***
Проул устало потер лицевую: данные разведки неутешительны. Если он не переубедит Прайма в ближайшие дни изменить политику и пригрозить совету оружием... Десептиконы заявили о себе как о зарождающейся политической партии, но пока самих «разрушителей» он среди них не видел и надеялся, что это просто очередной фарс, проявление либерализма. Покричат на площадях, потрясут датападами да разойдутся. Только вот оживились старые боевые вожди алооптиковых, что не к добру. Больше всего Проула нервировало то, что не складывалась мозаика. Не вязались шумящие авти и зашевелившиеся десы – у них не могло быть общего координатора, авти просто презирали разрушителей. – Что-то тут не так, – вслух произнес советник и поймал удивленный взгляд развалившегося в кресле Дино; нобиль не носил знак автоботов и вообще не считал себя причастным к творящимся сверху делам. Его место в его округе –обеспечение и управление, на большее он не претендует. Однако сегодня он сам явился во Дворец Прайма и принес очень интересные сведения касательно совета – еще один кусочек мозаики, но так и не прояснивший всю картину. Дино изящным движение переложил одно серво с другого и, упершись локтевым шарниром в стол, устроил подбородок на запястье. – Я имею право на защиту в случае, если нынешний Совет будет аннулирован? –спросил нобиль, чуть улыбнувшись. Проул чуть шевельнул дверцами – это было все, что выдало его удивление. Прайм даже близко не планировал смещать Совет или менять его, хотя пора было давно устроить чистку. Неужели этот полированный красавец считает, что все так просто, или... он действительно прав? – Вы можете рассчитывать на мою защиту и протекцию, но сейчас будьте бдительны – вы еще потребуетесь нам в активе, – спокойно ответил Проул и пододвинул к Дино датапад и аварийный маячок. Аристократ исчез из кабинета, оставив после себя аромат дорогой смазки и кучу предположений, зароившихся в процессоре Проула. Надо действовать, резко и сейчас! – Прайм! – Сентинел, разбиравший документы, выронил датапад: орущий Проул был полным нонсенсом. Войну пока никто не объявил, десы сидят по окраинам Империи, значит, что-то уж совсем невероятное произошло. – Спокойнее, ты нарушаешь тобой же установленный протокол, – Прайм потянулся и поднялся. – Проклятье, как ты, Сентинел, можешь быть таким спокойным в складывающейся ситуации?! Совет обладает абсолютной властью, очень многое не доводят до твоего сведения, –на стол полетел датапад, – у нас утечка информации, волнуются десы, из ниоткуда взялась партия. Сентинел посерьезнел, изучая датапад. Губы зло поджались, а оптика потемнела; советника такая реакция более чем устроила. – Твое предложение по ситуации? – Прайм положил датапад экраном вниз. – Объявить Совету акт недоверия и снять его полностью, после хорошей и детальной проверки собрать новый. Прайм, он должен подчиняться вам! Сентинел Прайм внимательно посмотрел на своего советника. – Все, что написано – ложь. Совет подчинен мне безоговорочно, а вот ты, Проул!.. Мне кажется, ты берешь на себя слишком много. Оптика советника расширилась, губы запрыгали, но из вокалайзера не донеслось ни звука. Проул завентилировал чаще и поднял на Прайма полный ярости взгляд. Он вытащил из субкармана чистый датапад и прямо на весу стал быстро заполнять. Решение он принял не процессором, а Искрой – но с него довольно, ситуация ушла из-под контроля, и более у него нет сил на ее исправление. Прайм не верит ему – что же... – Измени свое поведение, Проул, ты хороший... – начал было Сентинел, но шлепнувшийся на стол датапад сбил его с мысли. – Что это значит?! Проул криво ухмыльнулся. – Я ухожу, совсем. Надеюсь, принесу Империи пользу на другом поприще. – Ты никто без меня, – кулак Прайма раскрошил датапад, – я не позволю тебе оказаться у власти, будешь гнить среди отребья! – надрываясь, орал Прайм в спину уходящему советнику: никто еще не смел идти против него! Проул не стал заходить ни в кабинет, ни в кварту – скорее всего, там уже ждут, чтобы арестовать его. Но охрана Дворца даже не шевельнулась, завидев его, а старательно смотрела мимо. – Удачи, – Айронхайд сгреб его и сжал, бывший советник только зафыркал. – Береги нашего беспроцессорного – неизвестно, кого изберет Матрица потом. Мне страшно за Империю, Хайд, но у меня больше нет сил. Я снимаю с себя все обязательства, но если потребуется, ты знаешь, как меня вызвать. Хайд кивнул: он был уверен, что друг так просто не отпустит ситуацию. Боевикон предчувствовал беду, а его шарками и боями трепанное солдатское чутье еще никогда не подводило. Тяжко провентилировав, боевикон приготовился выслушивать всю грязь, которою сольет на Проула Прайм. Обсуждать приказы Сентинела он не мог, да и должен же хоть кто-то остаться тут. Проул уходил, возможная мирная линия развития событий исчезала навсегда.***
Звон и лязг металла, хриплая вентиляция и рыки – это то, к чему так привык Мегатрон и чего никогда не видел маленький ботик, приходивший к гладиатору. Тот никак не мог выбросить его из процессора. Все еще вел внутренний диалог с наивным созданием, переубеждая сейчас скорее себя, но не признаваясь в этом – это была его единственная поблажка себе. Произошедший пару часов назад разговор был... странным; Мегатрон не только рассказывал, но и слушал, все больше испытывая отвращение к автоботскому укладу жизни, но, как ни странно, не к этим двум конкретным автоботам. Как вообще эти слабые, тонкобронные держали власть над ними, разрушителями? Хитрость, лживость, двуличие – это использовал Совет и Храм, и это нужно взять на вооружение и обратить против них. Нужна идеология – правильно поданная информация способна сдвинуть даже такую массу, как затравленные десы и замученные нейтралы; последние – не меньшие рабы, просто не имеющие силы десов. Мегатрон думал, но ему недоставало помощи, настоящей команды, а главное – свободы. Не развернуться тут во всю мощь: его все больше угнетала обстановка, несмотря на то, что большинство было за него. Но здесь, в темном чреве Храма, все настолько было пропитано ржой и отчаяньем, ненавистью, что порой казалось – он растворен в ней, неотделимая часть от копошащегося бессмысленного существа без имени и личности. И, убивая друг друга, они освобождали братьев от этого, честно сражаясь, даря возможность умереть с гордо поднятым шлемом, а не безумно воя и грызя свои цепи в карцере. Он уйдет и уведет их отсюда через выломанные двери Храма, оставляя за собой разорванные корпуса храмовников: осквернить алтарь, где лежит завет Праймаса, оставить этих тварей затухать в собственном энергоне и вырваться на простор, увидеть далекую звезду, заменившую солнце… И, что бы ни говорил Орион, в нем не осталось ничего хорошего – он слишком давно здесь и не знал ничего иного; осталась лишь страстность, превращающаяся в жажду действий, разрушений. Он еще отплатит за все унижения и возьмет все, что и кого захочет! Таким его и застали – безумно мечущимся по клетке, рычащим и готовым к бою, и все таки выпустили в общую казарму. Там его встречали, кто склонив шлем, кто шарахаясь и прячась по углам, но ни один не посмотрел в оптику. Страшна была лицевая будущего вождя, перекошенная от нездорового азарта. Мегатрон уже определил для себя, кому жить, а кого он уничтожит, неизвестно откуда пришло безумие, мигом охватившее Искру, страстность натуры нашла выход столь извращенно. Жажда обладания подавляла все. – Скоро польется река энергона, – перешептывались десы и были правы.