Odi at amo

Встав в пятницу с утра пораньше, Ньют с ужасом взглянул на себя в зеркало: лицо казалось серым, иссохшим и потускневшим, под некогда жизнерадостными и блестящими глазами мощным пластом улеглись синяки. Вина перед друзьями, чувство отвращения перед собой, внезапно ожившая совесть и, что ещё хуже, воскресшая память – всё это лавиной обрушилось на Ньюта, и он не смог справиться с собой: поддался эмоциям. Большую часть времени он неизменно проводил дома. Питался йогуртами и чаем. В холодильнике благополучно повесилась мышь, но охоты идти в магазин у Ньюта не было. И всё же нужно было как-то стимулировать себя. Желудок, в который раз подавая молящие сигналы и прося его накормить, был прекрасным доводом выйти на улицу. Погода была мерзкой, под стать настроению Ньюта. Шёл противный мелкий дождь, от которого не спасал даже зонт, ибо ветер исхитрялся обдувать со всех сторон и направлять капли воды даже в лицо. Было зябко и морозно. Осень потихоньку состаривалась. Ещё немного и наступит зима, а там и Рождество. Но даже при мысли об этом светлом празднике Ньют оставался холоден. Все его мысли, так или иначе, были связаны с группой. Он уже начал подумывать о том, чтобы уйти. И хоть его и манили слава, деньги, знаменитость, он понял, что не сможет достичь этого, находясь в группе, где был Томас. И если тот не хочет уходить, значит, это придётся сделать Ньюту. С другой стороны, он также возмущался, почему он должен уступать своё место другому? Но тут же останавливал себя: это неразрешимый конфликт. Никто не хочет уходить. Значит, кому-то придётся пожертвовать. Ньют всегда жертвовал собой ради группы. И теперь пожертвует, если надо будет. Но также он чувствовал, что становится своей собственной тенью. Это напомнило ему почему-то сюжет «Удивительной истории Петера Шлемиля». Он как бы лишался своей индивидуальности в противовес главному герою, потерявшему свою тень. По дороге в магазин Ньют несколько раз останавливался и начинал идти только тогда, когда чувствовал, как мёрзнут закоченевшие ноги. Он мог бы промёрзнуть до костей, и, наверное, он мог бы заболеть чем-то серьёзным, похлеще, чем грипп, но Ньюту было всё равно. Он не мог контролировать эти выпады из реальности. Не успел он настигнуть магазина, как услышал, что позади его кто-то окликает. Собственное имя прозвучало слишком громко и даже тревожно. Ньют резко развернулся, поначалу ничего не видя из-за тумана. Но вдруг перед ним возник весело улыбающийся Минхо. Ньют удивлённо приподнял брови. -Здорово, старик! – воскликнул гитарист, хлопнув Ньюта по плечу, от чего тот едва не упал наземь. -Привет, – тихо сказал Ньют. -Ты чего какой хмурый? И бледный? Приболел? А куда идёшь? Слушай, если ты в магазин, то давай зайдём заодно и в музыкальный. Он там, на углу. Ньют даже ответить ничего не успел, хотя возмутился до ужаса, как был втянут Минхо сперва в продуктовый магазин, а затем и в музыкальный салон. -Чего тебе хоть надо? – спросил без особого интереса Ньют у друга, держа в руках пакет с продуктами и шурша им. -Да вот колки для струн нужно купить. Ну и ещё чисто поглазеть на новую модель Гибсона. Так сказать – оценить! – Минхо весело подмигнул. Ньют понимающе кивнул. На самом деле – понимающе. Сам-то он уже несколько месяцев сох по Fender American Deluxe Precision Bass, услышав как-то звучание её на какой-то вечеринке у своего приятеля из другой, более популярной музыкальной группы, который купил себе такую гитару в турне по Америке. Звук покорил Ньюта. Он был низкий, завораживающий, будто гипнотизирующий, и Ньют решил, что жизнь готов положить ради этой гитары. Вот уже месяц, мечтая купить её, хоть она и стоила недёшево, он складывал деньги с концертов в «чёрный конверт». На самом деле это был обычный почтовый конверт, самый дешёвый. Однако в группе с незапамятных времён пошло это выражение: «складывать деньги в «чёрный конверт». Никто из них уже и не помнил, кто первым сказал эту фразу, впрочем, это было и неважно. Смысл выражения был предельно ясен каждому. В пору полного безденежья ребята даже сочинили такую песню «Чёрный конверт», и она стала успешной в репертуаре группы. Юноша неосознанно бродил по залу, поджидая Минхо. Очнулся от своих мыслей он, остановившись у стены с бас-гитарами. Здесь было много моделей, и все они были довольно неплохи. Но настоящий музыкант, настоящий басист, профессионал своего дела, никогда не купит какую-нибудь «Ямаху» или «Ибанез». Эти варианты чисто для любителей, для непрофессионалов. Всё дело было в звучании. Ньют взглядом отыскал ряд, на котором серебристыми большими с наклоном буквами было указано «Fender». Он с жадностью и грустью смотрел на эти прекрасные корпуса и грифы, боязливо проводил по ним рукой, как Парцифаль, нашедший Святой Грааль. Он чувствовал себя в такие моменты сумасшедшим, но приятное чувство влюблённости в эти великолепные музыкальные инструменты разливалось по жилам и пьянило разум. Наконец, он увидел её. Она висела не в самом центре, потому что…. Кстати, почему?! В самом деле, это же почти новинка! Это же – сокровище, жемчужина, это…. -Святой Грааль! – почти благоговейно пролепетал Ньют. Ей должны были уступить место в самом центре. Её должны были протирать каждый день, каждый час! Она должна всегда сверкать! Она была прекрасна. Действительно, она была прекрасна. Абсолютно чёрная, она переливалась всеми оттенками, блистая в лучах электрических ламп. Ньют затравленно смотрел на неё, не в силах отвести глаз. Он уже представил, как держит её в руках, как легко перебирает эти тончайшие струны, как другие, знакомые ему басисты, с завистью присвистывают и поздравляют с такой покупкой... Он погладил её гриф, оценивая качество. Он чувствовал её, уже, ещё не держа в своих руках, он знал, что она создана для него. Это чувство спаянности не отпускало, и Ньют не верил, что уйдёт без неё отсюда. Это было нечестно. Как в детстве, когда он был ребёнком, и его приводили в детский магазин, при этом говоря, что купят ему понравившуюся игрушку только на день рождения, который будет ещё через месяц. Зачем делали это его родители, он так и не понял. Но обиду проносил в душе всю жизнь. И даже сейчас досадливо цокнул языком, понимая, что не может позволить себе такую роскошную гитару. Он собирался уже идти в сторону кассы, думая, что надолго задержал этим Минхо, но тут друг сам вырос из-за его плеча, осторожно кивая в сторону размещённых «Фендеров». -Понравилась? Ньют облегчённо и даже радостно развернулся, снова дотрагиваясь до приятно прохладного корпуса гитары. -О да… -Хороший выбор! – кивнул Минхо. – Купишь? -Да ну, с моими-то сбережениями! – хмыкнул грустно Ньют. – Нет, не выйдет. Через год, думаю, накоплю. Или чуть раньше, когда они в цене спадут. Да и «Бэкки» пока работает отлично…. Так что – нет. Слишком дорого. «Бэкки» он звал свою нынешнюю гитару фирмы «Rickenbacker». Вообще была у него такая привычка называть гитары женскими именами. Минхо вот вообще называл их именами каких-нибудь вымышленных героев или же знаменитостей. Сейчас у него была «Лея Органа-Соло», потому что Минхо был большим фанатом «Звёздных войн». А раньше была гитара «Граф Кент». Для всех было большим сюрпризом, когда оказалось, что Минхо почерпнул это из шекспировского «Короля Лира». Алби же называл свои гитары ещё более странно: раньше у него была «Mutter», а сейчас «Matushka». Он относился к ней до того почтительно, что, казалось, даже с людьми так не общается. Говоря о «Бэкки», это была модель 4003 Deluxe с деревянным, сделанным из ольхи, кажется, корпусом. Её звучание тоже было очень глубоким, но она была поддержанная: Ньют ещё лет пять назад купил её у какого-то поляка. «Бэкки» была хороша, но взаимности, какой-то искры между ней и её хозяином не было. Ньют любил эту гитару, потому что она напоминала ему о тех трудностях, через которые он прошёл. Она была его боевой подругой, и прощаться с ней он пока был не готов. -Ну, рано или поздно придётся сменить на что-то, – пожал плечами Минхо. Ньют кивнул, задумчиво разглядывая чёрный корпус гитары. С грустными мыслями они молча вышли из магазина. Обернувшись на весело подмигивающую вывеску с названием, Минхо махнул рукой и сказал с досадой: -Так обидно выходить отсюда с пустыми руками. Аж тошно становится, когда понимаешь, что не можешь ничего купить. Ньют был с ним солидарен. * * * На вечеринке было много народа. «The Scientists» только что дали мини-концерт для своих близких фанатов, друзей и родных, и тут же были засыпаны поздравлениями и пожеланиями с представительной официальной стороны, то есть, со стороны Хорхе. Минхо после этого назвал его «Папаша Хорхе», и с тех пор к менеджеру приклеилось это шуточное, но забавное прозвище. Отдохнув, ребята пошли танцевать. Все, кроме Ньюта, который, чувствуя себя очень отчуждённо (а к тому же явно ощущая, что он заболевает), остался сидеть на диванах на втором этаже. Перед ним стояла гора выпивки, и он был достаточно решительно настроен для того, чтобы прикончить пускай не всё, пускай и не половину, но уж четверть точно. Настроение было отвратное, и Ньют не знал, чего хотел больше: напиться вдрызг или же уйти отсюда. В голове был туман от принятого алкоголя. Иногда к нему подходили друзья или фанатки, мило подставляя щёчки для поцелуев и протягивая блокноты для автографов. Ньют сперва улыбался, а уже потом попытался всерьёз отделаться ото всех: так его все достали. Он под предлогом сбежал вниз и теперь стоял у барной стойки, наблюдая, как Тереза в ошеломительно коротком платье приятного цвета морской волны танцует с Гэлли. Алби был с Хорхе, обсуждал что-то на правах лидера группы. Томас был вдалеке вместе с Минхо, окружённый поклонниками, быстро привязавшимися к новому ударнику. Ньют неосознанно искал для себя встречи с ним, хотя первым не лез в разговор и не пытался завести беседу. Да и как это возможно после того, что между ними было?.. Он обогнул барную стойку, чтобы лучше видеть Томаса, держа в руках бокал с коричневато-янтарной жидкостью (что это было, кстати? Виски, текила?). Теперь Томаса стало лучше видно. Ньют с грустью смотрел на него, думая про себя, как это несправедливо, что теперь они враги. Он думал всё это время, для чего Судьба столкнула их лбами, и не находил ответа. Уж не для того ли, чтобы помирить? Или чтобы указать на какие-то другие ошибки? Или быть может для того, чтобы Ньют смог перебороть себя и покончить с прошлым? Однозначно, это были какие-то высшие силы, которые явно имели что-то против Ньюта. И хоть Ньют до сих пор сохранял верность гуманизму, подозрение, что что-то существует, недоступное нашему разуму, закралось в его сознание. Ньюту нравилось смотреть на Томаса. Тот двигался легко, будто его тело было создано для движений, так пластично и ритмично он танцевал. Минхо, по сравнению с ним, был грузным и каким-то каменным, хотя до этого Ньют был уверен, что гитарист достаточно изворотлив. -«Ну, допустим, изворотлив он в каких-то других делах!», – поправил себя Ньют. Всё-таки, несмотря на то, что они быстро помирились после того инцидента с Беном, Ньют уже не мог пересилить себя в отношениях с Минхо. Ньют не любил предателей. Что касается Томаса, то тут Ньют был обескуражен. С одной стороны он действительно ненавидел в чём-то Томаса, считая, что тот должен быть наказан за свой поступок с ним. Опять же, Ньют ничего не знал о жизни Томаса после школы. Томас изменился, это было хорошо видно. Он повзрослел, он обрёл в себе другие качества – более духовные, более тонкие, более чувственные. Это теперь был не мальчишка, гоняющий футбольный мяч и списывающий у отличниц контрольные по физике и математике… Не-е-ет. Теперь это был взрослый человек, явно прошедший через трудные ситуации, иначе бы он просто не мог так доблестно защищаться от язвительных замечаний Ньюта. По-прежнему они не общались. И ничего вроде не изменилось. Кроме как в самом Ньюте. Ему было больно смотреть на Томаса. Отчасти потому, что он вспомнил, что чувствовал к нему. Но то были детские чувства, юношеская влюблённость. Сейчас же Ньют смотрел на нового Томаса. И тот нравился ему. И, если бы они остались друзьями, Ньют был бы счастлив, что они вместе играют. Музыка, тем временем, тише не становилась. Время только перевалило за одиннадцать вечера, так что они могли веселиться ещё очень долго. Хоть до утра. Потом несколько выходных, а после – постоянные репетиции перед выступлениями и концертами в концертных залах. Хорхе поймал рыбку на удочку, и теперь ему приходилось напрягать все силы, чтобы игру подчинённых заметили более маститые профессионалы, которые могли бы помочь прорваться на музыкальную вершину. Ньют заворожённым взглядом смотрел на то, как танцует Томас, но старался при этом не выделяться и не выходить из тени. Его устраивало наблюдать в стороне. Однако после того как музыка завершилась, Томас оглянулся, будто почувствовав на себе взгляд Ньюта, и они поймали друг друга глазами. Ньют тут же дёрнулся, скрываясь, не успев заметить, как среагировал на это Томас. Ещё некоторое время Ньют пошлялся по залу, обмениваясь кивками с кем-нибудь из знакомых. Однако после полуночи, чувствуя недомогание, решил всё-таки покинуть вечеринку, о чём и сообщил Хорхе, когда поднялся к столику менеджера. -Как! Уходишь? – тот был явно огорчён. На коленях Хорхе восседала пышногрудая блондинка, которая, обернувшись вокруг мужчины блестящей змейкой, с упоением хохотала над сальными шутками менеджера. -Я заболел, кажется. Так что, думаю, мне лучше поспать. -Да, я тоже думаю, что кому-то надо в кроватку! – двусмысленно выразился Хорхе, поглаживая блондинку по спине, сползая всё ниже. Затем резко перевёл ещё более-менее трезвый взгляд на басиста, заметив, что тот стоит с гитарой за спиной. – Ты хотя бы оставь инструмент, парень! -Ну нет. Я привык таскать свои инструменты сам! – несколько грубо отрезал Ньют. – Я пока не настолько зазвездился. -Мы это исправим! – шутливо пообещал Хорхе. – Ладно, смотри сам: твой инструмент, ты и решай, как лучше. Я позвоню тебе завтра. А пока иди, и не разбаливайся. Ньют быстро попрощался и, стараясь не попадаться друзьям на глаза, через чёрный выход вышел на улицу. Натянув шарф до ушей, сунув руки в карманы, он медленно пошёл по улице, стараясь огибать скользкие места. Было темно. Почему-то этот район никогда не нравился Ньюту. Хотя «Top Torn» был очень популярным местом, располагалось здание в стороне от центра, поэтому здесь было нелюдимо и как-то… Пусто. Время, по понятиям «тутошней» (как сказал бы Алби) молодёжи, было детским, но Ньют всё равно чувствовал себя неуютно. Он хотел было взять такси, но понял, что лучше дойдёт до стоянки (там можно сторговаться с водителем, да и ехать меньше), что находилась в десяти минутах ходьбы от клуба. Тут и там болтались пьяные и обкуренные подростки, истерически смеясь и ведя себя до того непристойно, что Ньют брезгливо морщился и отводил взгляд. Сам он с отвращением вспоминал все свои прошлые вечеринки и чувствовал себя ещё более мерзко. Воздух искрился, таким он был морозным, даже ледяным. И всё это говорило о том, что в город пришла зима. Ньют с наслаждением вдохнул в себя воздух, ощущая, как лёгкие, наполняясь им, приятно дёрнуло от холода, а в носу защипало, как и всегда, когда он дышал слишком холодным воздухом. Однако Ньют не предполагал, чем сегодня закончится его вечер. И возможно, всё осталось бы по-прежнему в его отношениях с группой и с Томасом, если бы не…. Ньют поскользнулся прямо-таки на ровном месте. Вес гитары перевесил его самого, кажется, и потому Ньют больно ударился пятой точкой на ледяную поверхность тротуара, успев оградить свою «Бэкки» от столкновения с асфальтом. Руки саднило так, будто он сунул их в огонь. Шипя от боли и злости на свою расторопность, Ньют не заметил, как из подворотни отделились две тени. Они остановились по бокам от него, на расстоянии двух-трёх шагов, не пытаясь помочь ему подняться. Ньют сразу понял – дело дрянь. -«Ну ладно, – подумал он. – Разберёмся!». Он осторожно поднялся, всё ещё кривясь от боли в спине – в детстве он упал на катке на копчик, и с тех пор не любил льда, потому что настрадался тогда ужасно. Боль напомнила ему о своём существовании, и он уже собирался было уйти, как вдруг те двое поравнялись с ним, как бы зажимая с боков. Ньют покосился. Сейчас начнут сжимать. -Ты гитарист, что ли? – рыкнул один. От него несло дешёвым одеколоном и дешёвым алкоголем. Впрочем, это мог быть один и тот же запах. -Тебя спросили! Удосужься ответить! – брякнул другой. Не пьяный. Но воняет страшно. -«Удосужься?!», – рассмеялся внутренний голос Ньюта. Вслух сквозь зубы процедил: -Бас-гитарист. -Я раньше играл. Дай-ка побрякать! – хрипло выдохнул первый, протягивая руку к чехлу с «Бэкки». Ньют рывком вырвался и попытался бежать, но тот, второй, крепко ухватил его за руку, не позволяя ему дёрнуться в сторону. Первый снял с Ньюта (надо признать, силой) гитару и начал распаковывать её. Чехол он отбросил в сторону и присвистнул: -Иди-ка глянь! Второй швырнул Ньюта наземь, и тот полетел опять на лёд, на этот раз ударившись затылком. В голове помутнело буквально на секунду, Ньют вскочил – дикий и разъярённый, собираясь отомстить за честь своей «Бэкки». Он ещё помнил, как умел драться в школе и университете. Кинувшись на второго, он захватил его рукой за шею и подставил подножку. Тот бы упал, но Ньют, учитывая обстоятельства, не был готов к тому, что первый ударит в ответ. -Ах ты гадёныш! – прохрипел второй, поднимаясь с колен. Ньют же стоял на четвереньках, упираясь руками в холодную землю. Он хотел подняться, но первый больно ударил его ногой прямо в солнечное сплетение, а затем посыпались удары от второго. И Ньют тут буквально ослеп от боли. Он пытался обороняться и бился из последних сил, но когда получил неслабый удар в челюсть и отпал на спину назад, остался лежать. Сил не было, и он уже не слышал, что говорили негодяи по его поводу. Когда он сел, вокруг всё ещё было темно, на светлом фоне льда чёрной птицей лежал раскрытый чехол. Ньют рванул к нему, с детской наивностью рассчитывая увидеть там «Бэкки». -О нет! – взвыл он, видя пустоту. Как страшно, как наивно он думал! – «Бэкки»! Куда они дели её?! Он кинулся в сторону, но выбежал на главную улицу, где, ясное дело, никого не было. Тогда он с отчаянным стоном рванул назад, падая на колени перед чехлом. Слёзы горечи брызнули из глаз. -Успокойся.… Успокойся…. – говорил он, стараясь не разреветься. Когда он замолчал, то всё ещё слышал голос: -Тише, Ньют. Успокойся. Сейчас что-нибудь придумаем… Голос был странно знакомым, и Ньют, когда поднял глаза, увидел обеспокоенное лицо Томаса. Но его не взволновало, почему тот оказался здесь. -Они украли её! Украли «Бэкки»! – вскрикнул он, цепляясь за руки Томаса, который пытался его поднять. -Бэкки? – переспросил Томас, хмурясь. – Что за Бэкки? -Гитара…. – безжизненно проговорил Ньют, кидая заплаканный взгляд в сторону распахнутого чехла. Томас смутился. -Ах, прости! – выдохнул он. – Ладно. Я сейчас.… Погоди…. Что-нибудь…. Он чертыхнулся, вытащил телефон и начал звонить. Но Ньют уже ничего не соображал. В его голове вертелся один вопрос: за что так с ним обошлись те двое подонков? Действительно, что он им сделал такого? И причём тут «Бэкки»? Кому она вообще нужна, кроме Ньюта? Когда Томас подошёл к нему, Ньют вообще ни на что не реагировал. -Ты как, друг? – спросил Томас. Ньют вскинулся и посмотрел на Томаса несчастным и разгневанным взглядом. Он хотел много чего сказать Тому, потому что чувствовал необходимость выразить всю ту боль, которую он испытывал в себе. Но не успел он ничего сделать, как Томас взял его за локоть и повёл куда-то. -Куда ты меня ведёшь? – Ньют хотел было вырваться, но Томас не дал, упорно волоча его за собой. -Тереза и Гэлли приехали с водителем Хорхе. Они довезут тебя до дома. -Но как же «Бэкки»?! -Эй! – Томас остановился и развернул Ньюта к себе лицом. – Я пойду в полицию. В чехле у тебя документы на неё, так что не думаю, что это будет проблемой – объявить пропажу. Не беспокойся, я её найду. Сделаю всё, что смогу! Ньют хотел было съязвить, но у него не было сил. Он отмахнулся и позволил Томасу вести себя к машине, которая уже сигналила им. Проводив его до машины, Томас убежал вместе с чехлом Ньюта. Внутри салона было темно и тихо. На переднем сиденье Гэлли выругался, завидев Ньюта, а обеспокоенная Тереза тихонько взвизгнула, увидев на губе Ньюта кровь и ссадины на щеке. -Я в порядке! – бросил он намеренно громко, боясь своим видом испугать девушку ещё больше. Тереза дала указания, куда их вести, а затем просто обняла Ньюта, прислоняя его голову к груди. Он прижался к ней, вдыхая терпкий аромат её парфюма и более густой и резкий – алкоголя. -Всё будет хорошо, Ньют. Мы найдём тех, кто это сделал! – будто клятвенно раздался бархатистый её голос. Она поглаживала его по голове. Ничего больше не волновало Ньюта. Тепло в салоне машины, убаюкивающие касания Терезы – всё это сейчас воспринималось остро как никогда. Все страдания, все те эмоции, которые он испытывал в течение недели, ушли на второй план. Темнота проглотила Ньюта, накрывая с головой. Он падал в пропасть, и казалось, дна у неё нет.