Эшли
От усталости в голове образуется пустота, в которой лениво ворочаются беспорядочные мысли. Мне снится детство. Большой деревянный дом, утопающий в цветочном аромате садов Дружелюбия. Запах свежей выпечки, спелых наливных яблок. Лето. Солнце. Немного потрепанное одеяло, расстеленное на сочной зеленой траве и нежные мамины руки, заботливо гладящие меня по голове. Её пальцы, осторожно перебирающие локоны моих спутанных волос. Тихий, грудной смех и ласковое подтрунивание над очередной проделкой своей шилопопой малявки. — Бедовая ты моя, — она сдвигает светлые брови, стараясь придать своему лицу строгий вид. Прячет в глазах искорки смеха и с трудом сдерживает улыбку, чтобы все ее воспитательные порывы не пропали втуне. — Ну что ты опять натворила, не сидится тебе на месте? А я упрямо поджимаю губы, не чувствуя за собой никакой вины, и с нетерпением жду, когда воспитательную эстафету перехватит отец. Он громко, заливисто хохоча подхватывает меня на руки и, крайне неумело делая вид, что отчитывает за проделки, незаметно сует в карман моего платья шоколадную конфету. Трется колючей щекой об мой нос и приговаривает: — Маленькая моя безобразница, шустрый бесенок. Опять подралась с мальчишками? Ведь ты же девочка, девочка… — Девочка, — сквозь плотную пелену сна прорывается другой голос, и моей головы касается чья-то ладонь. — Просыпайся, мы приехали. Несмелое движение руки, бархатистый голос, под щекой грубоватая кожа куртки на незнакомом плече, чужом плече. Все это заставляет меня мгновенно распахнуть отяжелевшие ресницы, подскочить на месте, и протирая глаза, оглядываться по сторонам. — Проснулась? — раздается над ухом с насмешливыми интонациями голос… Сэма? Вытаращив на него глаза, я сперва долго соображаю, что происходит и как я оказалась в ним в одной машине, а потом, ойкнув, пытаюсь поспешно отодвинуться от него настолько, насколько позволяет ширина сидения. Лидера откровенно забавляет моя сконфуженная реакция. — Извините, — бормочу я, надеясь сгладить неловкость и оправдаться. — Устала немного, вот и разморило. — Не за что извиняться, ты всего лишь уснула, — он хоть и улыбается, демонстрируя полнейшую благосклонность к тому, что я избрала его плечо вместо подушки, но едва уловимые нотки снисхождения в голосе лидера я все же улавливаю. Что ж, остается надеяться, что Сэму не придет в голову, будто я сделала это специально. — У тебя ранение, возможно требуется помощь медиков. Если это серьезно, я могу отвезти тебя в Эрудицию. — К-какая еще Эрудиция, у меня всего лишь царапина, — отвечаю я, немного ошарашенная такой излишней заботой. — Это ерунда. Лидер обработал и уже ничего не болит. В конце концов, у нас в лазарете свой доктор имеется, так что не нужно меня никуда везти! — Хм. А что такого страшного в поездке в Эрудицию? — с каким-то нездоровым любопытством интересуется Сэм, точно подозревая меня в чем-то. — Страшного, может быть, и ничего, но завтра финальный тест. И, честно сказать, меня больше волнует он, а не какое-то ободранное ухо, — отчего-то начиная паниковать под довольно пристальным взглядом старшего лидера, я поглядываю в окно и, обнаружив, что машина припаркованна в подземном гараже штаб-квартиры Бесстрашия, намереваюсь как можно скорее ее покинуть. — Лидер, я могу идти? — Конечно, раз уж с тобой все в порядке, — дает добро Сэм, не настаивая на своем обществе и посещении Эрудиции. Вот и хорошо, вот и правильно, мне только в клинику к умникам до полного счастья загреметь не хватало. То-то мне там обрадуются, не передать словами! — Эй, постой, — выбравшись из машины, окликает меня лидер: — Что тебе снилось? Ты улыбалась. — Отец приснился, — поясняю я, обернувшись, и грустная улыбка трогает мои губы. Кивнув Сэму на прощание, направляюсь к переходу в Яму, лопатками чувствуя провожающий меня взгляд. Вот хоть убейте, но даже не догадываюсь о причинах подобного к себе внимания. И мне это совсем не нравится. Как и то, что во фракцию меня привезли отдельно от Эрика, но у него наверняка есть дела поважнее, чем колупаться с какой-то неофиткой. Оно и понятно. Однако очень странно, что у жутко важного старшего лидера не нашлось других дел, кроме как взять заботы об этой неофитке на себя. В другое бы время подозрительное поведение Сэма вызвало у меня кучу вопросов, но единственное, чего я сейчас хочу больше всего на свете — это спать. Конечно, помыться тоже недурно, только сперва к Роджеру на осмотр, после чего вырубаюсь моментально — как шнур из розетки выдернули.***
Весь решающий судьбу неофитов день проходит словно в тумане. За последние сутки столько всего произошло, что меня просто, кажется, уже ничего не сможет ни удивить, ни напугать, ни взволновать. Сафари, Эрик, перестрелка, допрос… на меня наваливается полуоцепенение и все происходящее воспринимается смутно, не позволяя обдумать последние события и как-то разобраться в собственных ощущениях. Он так и не объявляется, а я не понимаю, чего после вчерашнего ждать от лидера, и, признаться, не уверена до конца, что хочу это знать. В нем как будто борются две сущности — ужасная, злобная, кошмарная, вызывающая неподдельный страх, и какая-то совершенно другая: светлая, заботливая. Сильная. Как в нем все это может уживаться, не понимаю? И кто бы мне сказал, какой он настоящий? Особый трепет перед самим финальным тестом меня тоже как-то миновал, потому что усталость последних дней достигла таких пределов, за которыми вообще вряд ли что-то новое чувствуешь. Инициация научила неофитов только одному — произойти может все что угодно, абсолютно. Сейчас у тебя все хорошо, через минуту ты уже в лазарете с перебитыми конечностями. Пейзаж страха, объявление результатов — все проходит как во сне. Я пятая. Ну надо же… пятая. Наверное, сказались начисленные за состязание дополнительные баллы. Первая — Трис, Юрайя второй. Потом Питер и Уилл, остальную очередность не запоминаю. Меня все тискают, обнимают, тормошат, а мне… все равно, что ли. Трис целуется с Фором прямо при всех, ни от кого не скрываясь. Даже Вайро сподобился появиться под каким-то глупым предлогом, чтобы тихонечко утащить с собой Линн. Оп-ля… вот картиночка вчерашних хулиганств окончательно и сложилась. Ну, хоть у кого-то все хорошо. А я сколько ни отгоняю мысли о Эрике, они настырно возвращаются, бередя душу. Почему он не приходит? Не интересуется? Не радуется за меня, не гордится? Или слишком гордый, чтобы проявлять и позволить мне увидеть свои чувства? Не могу и представить себе, что способно раскиселить его сердце. Да, свершилось, я стала Бесстрашной! Всю инициацию мне приходилось каждый день доказывать, что переходник из Дружелюбия достоин быть членом фракции воинов, но когда эта вершина оказалась покорена, я чувствую себя опустошенной и страшно вымотанной. А должна, вероятно, улыбаться как остальные, излучая безудержный восторг и прыгать от радости? Девчонки меряют тряпки, готовясь к устроенному в честь конца инициации банкету. Кристина носится юлой, успевая делать и себе и Трис макияж. Я люблю вас, девчонки, но хочу побыть одна. Или хотя бы подальше от вашего раздражающего мандража. И банкет никакой мне не нужен. Пойду лучше куда-нибудь пошляюсь, может, хоть это взбодрит как-то. — Ты чего такая кислая, Крош? Чего не готовишься к банкету? Все ваши опустошили склады сегодня, почти ничего не осталось… Эй, что за уныние, ты стала Бесстрашной! — стоит мне только завалиться в салон, принимается наседать Грег. Вот неймется-то ему, непременно хочет, чтобы всем вокруг было хорошо и весело. — Да, стала. И эта чертова инициация наконец закончилась, — не шибко радостно отзываюсь я, плюхаясь в кресло. — Просто настроения нет. Хочется лечь, отвернуться к стене и пролежать так неделю. Устала я. — Э-э, нет, подруга, — возмущенно вопит Хирут, любовно прихорашивая свои дреды. — Это не принимается. Сегодня мы оттянемся по-полной, и никого тут не волнует твоя усталость. Так что утри сопли и пойдем развлекаться. Ты меня слышала? — Хочешь намазюкать мою мурзилку? — понимая, что ни за какие коврижки мне все равно не отвертеться, с минуту придирчиво глазею на свое осунувшееся отражение в зеркале. — Сделаю в лучшем виде, не сомневайся, — с улыбкой успокаивает подруга. — Ты же хочешь всех поразить? — Если честно — не хочу, но ведь ты не отстанешь? — Нет, конечно! — подхватывая меня под руку, безапелляционно заявляет Хирут, утягивая к дверям. — Айда склады потрясем, пока оттуда еще не все шмотье вынесли. Парадокс, но несмотря на унылое расположение духа, предложение покопаться в одежде вызывает во мне благосклонную девчачью реакцию. Выряжаться во что-то откровенное, более всего походящее на макси пояс, совершенно не хочется, и я останавливаю свой выбор на черной тунике с высоким декольте, компенсирующимся совершенно открытой спиной, и облегающих брюках. И обувь на каблуке. Ладно, мне уже нравится, настроение загорается игривым огонечком. Осталось только мордашку намазюкать. — Хирут, колдуй! — когда с подборкой шмотья покончено, даю я команду на преображение из заморыша в принцессу.***
В столовой куча народу, звон бутылок, клубы дыма, громкая музыка и мигающие на стенах гирлянды. Много взбудораженных людей, уже изрядно подвыпивших. Может, если мне напиться, то тоже удасться проникнуться этой обстановкой, и даже чертов Эрик покажется милее? Знать бы еще, где он сам? Насколько я успела подметить — лидер игнорирует всеобщие посиделки, если только положение не обязывает его в них участвовать. В отличие от того же Сэма, выловившего меня из толпы двигающихся в такт музыки Бесстрашных. Пытаясь справиться с охватившим вдруг меня волнением и отогнать назойливую мысль, что этот интерес не к добру, я интересуюсь, что от меня нужно старшему лидеру. Всего лишь танец? Что ж, почему нет? Невзирая на отсутствие восторга от этого приглашения, я соглашаюсь, неожиданно обиженная тем, что Сэм решил поинтересоваться моим состоянием после вчерашнего нападения, а тот мужчина, появления которого я с нетерпением все еще незнамо зачем ожидаю, даже не сподобился на такую малость. Нет, умом-то я понимаю, что Эрик вообще не обязан ничего для меня делать, но, господи, неужели ему совсем плевать? Окончательно расстроенной этими неутешительными домыслами, мне становится настолько невмоготу от окружающего веселья, что я по-тихому отправляюсь подышать воздухом к пропасти, где меня нежданно-негаданно настигает Альберт. Вроде в столовой все рядом крутился, но не подходил… Выжидал он, что ли, намереваясь застать в одиночестве? Этого еще не хватало до полного счастья. Я и так пребываю не в том настроении, чтобы любезничать, да еще и глаза у парня заметно мутные от алкоголя, вызывая во мне некоторые тревожные ощущения. Не то чтобы Ал пугает, но разбираться, на что он способен в подвыпившем состоянии, желания у меня не возникает совершенно. Поэтому, за неимением ничего похожего на оружие, сдергиваю с ноги туфлю с острым каблуком и сходу на него наезжаю: — Попробуешь ко мне прикоснуться, пробью голову. Вот даже глазом не моргну! — Эш. Пожалуйста, позволь мне… — выставив перед собой руки, начинает он оправдательно, но я не даю ему договорить: — Я тебе уже говорила — не подходи ко мне! Отстань, отвали, как еще сказать, чтобы понятно стало? Несмотря на предупреждение, Альберт хочет предпринять попытку подойти ближе, только появление лидера заставляет его неловко замешкаться. А меня нахмуриться. Пораньше не мог объявиться, вот где его черти весь вечер носили? Нашел время играть с моими растрепанными чувствами! — Все в порядке? — раздается рядом голос Эрика. — Все хорошо, — не поворачивая головы в его сторону, чтобы он не видел выражение моего лица, отвечаю как можно спокойнее. — У тебя какие-то проблемы, неофит? — не обращая внимания на мои уверения, продолжает Эрик, обращаясь теперь к Алу. — Я уже не неофит. Я Бесстрашный! — неосмотрительно парирует Альберт, уставившись на лидера с вызовом. «Ты кому вызов бросаешь, дурак?» Затаив дыхание, я осторожно кошусь на Эрика. Что это? Демонстрация власти или проявление собственничества? От напряжения сердце бахает об ребра до боли. — Это как-то отменяет мой вопрос? — пренебрежительно вздернув бровь, интересуется он, ставя себя хозяином положения. — Я просто разговариваю с девушкой! — явно нарываясь, продолжает настаивает на своем Альберт, довольно дерзко посматривая на Эрика. — Я слышал другое, — ставит его в известность лидер, разворачиваясь так, что я оказываюсь у него за спиной. — Мы сами разберемся. — А теперь подумай, как долго ты сможешь оставаться Бесстрашным с выдернутыми руками, а? Знаешь, какое применение тебе найдут изгои в этом случае? — утомившись пикироваться с заупрямившимся парнем, Эрик переходит к угрозам, давая тому понять, что терпение его на исходе, и сникший в секунду Ал убирается, не решаясь более противоречить своему лидеру. А я остаюсь в полной растерянности, не зная, куда себя деть. Наверное, чтобы не попасть в дурацкую ситуацию, будто я снова навязываюсь, мне стоит развернуться и уйти, подарив Эрику напоследок пренебрежительный взгляд, которым он столько раз награждал меня. Но я не хочу этого делать. Хочу просто прижаться к нему, такому огромному и грозному, уткнуться носом в его грудь, втянуть знакомый запах и вообще забыть обо всем на свете. Есть люди, которые одним своим присутствием заставляют сердце биться чаще, ноги подкашиваться, а лицо — пылать. Для меня Эрик и есть такой человек, потому что достаточно ему лишь коснуться моей руки, как я вся сплошь покрываюсь мурашками, дрожа в предвкушении. Молчу, и глаз на него не поднимаю, силясь совладать с охватившим радостным волнением. Пришел. Всё-таки пришел! Эрик подцепляет пальцами мой подбородок, заставляя на себя взглянуть, а потом легонько касается моих губ своими. Ох, как же сердце колотится… Кажется, он тоже нервничает, гладко выбритая щека едва заметно дергается, но в глубине его взгляда плещется тепло, расставляющее все по своим местам. Каким бы лидер не предавался сомнениям в правильности своих действий по отношению ко мне, он точно так же, как и я, не может держаться на расстоянии. — Так и знал, что ты сюда придешь, — беззлобно усмехается Эрик, увлекая меня за собой в полумрак коридоров штаб-квартиры, чему я не противлюсь, изо всех сил сдерживая сорвавшееся дыхание и теснее прижимаюсь боком к его телу. Внутри массивных каменных сводов переходов Бесстрашия витает более спокойная и тихая атмосфера, чем в самой Яме, и когда мы проходим мимо комнаты инструктора, тихие, сладостные стоны разрывают в клочья безмолвие коридора, демонстрируя, что сегодня многие околдованны страстью. — Надеюсь, у тебя звукоизоляция получше? — расплываясь в улыбке, бесстыже вопрошаю я, искоса взглянув на Эрика. — Мне нравится, как ты стонешь, — невозмутимо отвечает он, немного прищурившись, и обнимает меня за плечи, притягивая к себе для короткого поцелуя. — Я хочу тебя, полностью. Немедленно, понимаешь? — оторвавшись от моих губ, неожиданно добавляет Эрик так естественно, так правильно и нужно, что между нами целая буря из искр поднимается, подчиняющая огромному желанию, кроме которого внутри ничего не остается. Мурашки отправляются в свое сладкое путешествие по телу, глова идет кругом, чувства становятся острее. Глубоко вздохнув, я ловлю его ладонь, касаюсь губами прохладных пальцев, и ощущаю, как они подрагивают от напряжения. А вот на тебе такой же взгляд с вызовом в ответ!Музыка: Within Temptation — Say My Name
Оставшийся путь мы проходим молча — пустой коридор, входная дверь, полумрак за порогом комнаты, звук захлопнувшегося замка. Едва оказавшись внутри, Эрик вжимает меня спиной в обшитую металлом створку, а сильные руки, с вздувшимися канатами упругих вен, бесцеремонно подхватывают под задницу, отрывая от пола и вынуждая обхватить его ногами. Он подается бедрами навстречу, прижимаясь к моим практически до боли, насколько позволяет дверь, в которую я вжата, давая возможность почувствовать свое возбуждение. Придерживаясь одной рукой за его шею, я зарываюсь пальцами в пряди волос на затылке, притягивая Эрика к себе, чтобы глубже вдохнуть запах его тела, заглянуть в серую радужку сгубивших меня глаз, потемневших от страсти, поцеловать его запоем. — Скажи мне, маленькая, — не отводя от меня пристального взгляда, не то просит, не то требует лидер шепотом и с нажимом, не договаривая фразу до конца. — Скажи! — Хочу тебя, безумно, — выдыхаю я перед тем, как порывисто прижаться к его губам с судорожной жадностью. Поцеловать глубоко и взахлеб, притискиваясь к нему всем телом, гладя крепкие, налитые мускулами плечи, отпуская на волю все свои эмоции и чувства. Эрик отвечает не менее настойчиво, поочередно прихватывая мои губы, лаская их языком и проскальзывая внутрь рта, поигрывая с пирсингом. Сознание плывет от возбуждения, сердце буквально заходится в груди диким ритмом. Его руки даже сквозь одежду ощущаются как по голой коже, позволяя ярче прочувствовать эту близость, похожую на полет, безумное падение в никуда, от которого внутри все обрывается. Хорошо, что ты со мной… Как же хорошо. Только не дай мне разбиться! Я осознаю возвращение в реальность только тогда, когда Эрик разрывает поцелуй и ставит меня на ноги. Чуть отстраняется, чтобы заглянуть в глаза, и я с трудом фокусирую на нем размытый взгляд, восстанавливая дыхание. Он выглядит немного сумасшедшим, с вспухшими губами и лихорадочно почерневшими от возбуждения глазами, в которых утонуть можно. И я, наверное, такая же. Оглаживает ладонью мой живот, подцепляет край туники и тянет вверх, покрывая обнажающееся тело жаркими поцелуями. Задерживается на груди, едва покусывая чуткий на ласку сосок, заставляя меня протяжно застонать, с головы до ног подрагивая от желания. Я хочу помочь ему раздеться, но Эрик сам стаскивает с себя футболку, не глядя отправляя одежду куда-то в угол. Перехватывая инициативу, толкаю его в грудину ладонями, заставляя отступать назад, к кровати, куда я и опрокидываю его спиной. Он хмурится слегка озадаченно, но не сопротивляется, позволяя творить с собой все, что мне захочется. А я собираюсь воспользоваться ситуацией и как следует рассмотреть и распробовать, что за приз мне достался! Быстро разувшись и стянув с себя брюки, забираюсь на него сверху, начиная покрывать растатуированную кожу нарочито неторопливыми поцелуями. Поднимаю взгляд, чтобы посмотреть на реакцию Эрика… пересохшие губы приоткрыты, глаза блестят. Хорош до безобразия! А так же во время безобразия, и... О-о-ох! От его близости перехватывает дыхание, но я и не думаю никуда спешить, у нас в распоряжении вся ночь и мне ужасно нравится его изводить. Сердце отдает в висках учащенным пульсом, а по его натренированному телу катится легкая дрожь. Татуировки, раскаченные мускулы, множество грубых шрамов… я перецеловываю каждую болезненную отметину, запечатленную на моем мужчине суровой реальностью жизни — это невозможно увлекательно. От украшенной черным рисунком шеи по покрывающимися мурашками ключицам, широкой груди и вздрагивающему под касаниями кончика языка и губ торсу, вниз, до окаменевшего живота. Целую, легонько прихватываю губами и, страшно собой довольная слушаю, как он с присвистом жадно втягивает в себя воздух. Эрик судорожно сглатывает слюну, крепкие пальцы стискиваются в кулаки так, что суставы белеют, когда я расстегиваю его брюки, высвобождая напряженный член. Черт бы побрал эту одежду, свихнешься, пока с ней расправишься! Чуть приподнявшись, лидер помогает избавить себя от всего лишнего, и, раскинувшись на кровати, оставляет мне возможность продолжать вести. Святые угодники, он мне доверяет, даже прекрасно зная, как я люблю кусаться?! Бросив озорной взгляд на пристально следящего за мной из-под полуопущенных ресниц Эрика, я добираюсь до самого главного, дразняще поигрывая языком, пуская в ход как будто специально ожидающую этого момента серьгу пирсинга, с удовольствием чувствуя всю прелесть неожиданной податливости моего мужчины. Осторожными поцелуями до самого основания и обратно, сперва совсем невесомо, изучая и пробуя на вкус, оставляя Эрика томиться в теплых влажных касаниях, сминая пальцами покрывало. Откинув голову назад, он обрывисто выдыхает, прикрывая глаза, и по вырвавшемуся из его груди приглушенному низкому стону понимаю, что все делаю правильно. Ему приятно, и приободренная этим чумовым осознанием, постепенно перехожу к более смелым и настойчивым ласкам, плотно обхватывая член губами: посасывая, полностью вбирая и скользя туда-сюда, помогая доставлять ему удовольствие пальцами. Ощущая взвинченность Эрика, его напряжение и порывы толкнуться глубже, меняю темп на ритмичный, желая его довести до предела. Осторожно направляя, будто борясь с собой и с собственными инстинктами, он запускает пальцы мне в волосы, отзываясь на ласку сладкими толчками. Стоны и рваные вздохи срываются с губ Эрика все чаще, движения подающихся навстречу бедер — нетерпеливее, вызывая во мне своей откровенной реакцией опьяняющий восторг, разрастающийся куда-то уже за все допустимые пределы. Впрочем, надолго покладистости этого темпераментного мужчины не хватает, и я оказываюсь опрокинута на сбившееся покрывало. Никаких нежностей, никаких предварительных ласк: не давая опомниться, Эрик рывком избавляется от моего белья, подминает под себя и, шире раздвинув коленом мои бедра, проникает в меня одним толчком. Резко и глубоко, демонстрируя свою силу, мощь и желание, отчего меня выгибает под ним дугой, а с губ слетает прерывистый полустон. — Дьявол, какая же ты горячая, — выдавливает он хрипло, приостанавливаясь. А потом набирает размеренный ритм, чтобы я острее чувствовала каждый новый толчок, целует жарко и настойчиво, ловя губами мои стоны. Обездвиживая, прижимает мои руки к кровати над головой, удерживая их за запястья, таким образом оставив мне минимум простора для ответных действий. Никогда прежде мне не приходилось ощущать такой безумный восторг пополам с пугающей беспомощностью: из ранее выгодного положения я полностью оказываюсь во власти упивающегося превосходством Эрика. Все, что остается – довериться, полагаясь на его опыт. Но, похоже, он полностью контролирует процесс — еще немного бесцеремоннее, жестче, и будет уже больно. Я до крови закусываю губу, стараясь слишком не шуметь, крепко стискиваю его бедра ногами, из последних сил балансируя на краю развязки. Приятная тяжесть выносливого мужского тела, его одурманивающий терпкий аромат, страстные, запальчивые поцелуи и ускоряющиеся вторжения сводят с ума, вызывая изнутри сладкую судорогу оргазма. Я зажмуриваюсь, содрогаясь, пока по мышцам вместе с наслаждением разливается теплая дрожь. М-м-м… обалденно. Отпустив мои руки, Эрик успокаивающе целует меня в пересохшие губы, позволяет себя обнять и, достигая разрядки, хватает ртом воздух между вдохами, с силой вжавшись в меня до упора. Безумно хочу видеть его в этот момент, и смотрю, не отводя взгляда: полуприкрытые, затуманенные удовольствием глаза, напряженные черты лица сменяющиеся умиротворенностью. — Эшли… О, Эшли… — уткнувшись мне в шею, чуть слышно выдыхает он, ломая между нами последний барьер, старательно им удерживаемый до последнего, только чтобы не подпускать к себе близко. Сдержать счастливую улыбку не получается. Я медленно поглаживаю его по затылку, взмокшим от пота плечам и расчеркнутой шрамами спине, чувствуя, как меня затопляет всепоглощающая, до спертого в груди дыхания, нежность. Люблю тебя, невозможно люблю!***
Комната тонет в сгустившемся ночном мраке. Мы лежим так некоторое время, оглушенные, обессиленные, распластанные по кровати, как жертвы какой-то фантастической стихии, неторопливо возвращаясь в реальность. Эрик выдыхает горячий воздух мне в макушку, его тяжелая, сильная рука обнимает меня поперек живота так, что трудно дышать. Он ничего не говорит, ни слова, эта тишина повисает в комнате как нечто материальное. Молчу и я, прикрыв глаза и слушая его дыхание. И если в первые минуты в моей голове все ясно и солнечно, то вскоре приходит противное, ноющее чувство какой-то необъяснимой тревоги. Я настолько привыкла, что с Эриком не бывает все просто, и каждый раз, когда я окрылялась счастливым ощущением, он быстро и больно заставлял меня спускаться с небес на землю. Поэтому и не мудрено, что теперь во мне подспудно ворочается разбуженное подозрение, которое я стараюсь задвинуть как можно дальше, в самый глухой угол сознания и расслабиться, отдавшись на милость гуляющим в груди эмоциям. Впрочем, как выясняется, общество Эрика не располагает к душевным мытарствам, а его чертовски крепкие объятия оказываются такими уютными, что я удобнее устраиваюсь у него под боком, незаметно для самой себя погружаясь в дрему. Из которой он выдергивает меня, завозившись рядом. Приподнимается на локте, тяжело и маятно вздыхая, словно его что-то беспокоит, и я, прислушиваясь и не открывая глаз, чувствую на себе внимательный взгляд. Не тревожа меня, лидер бесшумно встает с кровати — только матрас легонько спружинивает, выдавая его действия. Слышится скрип оконной рамы, и комната наполняется прохладным воздухом вместе с запахом дыма. Курит. Аккуратно переворачиваюсь, разглядывая Эрика из-под полуопущенных ресниц. Спина неестественно прямая, сильно напряженная, в расправленных плечах косая сажень, подбородок задран вверх — все признаки того, что он чем-то раздражен. Дыхание мое осекается, где-то там, в животе, внезапно становится холодно, и сердце бьется как бешеное. А что, если все, что здесь произошло, было лишь эмоциональным порывом и сейчас лидер уже крепко жалеет, что притащил меня к себе? Жалеет, раздумывая, как бы половчее выставить прилипшую к нему девицу за дверь, избежав выяснения отношений? Меньше всего мне сейчас улыбается оказаться раздражающей докукой, и в голове мелькает шальная мысль по-тихому уйти, пока не поздно… Нет, глупости это все, разве так отдаются человеку, который безразличен? И тех, до кого нет дела — так не берут. Поколебавшись секунду, я все же выбираюсь из постели и иду к нему, на ходу заворачиваясь в одеяло. Обняв Эрика со спины, трусь щекой о теплую лопатку, тихонько перецеловываю иссеченную страшными рубцами кожу. Что тебя беспокоит, мой хороший?