Odi at amo

Рождество – это всегда яркие и счастливые моменты. Это всегда подарки, радость и детская взволнованность, вера в чудеса. Это семейные обеды и весёлые вечера, проведённые в кругу друзей. Это ностальгия, и ещё волшебная музыка из прошлого века. Рождество – это единственный счастливый день во всём году, просто потому, что от многообразия цветов, запаха еловых ветвей, дивных рождественских песен и предвкушения чего-то волшебного на душе действительно становится светло и радостно. Рождество – это всегда прекрасно, потому что в этот день свершается всё невозможное, и люди пытаются урвать эту возможность, чтобы только порадовать себя и своих близких. Но Рождество, пусть светлое и яркое, это всего лишь иллюзия. И пусть в этот праздничный день ты действительно чувствуешь себя счастливым, с приходом следующего дня всё это рухнет, как тяжёлый старинный каркас, обнажив все твои чувства до самых нервных отростков. Рождество – это прекрасно, но не для человека, который потерял себя. Таким человеком, безусловно, считал себя Ньют. То, что произошло с ним в последнее время, было до того безумным, что, знай Ньют наперёд всё, что случится с ним в ближайшем будущем, не поверил бы. Слишком было это нереально: и возвращение старого «друга-врага», и трагедия, надлом в душе, тяжёлые и горькие воспоминания, которые преследовали Ньюта долгое время, и потеря любимой гитары, и бесценный подарок от друзей, и проявление заботы в лице Томаса…. Всё это было нереально, как минимум. Ньют ничего не мог поделать с собой: он определённо что-то чувствовал к Томасу. И не сказать, чтобы это ему нравилось. Потому что, одно дело, когда ты прекрасно знаешь, что твои чувства взаимны. И совершенно другое, когда ты повторно наступаешь на те же самые грабли. Чувство дежавю теперь преследовало Ньюта не только в реальности, но и во снах. Обращение к потрёпанным книгам типа «Толкование сновидений» и «Три очерка по теории сексуальности» того же Зигмунда Фрейда стало довольно частым. Впрочем, Ньют и без великого психиатра знал, что с ним происходит. Правда, от этого легче не становилось. Вот вообще никак. Просыпаясь по ночам в холодном поту, жадно глотая воздух и слыша тяжёлое и глухое биение испуганного сердца, Ньют, успокоившись, думал, что проклят своими чувствами и эмоциями. И ладно, если бы это было просто неправильным чувством, но ведь это было чувство, направленное к Томасу! Да будь это кто-то другой, Ньют бы не переживал ни разу. Он давно принял своё отклонение от общественных норм и нравственностей, ещё в университете, и никогда особо не волновался по поводу того, что имеет другие сексуальные предпочтения. Но сам тот факт, что он чувствовал что-то к Томасу, просто выбивал из колеи! -Ну надо же быть таким неудачником! – горько говорил сам себе Ньют, сидя в тёмной кухне. – Как так можно облажаться вообще?! Впору было возненавидеть Томаса, из-за которого Ньют вынужден был страдать. Хотя он порой думал, что горячее жжение в груди и было чем-то вроде ненависти и ещё вороха различных страстей и эмоций, обращённых к Тому. -«Так чего во мне больше? – думал Ньют. – Любви или ненависти?». Ненавидеть Ньют не мог. Не то что не хотел: дай ему волю, он бы полмира возненавидел за все свои страдания, которые перенёс. Но сердце Ньюта было добрым, а потому устало ненавидеть. Конечно, раньше мощным фактором его ненависти были воспоминания обозлённого подростка, испытавшего предательство близкого друга. Однако не так давно Ньют вдруг задумался: а ведь он уже не подросток, не школьник. Он же ведь вырос, так неужели его воспоминания о том, что когда-то было, должны жить вместе с ним? Они – всегда останутся частью его прошлого, но ведь нужно двигаться вперёд. «Движение – это жизнь», – так ведь говорил Сартр. И Ньют неустанно повторял про себя эти слова: к философу стоило прислушаться. В общем, как бы то ни было, проблему со своими воспоминаниями и чувствами к Томасу Ньюту нужно было решать. Только вот как? На этот вопрос он пока не знал ответа… -Всему своё время! – твёрдо проговорил себе под нос Ньют, поправляя чехол от «Фэрди» (так они все вместе назвали его гитару), входя в здание концертного зала с чёрного хода. Его тут же оглушило многочисленными голосами музыкантов, которые проносились туда-сюда, что-то выясняя, бурно жестикулируя, крича и ругаясь. -Ну, здравствуй, милый дом…. – пробормотал чуть слышно Ньют, стараясь увидеть миленькую девушку или хилого паренька, которые, по идее, должны были спроваживать музыкантов в их «боксы». Каждая музыкальная группа имела свой уголок, где музыканты имели возможность переодеться, посидеть, покурить, отдохнуть или ещё что-нибудь, если вы понимаете, о чём идёт речь. Такие уголки именовались «боксами», и чаще всего, это были подсобки или небольшие гримёрные. Тут Ньюта дёрнул кто-то за руку, и, обернувшись, он с облегчением улыбнулся: перед ним стояла Тереза. Она была в красивом платье цвета фуксии, украшенном декоративным, вышитым вручную рисунком пера павлина. Её волосы были распущены, и сама она была чуть выше Ньюта, что означало, что она на каблуках. -Здравствуй, зануда! – пропела девушка, чмокая Ньюта в щёку. Он поморщился, наверняка остался след от тёмно-вишнёвой помады. -И тебе того же, певунья, – кивнул он. – Где наши? -Пошли, я покажу. Представляешь, мы сидим недалеко от москитов. Вот же гады! – она нахмурилась. – Мне они так не нравятся, Ньют. И чем они только популярны? Признаться, и сам Ньют не знал ответа на этот вопрос. -Говорят, они сменили недавно барабанщика, – продолжила Тереза, ведя Ньюта через толпу мимо снующих людей. Чего и не выносил Ньют, так это такой давки. Казалось, случился апокалипсис, так все носились, чуть не сбивая друг друга с ног. -Совсем как мы! – удосужился ответить хоть что-то Ньют, стараясь вырваться из своих мыслей. Наконец, они подошли к небольшой комнатке, на которой висела металлическая табличка с выведенными красивой росписью буквами: «Элизабет Хамфри». Кто была такая эта Элизабет Хамфри, Ньют не имел ни малейшего представления, но зайдя внутрь её гримёрной, подумал, что вряд ли она была ведущей актрисой. Это была совсем небольшая комнатка с маленьким окном, обставленная всяким барахлом, которое только в данной ситуации всем мешало. Например, вот что тут делал торшер, которому самое место в музее XVIII века?! Мисс Элизабет, Ньют был уверен, могла бы обойтись и без него. В комнате уже были все. Включая Гэлли, который, отличаясь своими широкими плечами и вообще, выглядя как оживший шкаф, чувствовал себя здесь неуютно. Алби на его фоне тут же стал меньше, хотя никогда не был мелким. Минхо и Томас стояли у окна, что-то тихо обсуждая, но как только вошли Ньют и Тереза, Томас горящим взглядом прожёг Ньюта, заставляя того оцепенеть и на секунду опустить голову, делая вид, что он поправляет гитару. Что-то ему подсказывало, что ответь он на немой взгляд Томаса, пропадёт и утонет в глубине его глаз. Это было опасно, и поэтому Ньют не рискнул посмотреть в ответ. Все разбрелись по своим углам, и Ньют не нашёл места лучше, чем сесть на стул у самой стены. Он протянул длинные и худые ноги и тяжело вздохнул: всё-таки он нервничал. Конечно, Рождественские концерты – дело привычное. Но теперь-то они выступали с Томасом, и хотелось выступить достойно. Хорхе тоже им сказал, что это отличный повод проявить себя и показать своё мастерство. И группа была абсолютно готова к тому, чтобы идти вперёд, к успеху. К нему подошёл Алби и только кивнул на приветствие со стороны Ньюта. -Я пойду поищу Хорхе. Нужно обсудить прибыль с концерта и вообще поговорить о конкурентах. Ты слышал насчёт москитов? От них ушёл Джек. -Из-за чего? – спросил Ньют, не из любопытства, скорее из вежливости, чтобы продолжить беседу. -Понятия не имею. Вроде как у него проблемы с наркотиками. -И кто пришёл к нему на замену? – спросил Ньют, но Алби не успел ответить. -Ща узнаем! – крикнул ему со стороны окна Минхо. – Я как раз предложил Тому подсмотреть. Они ж недалеко от нас сидят. -И что, ты просто так откроешь дверь в их гримёрку и спросишь, кто их новый барабанщик? – фыркнул Томас, насмешливо складывая руки на груди. Ньют постарался отвернуться, но это было выше его сил. Поэтому он просто улыбнулся на ответ Томаса. -Я подумаю! – хмыкнул Минхо. – Ну пошли, сходим! -Ну пошли! – Томас закатил глаза, а потом подмигнул Ньюту. Тот чуть не зарделся. Томас подмигнул ему? Провоцирует он его, что ли? Он вздохнул спокойно, когда те вышли и стал доставать гитару. «Фэрди» блистала сегодня как никогда, и готова была покорить весь зал. С ней Ньют чувствовал себя уверенно. Он и не заметил испытующего взгляда, направленного на него Алби. -Что, помирились? – якобы без любопытства спросил он. Ньют вскинул голову. Поморщился. -О чём ты? -О вас с Томом. Ньют замер. Что отвечать? Что он мог ответить? Кажется, по его лицу всё было понятно, потому что Алби продолжил вслух свою мысль: -Значит, поговорили? -Наш разговор ни к чему не привёл, – тут же обрезал Ньют, стараясь не вспоминать тот ужасный вечер, когда они с Томасом схлестнулись своими характерами. -Серьёзно? – Алби хмыкнул. Затем пожал плечами. – Ты знаешь, меня это не касается. И я не горю любопытством узнать, что произошло с вами, просто я хочу сказать, что теперь спокоен, зная, что ты не выкинешь какой-нибудь фокус! -Когда это я выкидывал какой-нибудь фокус?! – фыркнул Ньют, но заметно расслабился: Алби не стал его допрашивать. – Тебе спасибо. Твои слова отрезвили меня немного. Я одумался. Алби ничего не сказал, просто похлопал по плечу и ушёл. Ньют закусил губу. Он был благодарен Алби за всё. И за то, что вытащил чуть ли не с того света, и за то, что был всегда честен с ним, и за то, что не лез в дела Ньюта и просто констатировал то, что лежало на поверхности. Оставшись наедине с тихо щебечущими Гэлли и Терезой, Ньют вдруг почувствовал себя…. Лишним? Тереза сидела на кушетке, а Гэлли напротив неё на маленьком стульчике. Они, сблизившись головами, о чём-то посмеивались и выглядели такими радостными и взволнованными. Ньют увидел, что Гэлли по-особенному, с какой-то неприсущей ему лёгкостью и нежностью накручивал тёмный локон Терезы на свой мизинец, а она иногда щёлкала его по носу (чего с Гэлли никто и никогда не делал!) и обхватывала тонкими пальчиками его лицо, обрамляя в своих кистях. Ньют с интересом впервые по-новому взглянул на эту парочку. Так что, неужели правда сошлись? Те двое вели себя непринуждённо, но держались всё время рядом и, казалось, между ними так и сыпались искры, или пели ангелы. Ньют хмыкнул и постарался сделаться незаметнее. Он не знал, сколько прошло времени, но видеть улыбающуюся Терезу и смущённого Гэлли, что-то шутившего девушке, было приятно. -«Хотел бы и я так же сидеть с кем-нибудь и просто чувствовать себя счастливым!», – подумал грустно Ньют. Внезапно дверь в гримёрку распахнулась, являя им раскрасневшегося и возбуждённого Минхо и бледного как смерть Томаса. Волшебные чары рассеялись, Тереза и Гэлли чуть не отскочили друг от друга, Ньют встал, чувствуя себя вдруг страшно взволнованным. -Что случилось? – первым спросил он, хмурясь и отставляя «Фэрди» в сторону. Минхо, сверкая глазами, как дикий кот, рванул в центр комнаты и рявкнул: -Знаете, кто у москитов за барабанщика?! Нет, знаете?! -Ну, кто?! – хором воскликнули Ньют, Тереза и Гэлли. -Бен! – взвизгнул яростно Минхо. – Наш чёртов осёл Бен! Долгое мгновение все трое молчали, не зная, что сказать. -Да ты рехнулся, Минхо! – констатировал Ньют. – Да ладно! – он с сомнением взглянул на побагровевшего гитариста. -Вы видели его? – воскликнула Тереза, хмуря брови. -Видели. Оба, – грустно молвил Томас. Ньют сочувственно кинул ему взгляд: наверное, Бен сказал ему какую-нибудь гадость… -Мы шли мимо их каморки, якобы за кофе, всё равно по пути. Только подошли, гляжу, дверь открывается и вываливается довольный, чопорный такой, весь из себя мачо, Бен! Наш придурок Бен, который оказался в самой крутой группе города! – говорил взахлёб Минхо. – Я как встал, ну и вид у меня, наверное, был. Чуть челюсть не уронил. А он мимо меня козырнул, и такой: «Что, неудачники, играете до сих пор?». -Сволочь! – буркнул Гэлли. -Это ладно. Он, как Томаса увидел, спросил: «Это что, типа ваш новый ударник? Ну удачи, не опозорьтесь на сцене!», рассмеялся и пошёл как ни в чём не бывало! -Сволочь! – мстительно фыркнул Ньют, чем заслужил удивлённый и обрадованный взгляд Томаса. -Алби знает? – спросила Тереза. -Надо его найти, но найдёшь в такой толпе разве? – Минхо отмахнулся. – Вот как так получилось, что Бен – Бе-е-ен! – оказался в «The Mosquitos»? Как? Как из непопулярной группы он смог перейти в самую крутую? Тереза поднялась, величественно тряхнула волосами и направилась в сторону двери. Три пары взволнованных и поражённых глаз уставились ей вслед. -Ты куда это? – обронил Гэлли первым. Девушка смерила их важным и строгим взглядом, круто разворачиваясь на каблуках, сказала: -Добывать сплетни, дурашки. И ушла, оставив шокированных друзей одних. -Дела…. – пробормотал Ньют, закрывая глаза. – Вот же чёрт! Минхо молча кивнул. На Томаса жалко было смотреть. Он будто позеленел, таким взволнованным выглядел. Ньют переборол себя и сказал: -Посиди-ка ты тут пока. На сцену пойдёшь только перед самым выходом. Натолкнёшься на Бена – начнёт задирать тебя. Нам нельзя сбивать настрой. -Он хоть хорошо стучит? – пробормотал Томас, глядя большущими глазами прямо в душу Ньюта. -Нормально! – соврал поспешно Ньют, искоса глядя на Минхо. – Есть и получше, вроде тебя. Томас несмело улыбнулся, но затем ушёл в себя, явно следуя совету Ньюта «сохранять настрой». Ньют задумался. Бен, при всём своём отвратительном характере стучал действительно здорово. С ним, когда он ещё был в их группе, они могли бы добиться больших высот, если бы не скандал, разгоревшийся между Беном и Минхо. Но ведь и в Томасе было что-то стоящее. Конечно, он был непрофессионалом, однако поклонники быстро приняли его и стали считать, что он – достойная замена ушедшему Бену. Как только получилось, что Бен попал в самую классную группу – было неясно. Но Ньют не сомневался – явно не за талант Бена. Он лично знал Джека, и знал, что это был хороший парень, отличный музыкант. Не хуже Бена. Так в чём дело? Почему респектабельный ударник уходит, а на его место приходит какой-то Бен? Как так-то? Вскоре вернулся Алби. Услышав историю лично из уст Минхо, лидер группы каждого окинул непроницаемым взглядом потемневших и гневно сверкающих глаз, и удалился, тихо сказав, чтобы они ни о чём не переживали. -Ну здрасьте! – фыркнул Минхо. – Тоже мне, лидер! Взял – и ушёл. -А что он должен делать? С ума сходить, как ты? – одёрнул его Ньют. – Перенеси свою спесь на полезное дело. Давайте всё проверим, скоро выступаем. Кто первым по списку? Друзья стали просматривать список выступающих групп, и с удивлением обнаружили, что они самые последние – перед выходом «The Mosquitos». -Отлично. Просто, мать вашу, отлично! – рыкнул обозлённо Минхо. Ньют досадливо поморщился. Неловко как-то получается. Ладно, если бы они выступали в середине, они не встретились бы с конкурентами, но они выступают сразу же перед ними. А это ни к чему хорошему, по мнению Ньюта, привести не могло. Либо Минхо сцепится с Беном, либо ещё что-нибудь произойдёт… Через некоторое время начался концерт. Ньют пару раз выходил к кулисам, чтобы послушать и посмотреть кое-какие выступления приятелей из некоторых малоизвестных групп, подбодрить да заодно и осмотреться. Но Бена он нигде не видел. Зато встретил Алби и Хорхе: оба что-то возбуждённо обсуждали. Ньют решил не беспокоить их. Вообще-то он искал Терезу. Не то что бы он беспокоился за девушку: в конце концов, здесь все были друг другу немного знакомы. Но приближался их выход, и хотелось бы убедиться, что с певицей всё в порядке. Когда он вернулся в гримёрку, то увидел, что Тереза там, стоит рядом с Гэлли гневная и злая. -Что узнала? – спросил Ньют, усаживаясь на свой стул. Кажется, все остальные уже слышали последние сплетни, принесённые Терезой, потому что Минхо глубоко дышал, едва пар из ушей не выпуская, пытаясь успокоиться, Томас просто опустил голову между коленей, казалось, будто его сейчас вырвет, а Гэлли до того нахохлился, что стал походить на огромного петуха. -Как гласит легенда, Джек ушёл из-за проблем с наркотиками. Дескать, их менеджер не собирается терпеть в своей группе наркомана. Однако это всё Бен. Он втёрся в доверие Джеку, а потом каким-то образом подбросил ему наркотики. Когда Джек об этом узнал, он пытался отговориться, но Бен сумел убедить остальных, что не при чём. Группа выгнала Джека, а тут как тут Бен собственной персоной. Ищете ударника? Ну так вот он я! – Тереза резко встряхнула руками, выдохнула и отбросила длинные локоны назад. – Подлец! Как только мы его терпели! Ньют нахмурился. Никогда он бы не подумал, что Бен способен на такое вероломство. Бен, конечно, был тем ещё придурком, но Ньют и подумать не мог ничего дурного. Был один случай, когда Бен чуть не подставил Ньюта, но басист тогда не особо расстроился: они только начинали играть, поэтому ни к одному из членов группы Ньют не испытывал доверия, но галочку насчёт дружбы с Беном поставил, и решил, что в будущем не будет никак общаться с ударником. В общем-то, он несильно страдал из-за поведения Бена, в отличие от Минхо, который прямо-таки невзлюбил ударника, видимо, сразу чувствуя его гнилое нутро. Тут открылась дверь, вошёл мрачный Алби. -Пора. Через десять минут на сцену. -Как быть с Беном? – спросил, хмурясь Ньют. -В смысле? – Алби очень чётко дал понять, что дела другой группы его никоим образом не беспокоят. Ньют озадаченно обернулся на остальных, но его опередил Минхо, пробормотав: -Босс, ты же знаешь, что Бен будет у сцены на нас смотреть… -И что теперь, не выступать? – Алби в издевательском удивлении приподнял брови. Остальные понурились. -Если будет много болтать, получит по зубам. Я с Хорхе договорился. У меня у самого кулаки уже чешутся, как только я его увидел, – заговорил негромко и поспешно Алби, как бы извиняясь перед друзьями. Потом он снова переменился, взгляд стал жёстче, голос – калёная сталь. – А вообще, Томас, смотри у меня, не ударь в грязь лицом. Ты теперь так же несёшь ответственность за свою игру, как и все мы. Не опозорь нас. -Дык ведь я же…. – озабоченно пробормотал Томас, бледнея. – Так я ведь даже не музыкант. -Можно подумать, из Бена большой знаток музыки! – усмехнулась Тереза. – Ты его сделаешь, Томас! – и чмокнула ударника в щёку. – Не сомневайся! От таких слов Томас чуть приободрился, но улыбнулся вяло. Собравшись с духом и подхватив инструменты, ребята вышли к сцене, с ними прошёл и Гэлли, держа взволнованную Терезу за руку. Где-то рядом проскользнул Хорхе, яростно жестикулируя, показывая, что желает ребятам удачи. Здесь, за кулисами, царила такая суматоха, что Ньют вдруг почувствовал слабость и головокружение. Он уцепился за гитару, как за спасательный круг, не отпускающий его из реальности. Сердце бешено заколотилось, адреналин молнией проскочил по венам, подбрасывая его вверх. Ньют затрясся. Так всегда было перед любым большим выступлением. Всё-таки он всегда переживал, как их встретит зал. А сегодня нужно было сыграть на все двести процентов, чтобы показать, чего они стоят. Стоя у кулис и ожидая, когда их объявят, Ньют и не заметил, как к ним приблизилась какая-то тень. Он только почувствовал жуткую ухмылку и рефлекторно развернулся, хмурясь. Перед ним стоял Бен, рассматривая то Ньюта, то Томаса, стоявшего рядом. За спиной Бена посмеивались над чем-то (или над кем-то?) участники его новой группы, а вокалист как-то уж слишком похабно разглядывал Терезу. Ньют сузил глаза, лишь бы их успели вызвать, иначе скандала не миновать! Томас вдруг тоже обернулся и удивлённо замер, увидев бывшего барабанщика. Однако Ньют про себя обрадовался, поняв, что Томас только удивился, а не испугался. Впрочем, Томасу храбрости всегда было не занимать! -Так вот какую вы мне замену нашли! – хмыкнул ядовито Бен, с нездоровым любопытством рассматривая Томаса. Ньют бессознательно заградил за собой Тома, отчётливо чеканя каждое слово: -Ты гнусный предатель, Бен. Кинул нас на произвол судьбы в тот момент, когда был нужен больше всего! Твои амбиции привели тебя на вершину славы, думаешь? Ну и будь здоров. Чего здесь отираешься? Вали, пока лицо не разукрасили. -И кто же разукрасит? Не ты ли? Да брось, Ньют. Даже не смешно. -А я не смеюсь ни разу! – рыкнул Ньют. – Проваливай отсюда. Бен с сомнением посмотрел на Ньюта, затем взглянул на Томаса. -Ну а ты. Чего молчишь? Или привык, когда за тебя заступаются? Томас болезненно дёрнулся вперёд, но Ньют не пустил, крепко удерживая за локоть. -Не смей! – прошипел он Томасу на ухо. – Дурак, он же просто злит тебя. -Сам знаю, – жёстко шикнул в ответ Томас и, резко вырвавшись из рук Ньюта, отвернулся, показывая, что не поведётся на провокацию больше. Ньют хотел было ещё что-нибудь сказать Бену, да тут услышал, как их зовут на сцену. Гэлли пожелал всем удачи и остался стоять, готовясь слушать выступление друзей. Идя на сцену, Ньют старался успокоиться. Это было страшно и волнительно, но Ньют боялся скорее не за себя, за Томаса. Для того это был первый выход, и всё зависело от того, не собьётся ли Томас на каком-нибудь моменте. Хорошо ещё, что Бену хватило благоразумия не сорвать им выступление. Зато на вечеринке, которую устраивали в одном из престижных клубов для всех участников после концерта, что-то да должно было произойти, Ньют чувствовал… Алби сказал несколько приветственных слов, Ньют натянуто улыбнулся, нервно одёргивая одежду. Краем глаза глянув на друзей, он увидел, что Минхо всё время посматривает в сторону кулисы, и Ньют не знал, что его там заинтересовало, а Тереза просто стояла рядом с Алби, готовая начать петь. Наконец, обернувшись на Томаса, Ньют понял, что тот откинул все ненужные эмоции в сторону, и готовился задать жару. Что ж, это был добрый знак! Алби объявил первую песню и ударил по струнам. Тут же подключился Минхо, а уже с третьего аккорда – одновременно Томас и Ньют. Песня – «Fly To The Sky» – была танцевальная и зажигательная, обычно именно с таких они всегда начинали своё выступление. Ньют постепенно расслабился: теперь не существовало ничего кроме него и его прекрасной «Фэрди». Всё-таки звучание у неё было бесподобное! Голос Терезы был восхитительный, и она ни разу не споткнулась и пела ровно. После первой песни раздались оглушительные аплодисменты и одобрительные, возбуждённые крики фанатов со всех сторон. Ньют знал, что фанаты любят эту песню. Следующей на очереди была «Thunderclap». Ньют знал, как эта песня нравится Томасу. Кстати, непонятно почему. Песня была тяжёлая, во многих местах напоминала хеви-метал, и вообще считалась в группе «криком души». Ньют, конечно, любил все их песни, но уж слишком эта песня казалась ему депрессивной. После всех событий, произошедших с ним, Ньют просто возненавидел все «тяжёлые» их вещи. Зато здесь Томас был неотразим! Как звучали призывно высокий том-том и бас-барабан! А как гремели дико и враждебно крэш и райд! Ньют не отставал и даже иногда импровизировал на «Фэрди», чувствуя, что сегодня ему всё подвластно. Тереза пела глухо, казалось, что её голос исходит даже не из грудины, а действительно из глубины души. После такой тяжёлой песни они исполнили «The Black Envelope». Ироничная, местами лёгкая и непринуждённая мелодия очень чётко вырисовывала социальные проблемы и проблемы каждого человека. Тереза здесь позволила себе быть более игривой, и пару раз даже скакнула по сцене, как дикая козочка. Томас играл лениво, как будто бы устало, хотя Ньют точно знал, что Томас может играть в таком темпе около двух часов без перерыва. Следующей они исполнили дивную балладу «My Prayer», написанную Ньютом и Терезой совместно. Это была душещипательная песня, которая вызывала у всех без исключения слёзы. Мелодия была проста: Ньют ударял лишь по нескольким аккордам, тогда как Минхо и Алби играли на акустических гитарах, а Том лениво постукивал по райду и хай-хэту. Примечательным было то, что ближе к концу все инструменты постепенно утихали, и Тереза пела акапелла, вытягивая голос на лирическое сопрано. В конце и её голос утихал, и она уже шептала слова: «Но едва я отошла от них, как нашла того, которого любит душа моя, ухватилась за него, и не отпустила его, доколе не привела его в дом матери моей». На этих словах песня закончилась. В зале раздавались долгие выкрики и такие громкие аплодисменты, что, кажется, несколько минут музыканты не могли продолжить выступление. Наконец, зазвучала последняя их песня, тоже живая и дерзкая, будто призывающая к протесту: «Flame Of My Soul». Они всегда её пели в самом конце, потому что знали, что фанаты её очень любят. Ньют расслабился настолько, что позволил эмоциям на мгновение завладеть им, и вот он уже вьётся вокруг Терезы, а потом прыгает по сцене вместе с Минхо, заливисто смеётся и подпевает девушке. К концу песни, когда накал становится просто невозможным, вместе с Терезой поют все: и музыканты, и зал. И даже когда умолкают все инструменты, они всё ещё продолжают петь. Последнюю строчку – «Let go your fears!» – они, согласно песне, повторяют три раза. А затем затихают, и свет прожекторов во всём зале и на сцене угасает. Ньют не ожидал такого успеха, правда. Они стояли на сцене ещё долгих пять минут, и зал никак не хотел их отпускать, выкрикивая их имена, закидывая Терезу цветами и вообще требуя продолжения. Кланяясь залу, Ньют на границе сознания уловил голос Минхо, обращённый к нему: -И как теперь, интересно, собираются выступать «The Mosquitos»? Ньют согласно хмыкнул и позволил себе улыбнуться шире. Кажется, кто-то хорошо сегодня потрудился! Но едва они зашли за сцену, как ужаснулись увиденной картине: Хорхе и менеджер москитов громко орали друг на друга, а за их спинами стояли – сами москиты, всклокоченные и неопрятные, и Гэлли с огромным фингалом под глазом. К слову, у вокалиста москитов был синяк на скуле, а из носа тонкой струйкой текла кровь. Тереза с ужасом взвизгнула и кинулась к Гэлли, а ребята направились разбираться. Оказалось, что, как только они вышли на сцену, москиты стали, уподобляясь Бену, издеваться и комментировать непристойно выступление и внешний вид конкурентов. Гэлли долго терпел, но как только вокалист что-то там вякнул насчёт «аппетитной фигуры пташки Терезы», не выдержал и кинулся с кулаками на забияку. Это было выше его сил – слушать, как оскорбляют Терезу. Несмотря на то, что менеджер москитов, да и сами музыканты настаивали на извинениях и вообще требовали компенсацию за причинённый моральный ущерб, они всё же справедливо доказали, что виноваты здесь именно москиты. Бен пострадал больше всех: Гэлли, в порыве ярости, порвал ему костюм, и оставил несколько ссадин на щеке. Сам Гэлли отделался, что называется, лёгкими царапинами, но Тереза заявила, что сейчас же поедет вместе с ним в травмпункт: пусть его ещё раз тщательно осмотрят медики. -Только возвращайтесь потом на вечеринку! – крикнул Хорхе удаляющейся парочке, а Минхо, закатив глаза, фыркнул: -Ну ты, Папаша, даёшь. Оставь молодых в покое. Как будто тебе нас мало! Они не стали дожидаться окончания концерта, в конце концов, как сказал Хорхе, москиты сегодня уже не получат обещанных лавров. Кажется, «The Scientists» выходили на новый уровень. Это стоило отпраздновать! В клубе царил такой хаос, что Ньют уже пожалел, что согласился поехать. Он, конечно, любил расслабиться и выпить замысловатых коктейлей, но всё же предпочитал такому сборищу музыкантов и такому количеству алкоголя – компанию близких друзей и виски. Они сразу же поднялись на второй этаж, где располагались зарезервированные Хорхе диваны, обитые красной и чёрной кожей. На столе уже стояла закуска и выпивка, и ребята облегчённо застонали, плюхаясь на роскошную мебель. Сам Хорхе убежал в VIP-зону, где уже назначил свидание очередной цыпочке. Ньют позволил себе расслабиться. Не сразу, конечно, только после очередного бокала пива, с которого они решили начать. Ночь предстояла длинная и долгая, и, честно говоря, Ньюту было совершенно всё равно, что завтра он проснётся с ужасной головной болью и ощущением нереальности действительности. Сегодня он напьётся вдрызг, потому что заслужил. Кажется, того же мнения были и остальные, так как выпивка на столе заметно поредела уже через несколько часов. В конце концов, Минхо вызвался идти танцевать, и Томас подорвался вместе с ним. -Ньют! Идёшь? – он протянул ему руку и выжидающе посмотрел красивыми и сверкающими глазами на него. В любой другой ситуации Ньют отказался бы, и остался один, баюкая свои обиды. Но сегодня он был пьян, и раз уж на то пошло дело, то танцевать он сегодня тоже будет. Он протянул руку и почувствовал, как приятное тепло разливается по телу, когда Томас, не отпуская его руки, сбежал по витиеватой лестнице (и как только тут ноги не ломают?!), ведя Ньюта на танцпол. Звучала совершенно дикая и безобразная музыка, «современщина», которую Ньют не выносил. Однако, будучи пьяным, он, кажется, понял, почему она так популярна среди молодёжи. Такая музыка заводила, заставляла двигаться, она была пропитана похотью и сексом, а чего ещё надо для счастья опьянённому разуму? Они принялись танцевать, смеясь иногда, если задевали друг друга локтями. Одна мелодия сменялась другой, а другая третьей, и вскоре неожиданно Ньют понял, что хочет пить. Он посмотрел на весёлых Томаса и Минхо, которые отжигали что-то уж совсем непохожее на танцевальные движения, а затем направился в сторону бара, чтобы заказать выпивку. Хотя нет, воды, простой воды. Он лениво взобрался за барную стойку и едва заплетающимся языком попросил стакан воды. Глядя на прозрачное стекло с бесцветной жидкостью, Ньют вдруг задумался, что, кажется, они с Томасом всё-таки помирились. За последнее время столько событий произошло, что Ньют не хотел об этом думать, так как разбирался с самим собой. Но вот он остался один, наедине со своими мыслями, и те незаметно зашуршали: «А что с ним?». А что с ним – Ньют и сам не знал. Он просто как-то пропустил мимо себя мысль о том, что Томас ему нравится. Не было какого-то шока, не было никаких самобичеваний, было осознание голого факта. Проблема, с одной стороны решилась: Ньют теперь знал о своих чувствах, воспринимал их, и не мешал им, кажется, развиваться. Он решил для себя, что будет наблюдать за действиями Томаса и ждать, что произойдёт. Он не будет торопить события, но ведь Томас тоже хочет с ним сблизиться (правда, непонятно пока, как), а значит, станет действовать. -Что ж, отныне – бездействие! – пробормотал Ньют и залпом выпил свой стакан с водой. А поставив его, громко ойкнул от страха: недостаточно для того, чтобы быть услышанным, но достаточно для того, чтобы по-настоящему испугаться. На другом конце бара стояли, развернувшись друг к другу в полуоборот те давние обидчики, укравшие и сломавшие «Бэкки». Ньют не мог их не узнать, особенно того, первого, который, как ему помнилось, тоже говорил, что играет на басу. Ньют внезапно понял, что, несмотря на свой страх, просто обязан отомстить за любимую гитару. Он, конечно же, не осознавал факт, что был в меньшинстве, однако ледяной гнев морозной пылью поднимался в его груди, а горячее сердце с жадностью требовало справедливости. Он хотел уже было подняться, как вдруг ему на плечи упали две увесистые ладони. Он вздрогнул, но даже не оглянулся, боясь, что, если обернётся, то те двое исчезнут из поля зрения. -Ньют, ты чего ушёл? – спросил Томас. Но, не дождавшись ответа, озабоченно произнёс снова. – Ньют? Тебе нехорошо? Что такое? Всё, что мог сказать тогда Ньют, умещалось в пару предложений. -Те двое, у дальнего края. Это они. -Кто? – сначала не понял Томас, хмурясь. Затем его лицо подозрительно разгладилось, он медленно кивнул и даже как-то вытянулся. Он обернулся назад и кому-то сказал. – Посиди с ним. Мы сейчас…. Рядом с Ньютом опустился Алби с бокалом пива в руке. Он был серьёзно молчалив, а потому, когда Ньют открыл было рот, чтобы спросить, в чём дело, отрезал пылкую и не успевшую начаться речь короткими словами: -Сиди. Они с Минхо и без тебя разберутся. -Это моё дело! – протестуя, вскинулся Ньют. -Теперь – не только твоё, но и всех нас, – пожал плечами Алби. -Я должен отомстить за «Бэкки»! – серьёзно сказал Ньют. – Тебе лучше отпустить меня. -А мне кажется, тебе лучше посидеть здесь. Ты пьян в доску, Ньют. Ты и шага сейчас не сделаешь. Сиди уже. В какой-то мере Алби был, конечно, прав. Но Ньют, всё ещё обиженный на то, что Томас ушёл разбираться без него, не хотел уступать Алби. И всё же он сам понимал, что от него сейчас толку мало, только под ногами мешаться будет. Он с жарким любопытством наблюдал за тем, как Томас и Минхо подходят к тем двоим и предлагают выйти наружу, чтобы не затевать потасовку прямо здесь. В итоге не сдерживается второй, и первым накидывается на Томаса, но его тут же сдерживает Минхо, и они все выходят на улицу. Ньют вскочил, намереваясь идти за ними, но Алби, спокойно допив своё пиво, поднялся, взял под локоть Ньюта и проговорил: -Не. Пошли к Хорхе. Доложим обстановку. Ньют нехотя повиновался. Поднявшись к VIP-зоне, Алби попросил кого-то из официантов передать Хорхе, что они здесь. Через некоторое время менеджер вывалился из двери, пьяно улыбаясь и выглядя чрезмерно довольным. -Ну что, ребятки? Как дела? Чего вы такие мрачные? -Ньют тут увидел тех мерзавцев, которые избили его и украли его гитару, – «доложил» обстановку Алби. В один момент лицо менеджера преобразилось. Он подтянулся, нахмурился, превратился в противного сноба, и всё же сухо гаркнул: -Вызывайте полицию. -Томас и Минхо пошли разбираться с ними. Не получится, иначе придётся и их привлечь к ответственности, – буднично проговорил Алби. -Вот же Дьявол! – рявкнул Хорхе. – Где эти боевые петухи! Что за дела! Вы – люди искусства, а не парни со двора! -Именно как раз наоборот, – вполголоса пробормотал Ньют, но Хорхе, слава небесам, ничего не услышал. Менеджер с завидной лёгкостью спустился вниз по лестнице и помчался к чёрному выходу, очевидно, точно зная, где будут выяснять отношения его подчинённые. Алби и Ньют направились следом. И правда, дверь чёрного хода была открыта, даже народ немного высыпал из клуба, чтобы посмотреть, что происходит. В центре круга, который образовала толпа, плечом к плечу дрались Минхо и Томас с грабителями. Ньют замер, чувствуя, как болезненно сжимается сердце. Томас сцепился с тем, первым, который, казалось, был тяжелее его и сильнее. Томас бил ногами, пытаясь задеть болевые точки, попасть куда-нибудь, чтобы повалить на землю. В его глазах плескалась такая ярость, что даже Ньют испугался. -Хорош твой рыцарь! – хмыкнул одобрительно Алби. Ньют вздрогнул и зарделся, но тут же прошипел: -Он – не мой! Алби внимательно посмотрел на него и спросил на полном серьёзе: -А хотелось бы? Но Ньют только отмахнулся. -Дурак! – услышал он тихий смех со стороны Алби. -«Тебе бы вот по роже ещё дать, чтоб так не скалился!», – подумал Ньют с какой-то примесью злорадства. Ньют следил, замирая, за каждым движением противника, когда внезапно первый извернулся и швырнул Томаса на землю с таким глухим стуком, что тот взвыл от боли. -Ну хватит! – не выдержал Ньют и кинулся Томасу на помощь. – Это уже не смешно! Он набросился противнику на спину и попытался сжать его шею руками, чтобы тот не лез к Томасу. Томас уже был на ногах и колошматил обидчика по бокам, что-то гневно выкрикивая Ньюту. Ньют расслышал только: «Иди отсюда!». -«Вот тебе на! – с обидой подумал Ньют. – Так-то ты за помощь благодаришь?». Но не успел он ничего ответить, как кто-то схватил его за шкирку, будто щенка, и оттащил в сторону. Это был Алби. Томас только благодарно фыркнул ему и кинулся снова на противника. Тут очень вовремя появились охранники клуба, и жаркий бой пришлось остановить. Ньют, едва опомнившись, ринулся к Томасу, у которого из носа шла кровь, была разбита губа, и вообще тот ещё вид был! -Ты как? – негромко спросил Ньют, помогая подняться. -Просто отлично! – выдохнул Томас, цепляясь рукой за плечо Ньюта, пытаясь встать. Минхо был разукрашен ничуть не лучше Томаса, но держался задиристо, и только Алби не боялся подойти к нему и треснуть по затылку: Минхо бы ни за что в жизни не кинулся на своего друга. Хорхе принялся разъяснять, в чём суть дела, и в чём провинились те двое, которых побили Минхо и Томас. Ньют чувствовал, что, хоть Томас и хорохорится и пытается держаться прямо, ему тяжело стоять, он частенько обхватывал живот рукой, слегка прогибаясь от боли. -Им нужно показаться медикам! – выкрикнул Ньют, пытаясь привлечь к себе внимание. К нему повернулся Алби. -С Минхо всё в порядке. Просто куча синяков. Он же тот ещё боец, заживёт – как на собаке. А вот Томасу не помешало бы подлечиться. Отвезёшь его? -Разве можно ехать? Хорхе не уладит это всё, нужны мои показания, – Ньют искренне не понимал, по какому поводу его спроваживает Алби. Тот досадливо нахмурился и отмахнулся. -Валите, пока есть возможность. С Хорхе я сам управлюсь. А ты проследи за ним, он, небось, сейчас коньки отбросит. Лукавый взгляд Алби о многом сказал Ньюту, но басисту хватило чести не показывать счастливого блеска в глазах и радостной улыбки на лице от осознания, что он останется в скором времени наедине с Томом. Вместо этого, хмуро кивнув, Ньют потащил на себе Томаса в полубессознательном состоянии к стоянке такси. Нет, всё это казалось Ньюту нереальным, действительно каким-то роком. Кажется, он стал понимать, чего от него требовала судьба (если она существует) всё это время. Пора было расставить все точки над «i» и разобраться в себе и своих чувствах. С такими мыслями Ньют ехал в такси в травмпункт, осторожно держа Томаса за руку.