Odi at amo

На следующее утро Ньют пришёл в небольшую студию чуть ли не на окраине города (где они записывали все свои песни), почти за полчаса до назначенного времени. Он устало плюхнулся на диван, отхлёбывая кофе (пришлось пропустить завтрак) и заглядывая в телефон. Гэлли написал, что они приедут только в одиннадцать утра, потому что у Томаса (Томаса?) какие-то дела на работе. Ньют пожал плечами: в принципе, если кандидатуры, отобранные Минхо, понравятся Алби и ему, то надобности в каком-то там Томасе уже не будет. В сущности, группа ничего не теряла. Слава небесам, Минхо нашёл за вечер не одного, а целых двух ударников! И сейчас им предстояло определиться, кто лучше играет. Ньют ждал этого с нетерпением. Он очень надеялся, что эти барабанщики, которых приведёт Минхо, не понравятся Алби, поэтому возлагал все надежды на Гэлли и Томаса. Почему-то ему хотелось как-нибудь утереть нос Минхо за то, что тот такой редкостный гавнюк. Знал ли он тогда о таком простом вселенском правиле, что, если хочешь кому-то зла, то оно к тебе непременно вернётся в другом обличии? Видимо, нет. Ибо Ньют страстно желал провала Минхо. Наконец, стали стекаться остальные участники группы: Тереза, выглядевшая сегодня более оживлённой, чем вчера. -Хочу посмотреть на ударников, – пояснила она. – Какой из них более красивый и талантливый, мало ли, вдруг, будет моим потенциальным ухажёром! – она кокетливо сверкнула глазами. Девушка уселась рядом с Ньютом, который бережно держал свою гитару. Сама она, несмотря на вполне тёплую погоду, носила вязаный шарф, таким образом, объясняла Тереза, она берегла свои голосовые связки. Накануне концертов певица в особенности волновалась за свой голос. Вскоре пришёл Алби – сонный и уставший. У него была ночная смена: Алби работал охранником в торговом центре. Зажав коленями корпус своей запакованной в чехол гитары, он тяжко вздохнул и посетовал на жизнь. Ньют сочувственно кивал, не сильно вдумываясь в смысл слов. В конце концов, у каждого из них в жизни был тяжёлый период. Благо, сейчас Ньют снимал у дальнего родственника просторную однокомнатную квартиру. Конечно, не дворец, однако и не надо ютиться в бильярдной, как Алби. Минхо снимал квартиру вместе с братом, а вот Тереза, единственная из всех, жила в достаточно дорогом районе, вместе с родителями. Но, как она рассказывала, были и у неё тяжёлые времена, когда, кроме как чёрствого хлеба, нечего было подать на стол. Когда стрелка на часах приближалась к без пяти десять, Алби позвонил Минхо и проорал (видимо они мчались на машине на большой скорости), что они уже подъезжают. Ньют про себя злорадно восторжествовал, хотя, почему и из-за чего именно – так и не понял. Через некоторое время в студию ввалились (иначе не скажешь) Минхо и его ударники. Ньют оценивающе рассмотрел двух парней. Один был высокий, с тёмной гладкой кожей и чёрными сверкающими глазами: «Уинстон, всем йо!». Второй был низковатый и неуклюжий: «Чак, всем привет!». Ньют поднялся и сложил руки на груди, поджимая губы. Да уж, не густо. Не так он представлял себе «будущего» ударника. Бен, конечно, смотрелся представительнее. Но с другой стороны не так важно, что снаружи, главное – что внутри. То же он сказал и Терезе, когда та расстроенно вздохнула, сожалея, видимо, о том, что ударники оказались не теми, какими она их себе нарисовала... Расклад был такой: каждый из членов группы, кроме ударников, разумеется, подготовил по две песни. Итого было восемь песен, которые ударники должны были отыграть, чтобы музыканты смогли решить, кто из них лучше управился с той или иной композицией. Некоторое время все возились с инструментами, а Тереза вообще вышла, чтобы пропеться. Ньют незатейливо побрякивал на басу, уже не думая о том, чтобы насолить Минхо. В конце концов, Ньют всегда стоял горой за интересы группы. Главное – найти ударника. А внешность (да и характер, собственно) особой роли не играют. Им же только на одну сессию, а дальше можно будет найти кого получше. Когда Тереза вошла в комнату и надела наушники, подавая, таким образом, знак, что она готова, Минхо без особого чувства проговорил: -Чак, давай, ты первый. Полноватый юноша поднялся за установку, которую ребятам одолжила студия на один день, и с интересом уставился на вышедшего вперёд Алби (тот первым задавал тему и направление песни). Объявив название песни, Алби надел ритм-гитару и уступил место Минхо, который завёл соло. Подключились барабаны, про себя Ньют отметил, что Чак откликнулся вовремя. Что ж, неплохое вступление. Однако ближе к концу Ньют всё же разочаровался. Чак неплохо стучал, действительно, но в силу своего возраста (шестнадцать или семнадцать лет?) он имел мало опыта. То же заметили Тереза и Алби. Минхо же было по барабану. Он полностью окунулся в свою работу и уже сам ругал Чака, говоря, что ударник не поспевает за музыкой и сбивается с ритма. Настала очередь Уинстона. Чак разочарованно пожал плечами, скрывая досаду, сказал, что «рад знакомству и все дела», и ушёл. Уинстон, со сверкающей улыбкой поднялся за установку, натянул наушники и выжидающе уставился на Алби. Ребята, конечно, заметно подустали. Тереза держала в руке стакан с водой, в перерывах между песнями полоскала горло. Ньют заботливо поглаживал гриф гитары, устало взирая кругом. Репертуар выбранных ими песен был не самым сложным, но и не примитивным. Играть любимую музыку было приятно, поэтому, возможно, он и не чувствовал особой усталости. Уинстон был неплох. Весьма неплох. Решили, что, если потренироваться ещё и завтра, то на концерте всё будет хорошо. Даже Алби оказался доволен, а это бывает редко. Распрощались с Уинстоном на мажорной ноте, решили не упускать свой шанс. Ньют уже и забыть забыл о Гэлли и его друге, когда вдруг дверь в студию распахнулась, и в комнату влетел сам бармен. Он был весь в поту, волосы стояли дыбом, юноша тяжело дышал. -Мы это... Опоздали слегка, – промямлил он. – Ну что, заводить? -Это тебе не газовая камера и не скотобойня. Пускай входит, – жестковато сказал Алби. Гэлли закивал и вышел снова, чтобы пригласить ударника войти. Ньют понимал, почему Алби язвил (лидер явно устал), однако промолчал, считая, что его слова будут излишними. Минхо, узнав о том, что Ньют тоже имеет козырь в рукаве, насупился и процедил обиженно и даже враждебно (впрочем, на это не стоило обращать внимания): -Ты, как всегда, действуешь тайком, Ньют. -Мог бы и поблагодарить, ведь я подстраховал тебя. Что, если бы ты привёл одного только Чака? – пожал плечами Ньют, не обращая внимания на гитариста. На самом деле, внутри он сгорал от нетерпения увидеть того, кого привёл Гэлли. Наконец, дверь открылась. Первым вошёл Гэлли, сразу же боком отходя на задний план. Вперёд выступил молодой юноша с пронзительными карими глазами, ехидной улыбочкой и взлохмаченными тёмными волосами. Ньют слышал, как позади него восторженно ахнула Тереза. Но в действительности это не имело никакого значения. Время застыло. Мир замер. Казалось, комната наполнилась едким газом, и при желании можно было спалить студию, произнеся лишь одно слово. Ньют забыл, что значит дышать, потому что жёсткий взгляд юноши впился в его лицо, не отпуская, но и не позволяя расслабиться. В этот самый момент Ньют понял, что то же испытывают люди, когда оказываются лицом к лицу с природными катаклизмами и катастрофами. Его катастрофа, возможно, и не была масштабной для целого мира, однако для самого Ньюта это было сродни Апокалипсису. Ньюту стоило больших усилий, чтобы сдержать себя, но этот маслянистый взгляд прямо-таки прожигал его насквозь... Ожидание сменилось удивлением, удивление – шоком, шок – озадаченностью, а озадаченность – яростью. И все эти эмоции уместились в кратком, но преисполненном чувством выкрике: -ТЫ?!