Страх — кому не известно это состояние? От внезапно нахлынувшего, парализующего волю чувства до продолжительного ощущения беспокойства и тревоги, сопровождающегося бессонными ночами, стремлением во что бы то ни стало забыться, прогнать прочь неприятные впечатления.
Страх является эмоцией большой силы, которая оказывает заметное влияние на восприятие, мышление и поведение человека.
Страх, в зависимости от своей интенсивности, переживается как неуверенность, незащищенность, предчувствие опасности и надвигающегося несчастья.
Страх — это эмоция, возникающая в случаях реальной или воображаемой угрозы существования.
Страх делает нас слабыми и безвольными, он разъедает нас изнутри.
Страх — наш главный убийца.
Страх — это Эрик.
— Не представляешь, как мне неловко нарушать твое уединение, — старательно вытягивая слова, проговаривает он, улыбаясь. Если крокодилий оскал можно назвать улыбкой.
«Зачем он здесь?»
«Что ему нужно?»
«Где все люди?»
«Что он задумал?»
Хотелось бы представить, что мысли рассыпались бисером, но на деле смятение в голове напоминает неудобоваримую кашу. Общение с Эриком ни для кого не проходит бесследно, и очевидно, что сейчас моя очередь. Остаётся только гадать — он хочет поквитаться или это очередное испытание на бесстрашие? Хотя в любом случае мне не поздоровится.
Тревога стягивается вокруг шеи тугой петлей, становится сложно дышать. Пытаться понять, что у этого человека на уме, все равно что гадать на кофейной гуще. Он все время грозится вышвырнуть неофитов к изгоям, и я верю, что рано или поздно это с кем-нибудь случится. Так почему не сейчас и не со мной? Убивать не станет, лидеру ли мараться, а вот покалечить и не дать возможности бороться за место под солнцем очень даже в его духе.
Сжимаю челюсти и, стараясь унять барабанный бой сердца, смотрю Эрику прямо в глаза. Он презрительно щурится, окидывает холодным взглядом меня с ног до головы. Словно… приценивается.
— Что тебе нужно? — хочу сказать это твердо, первой нарушая затягивающуюся паузу, но получается только хрипло выдавить слова из пересохшего горла.
— Хочу посмотреть, на что ты еще способна, — пожимает Эрик плечами, лишь добавляя своими намерениями размытости к моему теперь уже неопределенному будущему. Ухмыляется, неторопливо разминая шею, и не сводит с меня пристального взгляда, не обещающего ничего хорошего.
— И каким же образом? — осторожно интересуюсь, ёжась от его заявления, как от пробирающего до костей холода.
Он не заставляет долго ждать. Поднявшись на ноги, снимает свою жилетку, небрежно отбрасывая ее на край мата. Затем разводит руки в стороны, точно давая себя рассмотреть, и вновь мой взгляд невольно цепляется за его предплечья: от запястий к локтям тянутся темные линии татуировок, сплетаясь в причудливый узор, похожий на карту какого-то лабиринта. На правом красуется мой укус, победно выделяющийся между чернилами. А вот, кажется, и причина такого пристального ко мне внимания. Твою ж, о чем я думаю? Надеюсь, что это защитная реакция такая…
Одним уверенным движением, с легкостью хищного зверя, Эрик запрыгивает на ринг и кивает перед собой, приглашая присоединиться. Значит, всё-таки испытание на бесстрашие в ответ на дерзость. Ведь он не может не понимать, что мои шансы его победить стремятся к минус бесконечности. И это его предложение ни что иное, как попытка заставить меня расписаться в своей трусости, показать свой страх и проиграть, даже не попытавшись бороться. А за подобное из Бесстрашия вышвыривают взашей без разговоров!
— Только не калечить, — твердо, насколько это возможно в данной ситуации, выдвигаю встречное предложение. Запрыгиваю на маты, пытаясь собрать мысли воедино, чтобы понять, как выбраться из своего плачевного положения с наименьшими потерями.
— Ставишь мне условия? — выражение лица лидера на мгновение сменяется с презрительного на скептическое.
— Уравниваю свои шансы! — на свой страх и риск парирую я, следя за его реакцией — будем щупать степень дозволенного. Да, лидер, я не испугалась, но и не дура, которая позволит себя просто так изувечить. Эрик едва заметно хмурится, но благосклонно кивает.
Начинаю осторожно, как по тонкому льду, продвигаться в его сторону. Примеряясь, делаю пару обманных выпадов. Кружу вокруг него, стараясь понять, как действовать дальше. Прямая атака — глупо. Я слабая, мелкая… А может, это и есть выход!
Обнадежившись тем, что, возможно, удастся выиграть в скорости, проскакиваю Эрику под руку, резко атакую локтем под ребра и пытаюсь отскочить. Увы, ничего не выходит! В случае с лидером, большой — совершенно не значит медлительный.
— Слишком предсказуемо. — Перехватив за руку, лидер делает подсечку, опрокидывая меня на маты. Лодыжку обжигает почти нестерпимой болью, что невольно закрадываются подозрения о переломе, однако их тут же выбивает ударом в бок. Задохнувшись от вспыхнувшего огнем спазма, прикрываю живот, запоздало перекатываясь в сторону. — Чем ещё порадуешь?
Он отходит, дает мне возможность подняться, хмуро поглядывая исподлобья. Я хватаю воздух ртом, стараясь не скрипеть зубами от боли, буквально заставляя себя встать. Сглатываю подступающую к горлу из недр желудка горечь, передергиваясь только от одной мысли, что если он не переломает мне кости, то, как минимум, с легкостью отобьет все внутренности.
Безысходность винтовым штопором вкручивается в грудь, но показывать этого никак нельзя и, собравшись с духом, я снова нападаю. Однако, как ни пробую ударить, Эрик с легкостью блокирует все мои попытки. Сделав ложный выпад, он уклоняется от моего кулака, едва задевшего его подбородок, и угощает оплеухой за нерасторопность. Отшатнувшись, не удерживаю равновесие и вновь оказываюсь на матах. Во рту растекается солоноватый привкус крови.
— Это все, что ты можешь? — В голосе сквозящий холод, режущий не хуже ножа. Кажется, все мои потуги лишь распаляют его раздражение.
Сориентировавшись, на опережение выкидываю ногу вперед, ударяя лидера стопой под колено, и сразу перекатываюсь в бок, чтобы он не смог достать меня. Поднявшись, примеряюсь к новой атаке, нацелившись в живот своему противнику. Пропустив несколько ударов и заставив придвинуться к нему поближе, Эрик гасит мой выпад блоком и отпихивает меня, наградив тычком в ребра.
Сам лидер не нападает, заняв оборонительную позицию, наглядно демонстрируя, как никчемны мои попытки. Притиснув локоть к ушибленному месту, делаю вид, что отступаю. И тут же, подавшись вперед, пробиваю с другой руки в корпус. Сжатые в кулак пальцы ноют — вложилась-то я по-полной, — а он даже не морщится. Мои удары для него, как слону дробина и, похоже, Эрика эта ситуация забавляет.
— И ты всерьез надеешься, что с такими умениями сможешь пройти инициацию в Бесстрашии? Не слишком ли самонадеянно для мелкой никчемной слабачки? — на последнем слове он сокращает между нами расстояние с коротким замахом, но ударить не успевает — я вовремя уклоняюсь, поднырнув под его руку, оказываюсь за спиной Эрика и, ни секунды не теряя, напрыгиваю на него сзади.
— Мелкая, но проворная! — тяжело дыша, пыхчу я, всем весом повиснув на крепкой мужской шее.
— Скорее, безмозглая, — хмыкает лидер не без презрения, немедленно подкрепляя слова действием — перехватив моё плечо, резко нагибает корпус вперед и просто перешвыривает меня в броске. Рухнув кубарем с придушенным скулящим стоном, приходится согласиться, что пытаться провести на нем захват оказалось плохой идеей.
Старательно отгоняя накрывающее бессилие, в который раз занимаю исходную для нападения позицию. Что бы ни произошло, как бы ни было больно, отступать нельзя! Тело ломит после грубой встречи с поверхностью ринга, приходится зажмуриться и глубоко вздохнуть, выискивая в себе запасной резерв.
— Ты заснула? Нападай! — подгоняет Эрик недовольно.
Пробую подступиться к своему противнику то с одной стороны, то с другой: удар, уклон от ответного выпада, поворот и атака локтем в район печени, повторяя себе как заклинание: «Не сдамся! Ни за что не сдамся!». Одна рука защищает корпус, который пробить лидеру не составит и малейшего труда, вторая — голову. Бамс! Скула зацветает горячей болью.
Встряхнув головой, отгоняя помутнение, я упрямо продолжаю наступать. Проведя обманный маневр, будто собираюсь заехать Эрику в челюсть, все-таки добиваюсь того, чтобы он раскрылся и пробиваю коленом в пах, с удовольствием наблюдая, как лицо его кривится отнюдь не от приятных ощущений. Но даже не успеваю отскочить, как увесистый кулак врезается в моё солнечное сплетение. Я сгибаюсь пополам, безуспешно хватая ртом воздух, силясь сделать вдох, и медленно оседаю прямо на колени. Черт возьми! Как же это больно!
Эрик кривит губы в одной из своих самых мерзких ухмылок, выдавая крайнюю степень презрения. Сердце мое проваливается куда-то в желудок, вызывая нервную тошноту. Для него это всего лишь забава. Игра, которая закончилась. Так быстро и так для меня печально. Нависнув надо мной, точно палач, готовый с минуты на минуту привести приговор в исполнение, он накручивает мои собранные в хвост волосы на руку, одним рывком вздергивает меня вверх и прижимает к себе спиной.
Макушку словно обдает ушатом кипятка, вскрика я не удерживаю. В сознании творится чудовищный переполох, выбивая всю почву из-под ног — неужели конец? В глазах плывет от подступающих слез. Его свободная ладонь тут же оказывается на моем горле, удерживая меня на месте.
— Таким, как ты, не место в Бесстрашии, ничтожество! — буквально выплевывает Эрик, за волосы отклоняя мою голову в сторону, будто вознамерился снять с меня скальп. Выгнувшись, я инстинктивно хватаюсь за макушку, надеясь хоть немного уменьшить боль… Это и играет злую шутку: мгновение спустя чужая ладонь соскальзывает с моего горла вниз, бесцеремонно оттягивая эластичный ворот футболки. — А впрочем, может, на что-нибудь и сгодишься.
Я беспомощно дергаюсь всем телом, уже не справляясь ни с паникой, ни с пробирающей тело дрожью. Выступившие слезы переливаются через край и ползут по щекам. Пульс зашкаливает в висках, а ухо обжигает дыханием, когда Эрик нахально заглядывает сверху через мое плечо туда, куда ему не положено. А следом запускает и руку, желая как следует изучить содержимое моей футболки. Кровь тут же ударяет в голову, заволакивая глаза багровой пеленой. Калечить физически не стал, хочет опустить морально? Видимо, считает, что если слабая, значит, готова на все, лишь бы не вылететь!
Не знаю — то ли Эрик принял мое временное замешательство за согласие, то ли нашел там, под воротником моей футболки, что-то для себя интересное, но факт: его хватка ослабла. Ощущение, что сейчас он выдерет мне все волосы до единого проходит, и я даже чувствую некую свободу действий, не воспользоваться которой было бы непозволительной роскошью.
Резко подавшись вверх, я вытягиваюсь, чтоб хоть немного компенсировать разницу в росте, и коротко, но сильно бью Эрика затылком в переносицу. Во всяком случае надеюсь, что попаду куда надо — кажется, Джордж говорил, что это самый эффективный способ, если тебя удерживают со спины… Мне не видно, куда именно приходится удар, только чувствую, как лидер рефлекторно отшатывается, так и не отпуская меня, и, не успев опомниться, принимаюсь беспорядочно пинаться — колено, лодыжка, подъём ноги… Отчетливо чувствуя себя уже не просто изгоем, а застывшим телом со сломанным позвоночником и пугающим взглядом омертвевших глаз. Вырваться, только бы вырваться!
Сердце колотится в груди, спутанное сознание мешает нормально дышать и мыслить. Ощущая, как удерживаемые в хватке волосы туго натягиваются, продолжаю изо всех сил вырываться до тех пор, пока не оказываюсь на свободе, едва не оставив лидеру половину своего хвоста в виде трофея. Сил на бегство уже не остается, приходится опереться руками в собственные колени, чтобы не упасть. Вот и все, теперь точно звездец!
Меня аж всю подёргивает в ожидании неминуемой кары, но Эрик отчего-то совсем не торопится со мной расквитаться. Сложив руки на монументальной груди в довольно расслабленной позе, он рассматривает меня с каким-то странным удовлетворением.
— Неплохо, — выждав, хмыкает лидер, и в первые секунды мне кажется, что я ослышалась. Или Эрик меня вырубил и я вижу странное видение. Что значит «неплохо»? О чем он вообще говорит? Это было испытание и я справилась?
Пока я лихорадочно пытаюсь найти подвох в поведении Эрика, он спрыгивает с матов и, подхватив свою одежду, удаляется. А я валюсь с ног от усталости, получив возможность покорчиться от боли и пожалеть себя любимую.
***
Медицинский корпус находится выше нашей спальни на пару ярусов. С трудом толкаю тяжелую металлическую дверь и оказываюсь в просторном, светлом помещении, состоящем из множества комнат. Вдоль одной стены, от двери до не зашторенного окна, располагаются несколько кушеток. Я даже теряюсь от обилия яркого света, в основном в Яме везде царит полумрак.
— Тебе нужна помощь? — раздается бархатистый, мягкий голос. В углу за столом сидит мужчина средних лет и что-то старательно выводит ручкой в журнале. Он откладывает свое занятие, поднимается и вопросительно окидывает меня настороженным взглядом.
— Мне нужно обезболивающее, — шепчу я. Его внешний вид никак не вяжется с ранее мне встречавшимися медицинскими работниками. Высокий, жилистый, все его руки до кончиков пальцев покрыты татуировками, бритый наголо с трехдневной щетиной и пирсингом в носу.
— Хорошо, думаю, нужно тебя осмотреть, — с нажимом заявляет он и показывает на кушетку. Надо так надо, я же не против. — Я доктор Стивенс, можно просто Роджер или Док, — представляется он. — Ты, должно быть, неофит, в большинстве своем все население фракции мне знакомо.
«Еще бы», — чуть не срывается у меня, ведь Бесстрашные по силе духа не могут себе позволить умереть в постели или от старости.
Я морщусь и охаю, как пенсионерка, когда пальцы доктора ощупывают мои синяки и гематомы, но все вполне сносно. Док вкалывает мне сыворотку, которая способствует ускоренному заживлению, и выдает пузырек обезболивающего про запас.
— Ну как, уже лучше? — интересуется он. И правда, лекарства благотворно действуют на мой организм, я без труда могу подняться с койки.
— Да. Только затылок ноет, — и, приметив его замешательство, поясняю, — за волосы немного потрепали. — Он улыбается, кивая. У Роджера очень мягкая улыбка, и он, демонстративно поглаживая ручищей свою лысину, выдает:
— Нет волос, нет проблем, — и заливисто ржет над моей сконфуженной физиономией. — Ладно, шучу.
Но в каждой шутке есть доля правды, заключаю я.
— А идея-то неплохая, нет волос — нет проблем, — цитирую я Дока, говоря его же словами под удивленную ухмылку. — Еще раз спасибо за помощь.
***
Я ни разу еще не была на этаже с нашей небогатой инфраструктурой. Бар, тату салоны, лавки с косметикой и краской для волос, парочка еще каких-то магазинчиков. Долго блуждая среди ярко светящиеся всеми цветами радуги витрин, разглядывая всевозможные образцы татуировок и нехитрые товары, натыкаюсь даже на ювелирную лавку. Играет громкая музыка, десятки голосов кричат на разный лад, жизнь здесь бьет ключом на всю катушку. Еле отыскав что-то похожее на парикмахерскую, толкаю дверь, сделанную из стекла и металла. На кресле, раскручиваясь по часовой стрелке, сидит мой старый знакомый — синий ирокез.
— Чего тебе? — бурчит он недовольно, будто его оторвали от важных дел. — Пирсинг?
— Хочу подстричься, — радостно растягиваю я рот, словно нашла конфетку в дырявом кармане.
— У меня только машинка, — тянет он. — Я баб не стригу.
Ха, тоже мне сексист недоделанный.
— Машинка так машинка, — примирительно заключаю я, шагая к его креслу. — Стриги.
Он пялится на меня так, что становится страшно за парня — у него аж глаза чуть из орбит не вылезают.
— Что, на лысо? — и подскакивает, потирая руки. — Совсем?
— Но-но! — решаю я осадить его пыл. — Хоть маленько оставь, я только шампунь прикупила.
Быстро, не давая себе время на размышления, вторгаюсь в освободившееся кресло. Парень укрывает меня темно-синей тряпицей и подготавливает свой инструмент. В процессе спора о длине насадки знакомимся с Грегом, и, когда включается моторчик его агрегата, закрываю глаза, отчихвостив себя напропалую. Решаюсь посмотреть, только когда он заканчивает работу.
— А ничего, тебе даже идет! — радостно подводит итог своему творчеству Грег.
С сомнением разжмуриваю глазенки и вижу в зеркале напротив незнакомую девицу. Короткий, сантиметровый ежик темных волос, открытый лоб, карие глаза кажутся больше в два раза, несколько новых синяков и распухшая губа славно гармонируют и дополняют мой новый образ.
— Красавица, — скептически соглашаюсь я с ним. — У тебя талант…
— Да ладно, чего ты? — вроде как обижается он. — Синяки сойдут, будет намного лучше смотреться. А хочешь пирсинг сделаю?
— Где? — удивляюсь я.
— Да где угодно, — начинает перечислять он. — Пупок, нос, бровь, губы. Соски, — похабно ухмыляется и скашивает шаловливый взгляд на мои весьма скромные мини-формы, не дотягивающие даже до второго размера. — Или еще ниже… — уже откровенно ржет Грег, видя, как вытягивается мое лицо.
— Ниже… не надо, — хрипло отрезаю я. — А остальное неразумно — я же неофит, меня лупят по пять раз на дню. Если по сережке хорошенько попадут — изуродуют на хрен.
— Такую мордашку портить… мудаки, — жалеет меня он. Грег сперва хмурится, сведя вместе свои брови, а потом радостно гыкает.
— Язык, — я аж чуть не сваливаюсь со стула. — А чего, — куксится он, — по нему не попадут, ну, если будешь держать за зубами. Дава-а-й! — уговаривает он. — Не ссы, крошка, сделаю в лучшем виде, выбирай себе штангу, — указывает парень на прилавочек в углу.
Наверное, меня слишком сильно стукнули головой, но я соглашаюсь. Грег быстренько полощет серебряную серьгу в пузырьке с дезинфицирующим раствором, ловко вставляет ее в какую-то хреновину, напоминающую пистолет, и берется за щипцы. Щелк… Язык немеет и покалывает.
— Погоди. Обработаем и будет все в ажуре, — информирует он, копаясь среди склянок и ампул. — А татуху хочешь? — разгоняется он не на шутку.
— А вот хочу! — вякаю я. Ой, плохо доктор осмотрел мою голову… Плохо. Помешательство налицо. И я, наверное, единственная из всех неофитов, кто еще не побывал в тату салоне. Провокатор почесывает свой ирокез, а голубые глаза смотрят дерзко и весело. Вскакивает и тащит меня к маленькой дверце, разделяющую комнату.
— Идем, — подбадривает он, — шкурка быстро заживет. — И, приостановившись, добавляет: — Ты чокнутая! Но мне это нравится!
Мы вваливаемся в темное помещение, освещенное несколькими маленькими лампочками.
— Девид! — зычно орет Грег во всю свою глотку. — Девид, ты где?! Нам татуха нужна! — надрывается он, подталкивая меня к стене. — Там эскизы. А я пока мастера найду.
Все стены в помещении плотно завешаны стеклышками с разнообразными рисунками и орнаментами. Всевозможные бабочки, розочки, куча черепов и различных узоров. Не спеша рассматриваю образцы нательной росписи, пока не натыкаюсь на довольно крупное изображение с восхитительным рисунком. Любовно поглаживаю прохладную поверхность стекла, ведя пальцами по длинному и узкому телу черного дракона. Шипы на его коже, когти, раскрытая в оскале клыкастая пасть и горящие пламенем глаза — просто завораживают.
— Выбрала? — за моей спиной появляется Грег с коротко стриженным бородатым детиной, видимо, Девидом. Они с сомнением долго рассматривают мой выбор.
— Она большая, — сухо и очень серьезно отрезает бородач. — Хорошо подумала? Не страшно?
Ну вот… И так коленки трясутся, а теперь после таких вопросов я не имею права отказаться. Я Бесстрашная, а Бесстрашные не должны ничего бояться!
— Куда? — интересуется Девид, очевидно, все прочитав по моему лицу.
— Я не знаю, — мой голос дрожит, и я готова вот-вот разреветься.
Минут десять мы решаем, где разместить зверя, причем мужики спорят между собой, забыв поинтересоваться моим мнением. Грег орет:
— Пустим вокруг руки! — а Девид за то, чтобы обкрутить ногу.
— А если вокруг живота? — мне, наконец, удается их перекричать, и оба затыкаются.
— Я же говорил, что ты чокнутая, — вовсю гогочет Грег. — Раздевайся.
Девид обматывает меня черной, длинной манжетой, как у тонометра, и подключает проводами к компьютеру. Сотни маленьких иголочек точечным разрядом впиваются в мою кожу, заставляя подпрыгнуть.
— Не дергайся! — вякают на меня в два голоса мои подручные. — Потерпи, еще пара минут.— И я терплю, до боли закусив разбитую губу и намертво вцепившись в подлокотники кресла. — Вот и все, — успокаивает Девид, по-свойски вытерев мне хлюпающий нос пальцами. — Давай посмотрим, что вышло.
Я застываю перед зеркальной колонной в немом изумлении: от правого бедра по низу талии, на спину и снова на живот, под левую грудь, тянется черный, змееобразный дракон. Кожа, припухшая на месте проколов, ярко выделяется краснотой, и поэтому он кажется еще объемнее, чем есть.
Снова обозвав чокнутой, мужики снабжают меня информацией по уходу за своими «творениями» и всаживают в мой зад еще уколов с сывороткой и обезболивающим (о первых я стратегически молчу). Рассыпавшись в благодарностях, я бодренько плетусь восвояси, пока Грег еще чего не удумал мне предложить. Оказавшись в спальне, выслушав оценки моей новой прически, принимаю решение пока ничего не сообщать о пирсинге и татуировке и без того нервным друзьям.
— Ты не ужинала, мы тебе бургер захватили, — радует меня Майра так, что я чуть ли не пускаю благодарную слезу умиления от такой заботы. Вцепившись, как стая голодных собак, зубами в булку, выслушиваю от Эдварда моральные подзатыльники за пропуск тренировки. Он, углядев мои новые увечья, долго выспрашивает о случившемся и где я шляюсь. Я заверяю его, что не нашла себе нового «инструктора» и ему не о чем волноваться, если именно это его беспокоит. В итоге, Эдвард, наконец, отстает от меня, и мы все укладываемся спать.
Слушая чужое посапывание, я все никак не могу уснуть. Мои мысли возвращаются к нему. К Эрику. Зачем ему понадобилось оценивать мои боевые качества? Ведь он именно оценивал: я, конечно, не пессимист, но прекрасно понимаю, что не выстояла бы против него и пары серьезных ударов. Почему он спустил мне мою дерзость? Может, я его удивила? Почему он позволил мне сбежать? Там, на лестнице, я не смогла бы отбиться парой вялых пинков по его руке. Эрик что-то задумал. И мне это очень не нравится. На последних мыслях я проваливаюсь в сон.
