? — Хоук замоталась в одеяло и села, облокотившись на спинку кровати. — Раз в неделю, — одними губами произнес Фенрис и встал, чтобы открыть дверь и принять поднос с едой. — Засранец, — шепотом произнесла Мариан, и они рассмеялись. Фенрис даже не думал, что ждет их в Киркволле. Точнее, он ожидал, что все будет как прежде, но судьба, как известно, являлась весьма изменчивой госпожой. Едва они миновали входные ворота, эльф тут же обратил внимание на обилие Храмовников. Вход через Нижний Город еще никогда так не охранялся… — Нас не было несколько месяцев, а здесь уже случился переворот? — весело поинтересовалась Хоук. — Не знаю, — эльф нахмурился и взял ее за руку. — Держись меня, идем к Варрику. Радовало, что хотя бы трактир остался прежним. Хотя кругом все же было слишком тихо. Отсутствовала даже привычная глазу компания пьянчуг возле входа. Увидев Варрика, Хоук кинулась к нему и стиснула в крепких объятиях. Минута радости от встречи с ней мгновенно сменилась выражением глубокой озабоченности на лице гнома. — Дай угадаю, что-то случилось? Что-то пошло не так? — с тревогой спросила Хоук. Гном тяжело вздохнул и уселся на свое каменное кресло возле камина. Сложив руки под подбородком, он мрачно изрек: —Лучше угадай, что в этом гребаном городе вообще могло пойти так…