Odi at amo

Всю ночь Ньюта лихорадило: он часто просыпался из-за снившихся кошмаров, напоминающих ему о прошлом. В конце концов, добитый последним сном (который Ньют, чисто из щадящих и вежливых чувств к самому себе, отправил в самый тёмный уголок на самое дно своей души, к тому самому дядюшке Фрейду на психоанализ), юноша направился на кухню, по пути чуть не сбивая стоящий на подставке синтезатор. Больно ойкнув, хватаясь за ушибленный мизинец на левой ноге, Ньют похромал к плите, ставя чайник. На улице был туман, сгущающий пространство настолько, что кроме веток близстоящих деревьев Ньют ничего не мог разглядеть. Были утренние сумерки, это Ньют всё же понял благодаря часам, которые указывали на раннее время. Вообще-то Ньют любил вставать рано, потому что утром у него всегда было особенное настроение, и он мог писать поистине интересные вещи. Но сейчас Ньют хотел спать, ему не хотелось ничего. Перед глазами всё ещё стояло взволнованное и бледное лицо Томаса, его завораживающие глаза, его сбивчивая речь и…. Ньют покачал головой. Кажется, ещё чуть-чуть, и уважаемый Зигмунд Фрейд доберётся до него самого. Нет, с этим надо было заканчивать. Эмоции никогда не были сильной стороной Ньюта, на этом поле боя он был потерянным воином. -Когда-нибудь эмоции тебя погубят! – он сам пришёл к этому выводу, вспоминая, как тяжело переживал предательство Томаса первые полгода. Были в жизни Ньюта и другие беды, но более мелкие, всё же. Одно дело, когда на тебя наваливаются финансовые вопросы – ты просто начинаешь работать. Другое дело – когда человек, который был тебе близок, истинно близок, предаёт тебя. Ньют переживал это глубоко в себе, никому не рассказывая об обиде, нанесённой ему прежде лучшим другом. В общем-то, история обыкновенная. Всё проходит. Вот и боль от предательства, от угрызений совести, от обиды прошла, но спроси Ньюта посреди ночи, когда и где Томас открыто отказался от него – и он бы ответил не задумываясь. Это слишком глубоко въелось в его сердце и память. И как бы он ни хотел забыть, ничего не мог с собой поделать. Ненависть придавала уверенности и сил, но что-то другое, более человечное, Ньют в себе терял. Это пугало его. Не было Томаса – не было проблем. Проблем, прежде всего, связанных с самим Ньютом, с его психикой, с его чувствами. Спасением для Ньюта служила сцена и музыка. Он буквально спасла его от саморазрушения. Ну и ещё литература. Читать Ньют любил, хоть времени было мало. Однако к своим годам он имел представление о многих направлениях литературы и тех, кто творил в этих направлениях. Например, читая классицистическую литературу, Ньют предпочитал Дени Дидро и его философские романы. В реалистической литературе корифеями для Ньюта являлись русские писатели Фёдор Достоевский, Иван Тургенев, Антон Чехов. Из писателей-модернистов Ньют выделял опять же Михаила Булгакова, Марселя Пруста, Джеймса Джойса, Джорджа Оруэлла. В экзистенциализме предпочитал творчество Жана-Поля Сартра и Албера Камю. Все эти имена были не пустым звуком для Ньюта. Они раскрыли в нём те чувства, которые не могла раскрыть даже музыка! Благодаря творчеству этих людей Ньют и сам раскрывал в себе удивительные способности поэта-песенника. Он вдохновлялся их произведениями, и все песни, написанные им, носили подчас глубоководный философский подтекст, что так радовало Алби и Терезу. Последняя признавалась, что петь такие красивые стихи сплошное удовольствие, хоть она и сама сочиняла добрую половину их репертуара. В общем-то, увлечение литературой придавало Ньюту значимости в этом мире. Как и музыка – это было самое главное в жизни юноши. Он увлекался музыкой с самого детства, умел играть на шестиструнной гитаре, на синтезаторе, неплохо играл на скрипке, но выбрал бас-гитару, потому что его всегда волновали низкие, дикие и сексуально выраженные звуки, которые издавал бас. Уйдя в свои мысли, Ньют приготовил себе скромный завтрак, затем некоторое время играл на синтезаторе, пытаясь сочинить что-то новое (концерты концертами, но новый репертуар был необходим им сейчас как воздух!), затем стал собираться на репетицию в бильярдную. К тому же позвонил Гэлли и коротко сообщил, что Томас просил передать ему, Ньюту, вещи, оставленные им вчера в студии. До бильярдной было недалеко, если пешком – то минут сорок, поэтому Ньют вышел заранее из дома, кутаясь в пальто и зарываясь по самые уши в шерстяной шарф – наступили заморозки, и было до жути холодно. Едва ввалившись в бильярдную, где уже хозяйничал Гэлли, Ньют с порога гаркнул: -Кофе.… И рому добавь! Гэлли тут же понятливо кивнул и занялся кофе, а Ньют снял с себя пальто, взгромоздился на барный стул и спрятал горевшее от холода лицо в руках. Через несколько минут возле него стояла чашка с ароматным напитком, и Ньют счастливо взвыл, делая крупный глоток, морщась от кипятка, обжигающего гортань. -А Алби где? – просипел он, обращаясь к Гэлли. Тот неоднозначно пожал плечами. -Наверху, должно быть. Спускался с утра, но кроме яичницы и кофе ничего не взял. И для кого только готовлю…. – буркнул Гэлли. Ньют виновато выжал улыбку, разглядывая чёрное дымящееся варево. Говорить не хотелось. С Гэлли в особенности. Потому что тот был другом Томаса (с каких это пор, интересно?!), и мало ли, что там ударник мог рассказать Гэлли о Ньюте… -Ах да, вот твои вещи! – бармен спохватился и выудил откуда-то из ящика мятый пакет. – Проверь, всё ли на месте. -Ты не доверяешь Томасу? – пробормотал бессмысленно Ньют, заглядывая в свёрток. -Что ты! Просто мало ли, – Гэлли пожал плечами. -Всё на месте. -Ну и хорошо! – кивнул бармен и протёр полотенцем тарелку. Затем посмотрел, как она блестит, и неловко пробормотал. – Слушай, я всё хотел спросить, но с вашими концертами бесполезно с вами о чём-то разговаривать…. В общем…. Я был немного удивлён твоей реакцией, когда я привёл Томаса. Алби сказал, что ты знал его. Ньют молчал. Начало-о-сь. А он так хотел отсрочить этот разговор на неопределённое время. Например, на никогда. Никогда бы устроило Гэлли? Ну что-о-о вы… Конечно же – нет! -Ньют? – Гэлли внимательно посмотрел на басиста. -Ммм? – тот поднял серьёзный взгляд. Помолчал, затем кивнул. – Да, я знал Томаса. -И…. И что? – Гэлли сосредоточенно свёл брови в кучу. – Вы были врагами? Ты так был против его присутствия… Ньют неопределённо пожал плечами. -Что-то вроде. -Просто твоя реакция… Чувак, это было очень странно! – Гэлли настороженно смотрел на Ньюта. -Спасибо! – помолчав, фыркнул Ньют, отставив пустую чашку в сторону. – И за кофе тоже. Если это всё, то… -Погоди, я пытаюсь понять! Неужели Томас чем-то обидел тебя в прошлом? Как-то насолил? Он мне тоже не говорит! – Ньют хмыкнул, а про себя подумал, ещё бы Томас что-то рассказал! Такой позор…. Но промолчал. А тем временем Гэлли продолжал, смущаясь всё больше. – Пойми, я пытаюсь понять, потому что знал Томаса как одного из самых добродушных людей…. -Значит, ты не знал его вообще! – отрезал Ньют и порывисто вскочил с места. – Я за струнами. Вернусь через полчаса, так что скажи об этом Алби, а то он с ума сходит, если кто опаздывает…. – и направился в сторону двери, оставляя поражённого Гэлли ни с чем. * * * Прошло несколько недель. Группа давала концерты и постоянно репетировала у Гэлли в бильярдной. Ньют после того разговора с барменом чувствовал себя последней свиньёй. Он понимал, что вёл себя…. Что уж таить: по-скотски. Он не должен был переходить на личность Томаса. То, что было между ними – это только дело Томаса и Ньюта. И Ньют не имел права втягивать в это дерьмо ещё и других. Тем более, как бывший друг, Ньют знал, что Томас очень ценит дружбу и всегда готов помочь своим друзьям. Поэтому Ньют хотел поговорить и извиниться перед Гэлли за своё поведение, но тот усердно избегал общения с басистом. Ньют сдался: он больше не чувствовал себя хозяином положения. После прихода в группу Томаса всё изменилось. Мир Ньюта перевернулся вверх тормашками. И если раньше он чувствовал себя одним из лидеров группы, если раньше он имел вес в группе, если раньше он был тем, кто не давал никому расклеиться, то теперь его место потихоньку занимал Томас. Причём, и это Ньют знал точно, это получалось совершенно спонтанно: Томас никогда не был подлым человеком, он бы просто не смог унизить так Ньюта. Однако от этого лучше не становилось. На репетициях Ньют играл плохо – всё буквально из рук валилось. Он постоянно искал себя в музыке, стараясь писать новые мелодии и сочинять новые тексты. Но ничего не получалось. Он увязал в собственных чувствах и эмоциях, которые с каждым днём всё больше терроризировали его душу. Ньют с бесстрастностью наблюдал, как Томас шутит, а все смеются вокруг. Все, кроме него. Ньют будто стал невидимкой. Он не чувствовал себя спокойно в группе, хоть к нему по-прежнему относились с почтением. Алби наблюдал за Ньютом со стороны, но ничего не говорил. Ньют ценил Алби за многие качества, но прежде всего – за отсутствие каких-либо чувств и эмоций. Он наблюдал, он видел развёртывающуюся трагедию, но он не влиял на вектор, который стремительно двигался к точке кипения. Он не вмешивался в личные дела своих участников, и только лишь прилагал поверхностные усилия, если это касалось успеха группы. Ньют думал иногда, что в этом мире Алби стал бы счастливейшим человеком, если бы только захотел: это так важно было – уметь не чувствовать ничего. Так или иначе, Ньюту нелегко было сладить со своими чувствами. Особенно теперь, когда он каждый день видел Томаса. Избегать его – стало единственным выходом из сложившейся ситуации. После их разговора Томас перестал подходить к нему вообще, посчитав, что так будет лучше для всех. Но легче от этого не было. Ньют раздражался из-за всего, что делал или не делал Томас. Он не мог понять – почему, но ужасно злился, стоило Томасу сказать что-то или сделать. Это выводило из себя. Ньют был вулканом. Проснувшимся и готовым взорваться, залить раскалённой лавой весь мир, погребя под пеплом всех до единого. Ненависть и злоба двигали им в этот момент. Иногда Ньют боялся сам себя. Он мог вести себя совершенно не так, как вёл бы себя разумный человек. Он стал агрессивным и едким. Бывало, он с ужасом спохватывался, сказав кому-нибудь что-то жёсткое и ядовитое. Сарказм был его единственным оружием. Подозрение донимало и мучило его. Ньюту не хватало внимание – всё перетянул на себя Томас. -«Ты унизил меня в прошлом, растоптал мои чувства, а теперь пришёл, чтобы отнять то, что по праву принадлежит мне!», – с жаром думал Ньют, глядя на смеющегося Томаса. Самое интересное, что ничего преступного Томас, в общем-то, не совершал. Он просто влился в новый коллектив и быстро завоевал доверие группы. Поначалу остальные ребята настороженно относились к нему, видя и чувствуя реакцию Ньюта. Однако потом, когда Томас раскрылся и показал себя хорошим ударником, все оттаяли. Тереза – в первую очередь. Потом уже Минхо, следом Алби. Только Ньют держался особняком. Тяжелее всего было на репетициях. Там Ньют не мог себя контролировать. Иногда он кричал на Томаса, ядовито шипел в сторону других, если те хотели вмешаться. Томас зачастую просто молчал или негромко говорил, что Ньют ошибается. Это ужасно выводило из себя. Кто здесь был профессиональным музыкантом? Но другие, как ни странно, поддерживали Томаса, если Ньют нападал на него. В этот момент он сам чувствовал себя брошенным, но с другой стороны понимал, что, рано или поздно, чувства поглотят его, если он не научится контролировать себя. Ньют и раньше не любил истериков, он избегал общения с такими людьми. А теперь, понимая, что он сам становится ничем не лучше, просто с ума сходил от бессилия и от презрения к себе. -«Я должен стать сильным!», – твердил он каждое утро, вставая с кровати. Сложно Ньюту было ещё и потому, что популярность группы постепенно возрастала, и имидж нужно было сохранить любой ценой, особенно теперь, когда у каждого участника были свои фанаты. Но если раньше делами группы занимались Алби и Ньют, то теперь им нужен был менеджер, который бы занимался всем. Такого менеджера они нашли в лице Хорхе, который как-то пригласил их в ресторан, чтобы отпраздновать проведение последнего, иначе, рождественского, концерта в его клубе. За всё то время ребята дали в «Top Torn» около десяти или двенадцати выступлений. Хорхе, поначалу закрытый и недоверчивый, остался доволен потоком фанатов, ставших, впоследствии, клиентами его заведения. Прикинув мозгами, Хорхе решил, что группа пока ещё малоизвестных музыкантов – золотая жила. Находка, упустить которую нельзя было ни в коем случае! Об этом он и собирался сказать Алби и Ньюту. -Скажу честно: менеджером я не был. Но я умею обращаться с деньгами, а также имею много связей как с персоналом, так и с довольно влиятельными людьми. Я гарантирую, что ни одна монетка не уйдёт из вашего кармана без вашего согласия. Если вы согласны заключить со мной сделку, сделать «Top Torn» своим родным берегом, то завтра же я пойду к нотариусу, чтобы подготовить договор. Алби и Ньют переглянулись. Пожалуй, в этом направлении они мыслили одинаково. -Что ж, признаюсь, вы приятно нас удивили! – проговорил Алби. – Я был бы рад работать в вашем клубе. Однако я не хочу, чтобы только вы занимались финансовыми вопросами. Учтите, хоть в нашей группе не все имеют высшее образование, всё же мы не цыплята, которых можно легко провести. Так что без фокусов! Пожалуй, последнее предложение было несколько излишним, ибо Хорхе, даже при своей тайной страсти к деньгам, в бизнесе был человеком слова, и ему стало неловко, когда он услышал такие слова в свой адрес. -«Что с них взять – образования нет, да и воспитания, поди, тоже. Нужно исправить это как можно быстрее!», – подумал он про себя, но вслух сказал: -Я владелец клуба, который видит, как группа малоизвестных музыкантов за две недели своих концертов покрыла чуть ли не двухмесячную стоимость заведения. Как вы сами думаете – могу я обманывать тех, кто приносит мне деньги? Я всего лишь хочу узаконить эти «отношения», поэтому и предлагаю вам себя в качестве импресарио. Алби, нахмурив брови, угрюмо смотрел на Хорхе. Не было известно, что, всё-таки, подтолкнуло его к принятию этого решения, но Ньют подозревал, что это либо способ Хорхе выражать свои мысли открыто и двусмысленно, либо непонятные слова, употребляемые им в ходе разговора. Однако Алби свободно откинулся на спинку стула и проговорил неторопливо: -Я думаю, никаких проблем уговорить остальных участников группы не будет. Однако окончательный ответ мы дадим вам позже. -Я прошу не откладывать это дело в долгий ящик, а то ведь я могу найти и более «ходовой товар»! – негромко проговорил Хорхе, приподняв брови. Но Ньют знал: сколько бы «The Scientists» не тянули с решением, Хорхе будет ждать. Это было видно по выражению лица владельца клуба. К тому же…. Теперь Хорхе и ребят роднили почти одни и те же мысли: все они, так или иначе, хотели добиться славы и получить много денег. Казалось, об этом подумал и Алби, но из уважения к возможно будущему менеджеру раскланялся и обещал не мешкать. * * * Тем же вечером все собрались у Гэлли. Вопрос о будущем группы интересовал всех её участников (включая Томаса). Гэлли, как добрый друг и приветливый хозяин был рад «повышению» группы, однако расстроенно заметил: -Эх! Уходите в новую жизнь, закутите и про меня не вспомните. -Ну что ты, глупенький! – Тереза добродушно улыбнулась и прижалась к плечу Гэлли. – Ты наш друг! Ты будешь с нами, ведь правда, Алби? -Правда, думаю, он заслужил, – кивнул лидер. -Ты и сам бы мог стать менеджером, Гэлли! В университете ты изучал менеджмент и рекламу. Признаться, я был удивлён, когда ты решил уйти! – проговорил Томас, глядя на друга. – И ради чего? Может, пока не поздно, передумаешь и станешь нашим менеджером? -Не говори глупостей, Том, – Гэлли вытянулся во весь рост и стал выглядеть более представительным, чем прежде. – У меня совершенно нет опыта в этом деле. К тому же я именно потому и ушёл из университета, что мне было неинтересно изучать экономику. Слишком скучно. А здесь я получаю неплохие деньги, общаюсь с интересными людьми. В общем-то, мне этого вполне достаточно пока. -Давайте к делу! – нетерпеливо бросил Ньют, ему было неловко в компании Гэлли и Томаса, поэтому он неосознанно стремился быстрее закончить с делами и поехать домой. – Как считаете, можем ли мы доверять Хорхе? Сможет ли он помочь нам достичь успеха? -Пока вы здесь не подняли шабаш, скажу я, – проговорил Алби. – Хорхе я знаю не так давно, как мне бы хотелось. Но он человек сдержанный, трудолюбивый и прагматичный. К тому же он хочет денег не меньше, чем мы. Я думаю, ему можно верить. -Ну что тут говорить! – пожал плечами Минхо. – Я всего лишь простой гитарист. Сможет ли ваш Хорхе сделать нас знаменитыми – прекрасно. Не сможет – мы ничего не теряем. -Теряем! – обрушился на него Ньют. – Именно что теряем. Своё время, свои силы. Поэтому очень важно подойти к этому вопросу ответственно, а не оставить всё на авось. Эдак мы ничего не достигнем. -А чего ты хочешь? – рявкнул Минхо. – Какая мне разница, кто нами будет управлять?! Да хоть Папа Римский! Мне совершенно нет дела, я с ним не философствовать собираюсь. Мне важно, чтобы я играл, а он мне деньги за это платил… -Я просто поражаюсь, как узко ты порой мыслишь! – ядовито фыркнул Ньют. Минхо побагровел и даже вскочил, сверкая глазами от ярости, готовясь кинуться на Ньюта, но его очень вовремя остановил Томас, усаживая на место. -Остынь! – немедленно потребовал ударник. – Вот что. Я думаю, каждый сейчас выскажет свои идеи или, быть может, вопросы, а ребята запишут их. Завтра они пойдут с записанным к Хорхе, там и решат все вопросы. Если все мы хотим стать знаменитыми, то, наверное, нет смысла обсуждать – «за» мы или же «против». Уж если и стремиться к славе, то тогда с надёжным человеком. Я думаю, Хорхе вряд ли обманывает нас. Ему от этого тоже выгоды никакой. Так что давайте запишем то, что действительно нам важно знать, а ребята завтра всё узнают и сообщат нам. -Отлично, Томас! – удовлетворённо кивнул Алби, складывая руки на груди. – Ты мог бы стать неплохим дипломатом. Ньют только поджал губы. Что ему оставалось делать? Кажется, Томас окончательно спихнул его с почётного места второго лидера. -Ладно! – вздохнул он, хлопая себя по бёдрам. – Пишите вопросы, если они у вас есть. Оставите Алби, а я – домой. -Ты не останешься на игру? – удивилась Тереза. Каждую пятницу (а то была именно пятница) ребята собирались в бильярдной у Гэлли и играли одну-две партии в покер после того, как заведение закрывалось. Сейчас был такой же случай. Но Ньют не хотел играть. Ему ничего не хотелось. -Я домой, устал. Тереза грустно кивнула, закусив губу. -Завтра я не смогу зайти, работа с самого утра, – тем временем Ньют обратился к Алби. – Так что давай встретимся у Хорхе во время обеда. Лидер некоторое время задумчиво смотрел на него. -Что ж, иди. Вот и весь ответ…. Не то что бы Ньют рассчитывал на то, что к нему кинутся на шею и станут умолять остаться. Нет. Но просто стало как-то обидно. Ещё обиднее стало, когда, закрыв за собой дверь, он услышал громкий смех ребят, смеющихся над чем-то. Он неприятно поёжился: а ведь он должен был быть там, вместе с ними. Но нет. Томас отнял у него всё, теперь, кажется, даже группу…