Темные Миры

Это было бегство, и пусть его выпустили из города – он ощущал себя беглецом. Да, он боялся, боялся ту белую тварь. Искра сжималась от осознания – что он может натворить. Каон, тяжёлый и мрачный, был теперь милее светлых башен Иакона. Его Искра была полна радости: он увидит Роллера, того, кто научил его любить. – Все хорошо, ты дома, – сенатор обнимал вздрагивающего молодого меха и снял с него маску – ныне нужный атрибут в пути: чем меньше тебя узнают, тем лучше; Орион не был воином, но он был готов защищаться. Губы искали губы – Орион не притушил оптики, он смотрел с радостью и нежностью. В Роллере не было мощи и напористости Мегатрона, сенатор умел прощать, сохранять и врачевать Искру словами. Любить. Это чужое для них слово, как бы ни было это странно – любовь, и прощение, и страх отсутствовали в их кодах изначально и пришли много позже – после страшной войны с захватчиками-квинтессонами. Из функциональных они стали чувствующими; может быть – более слабыми, возможно, это было лишней тратой сил, но это было прекрасно. Орион видел в этом силу, способную изменять – вывести из тьмы, возродить! Он был сильнее Роллера, но хрупкий на вид сенатор снова легко управлял им: Орион сам отдал ему это право, ведь знал – отпустит, не сломает. Личные покои сенатора были непривычно просты, и сегодня он дрожал, устраиваясь на огромной платформе. Орион оказался рядом, его мир сузился до прекрасного лица и ласкающих плечи рук; сегодня он желал темноты, что быть отгороженным от всех, чтобы все – для них двоих. Искры рвались их под броней, опаляя створки, заставив любовников чуть отпрянуть друг от друга и раскрыть камеры Искр, высвобождая энергию, здесь и сейчас – жест высшего доверия. Роллер вел, помогая неопытному любовнику установить связь и не потеряться в столь сильных ощущениях, но и сенатор вцеплялся в Ориона, стоная, чувствуя мощь его Искры. Оба забылись, и установившаяся связь увела их в экстаз, в обмен эмоциями, чистую эмпатику. Разрывать это единение не хотелось никогда, но перезагрузка, такая же сильная, как и слияние, забрала это, снова разделив. И на самом ее краю Роллер ощутил и увидел то, чего лучше бы никогда не знал. Сенатор очнулся первым и обнял Ориона: он не хотел его терять, отдавать силе, пока неактивной в нем. Но омыватель тек, ибо знал он: тот, кто избран, судьбы не минует – а пока у них есть время, возможно, они успеют побыть вместе. Пока он смолчит – Орион сам придёт к этому, не стоит торопить события и отказываться от шанса любить и быть любимым.

***

Мегатрон насмотрелся на дикость в Храме, но то, что происходило на Каонских Аренах, было отвратительнее – ибо было сознательным. Если в Храме у них не было выбора, то тут бой обязан был быть не только жестоким, но и зрелищным. Молодой вождь впервые увидел страсть к разрушению, к убийству ради убийства – не месть, не защита, ни даже... ярость, их лицевые были полны азарта, а у некоторых – холодного безразличия к сопернику. И Мегатрон учился превращать смерть в искусство; он должен выжить и собрать армию, чтобы поднять восстание по всей планете. Главное – сохранить разум, не превратиться в истинного Разрушителя, у него иная цель. Сейчас он отдыхал среди своих соратников; он старался сплотить их, они – основа, но он не имел права полагаться на них – только они на него. Вождь не доверял и Саундвейву, хотя тот, как ни странно, доверял Мегатрону и блестяще исполнял свои обязанности. – Вождь, – к Мегатрону льнул один из солдат, но тот его отстранил. Они были близки ему, он чувствовал свою связь с ними, но не имел права допустить их ещё ближе и... не мог. Единственным, кого Мегатрон возжелал сильно и безрассудно, был юный Орион. Вождь знал, что тот тоже где-то в Каоне, только разум заставлял не искать встречи. Воин тихо исчез; всех удивляла автономность Мегатрона, вопросов, конечно никто не задавал: кто-то боготворил, кто-то уважал, кто-то преклонялся перед силой. – Гости, – Саундвейв появился чуть ли не из стены казармы; Мегатрон был удивлён, кто же был настолько высокопоставленным, чтобы иметь право быть «гостем» Арены. Саундвейв затаился в тени перехода, явно не желая обнаруживать себя. Мегатрона это насторожило, но он сразу узнал гостей, стоило им показаться. – Орион, – гладиатор усмехнулся и протянул ладонь, касаясь щеки меха, – рад видеть. Роллера он удостоил кивком: сенатор был одним из тех, кто знал истинное положение вещей. Орион же попытался отвернуться и разорвать контакт, он здесь для иного. Он по-прежнему восхищался решимостью гладиатора, силой, но больше не был слеп. – Мегатрон, война разрушит наше общество, – изящные синие ладони поймали широкое запястье, стараясь отвести в сторону, оптика смотрела просяще, – твой путь приведёт нас к катастрофе. Она уничтожит и тебя! Сенатор шагнул к Ориону – Он прав, Мегатрон, анализ ситуации... Мегатрон медленно убрал ладонь от лицевой молодого меха. – Все, что сейчас нужно – это скопить силы. Я не хочу ни разрушений, ни всеобщей войны – лишь уничтожить тех, кто заправляет нынешним порядком. Орион, мы не виновны в том, что активировались в это время, и в том, во что нас превратили. Роллер встал между Орионом и Мегатроном. – Я верю, ты сможешь поднять восстание, но ты уверен, что сдержишь выпущенную силу? – голос сенатора был тверд, от не отводил взгляда от багровой оптики; Орион сжал его ладонь, успокаивая скорее себя – его встревожили слова Роллера. – Ты ничего не знаешь о десах, – в голосе Вождя сквозила усталость, – большинство из нас носят совсем не разрушительные прошивки, мы не такие, какими вы привыкли нас считать. Я освобожу нас от рабства – без чужой воли, разрушающей нас, заставляющей копить ненависть, мы перестанем быть разрушителями. – Мы чистыми приходим в этот мир, – тихо шепнул Орион: Мегатрон был прямым примером, во что реалии превращают чистые Искры; он вспомнил Арену Храма и содрогнулся. Пора было уходить, время поджимало, но он приблизился к гладиатору; рядом с ним было... неспокойно, мощь давила на него. – Опасайся Джиаксуса, береги себя, друг, – молодой грузовик исчез, обняв сенатора, а Мегатрон ринулся наверх, не успев обдумать встречу: Саундвейв доложил, что идёт драка между его воинами и гладиаторами Десзауроса. В гущу полноценного боя он вломился, раскидывая и своих, и чужих в стороны. Однако, как только он смог разделить своих и противников, гладиаторы Арены ринулись на него. Атака была чудовищной: мощные корпуса теснили его, удары наносились без оружия, но они знали, как искалечить – Мегатрон едва успел прикрыть лицевую и оптику. Бой закипел снова, воины Мегатрона оттащили раненых и пытались прорваться к вождю, но их было мало. Ярость поднималась в Мегатроне, он чувствовал себя беззащитным, боль он уже не ощущал отчего-то, но слышал слова – они пришли показать ему его место. Масляные замечания напомнили, что с ним было, зачем раньше к нему спускались лощеные сенаторы. Обвинения, насмешки – как он отвык за этот недолгий срок от них, привык быть равным; нет, он не прогнется! Ярость дошла до предела и.... наступила пустота, белый шум окутал Искру. Рык был тихим по сравнению с криками дерущихся, а вот крик первой жертвы обезумевшего Мегатрона… Серебристый гладиатор оторвал противнику манипулятор, движения его были резкими, равномерными и огромной силы. Гладиаторы Каона отшатнулись, а потом насели с новой силой, но было поздно – остановить вырвавшуюся мощь было невозможно. Мегатрон дрался, как бьются дикие звероконы – фейс, искаженный яростью, переломанный в жутком оскале рот и оптика, пылавшая безумием. Крики слились в единый шум; кто-то отключил освещение, стены, казалось, сжались, тесно было всем. Мегатрон увернулся от меха, выхватившего тайный клинок, и напал со спины, проламывая наспинную броню, а за ней и защиту Искры. Крик умирающего заставил всех замереть, фонтан света из разрушенной Искры ослепил, резко ударив по оптическим датчикам. – Прекратить! – Десзаурос ворвался в казарму, загорелось освещение; каонские гладиаторы старались исчезнуть с пути капитана. Мегатрон отбросил в сторону утративший цвета корпус и раздавил в манипуляторе остатки камеры Искры. Он приходил в сознание и рассматривал свои манипуляторы со смесью отвращения и захватывающего ужаса – он не хотел убивать. Взгляд древнего разрушителя не сулил ничего хорошего. – Его жизнь принадлежала мне! Как ты посмел?! – Десзаурос приближался. Мегатрон резко распрямился и упер манипуляторы в бедра. – А моя – мне, и я буду драться, до конца, не этого ли ты хотел? Это заставило главу Арены остановиться и поджать губы; он сверлил взглядом Мегатрона и видел лишь самоуверенного воина. А Мегатрона пожирал внутренний страх: он должен справляться с собой и не переходить грань, ему показалось, что на эти клики он... умер. Воины с опаской приблизились к нему, Саундвейв докладывал обстановку – он тоже был озадачен, разово ли было безумие вождя.