Почувствуй мою боль

Вошла Судьба: однако, здрасьте. Но, Боже, то ли это счастье?..

— Ну, Лиииаааам! — как ребёнок, хнычет Луи и дёргает парня за руку, желая наконец разбудить его. Стрелки часов показывают, что сейчас время около десяти часов, а значит парни безбожно опаздывают на занятия (на самом деле, не так уж и жалко).       Расстроенный и несчастный Пейн остался на ночь у друга, не желая, чтобы кто-то видел его в таком виде, но Луи был совершенно не против гостя, поэтому, попросив маму сделать два горячих шоколада, он нашёл диск с "Историей игрушек" и включил его в гостиной. Совсем не удивительно, что потом к ним присоединились все сестрёнки, а Джей пришлось наливать какао и им.       После просмотра фильма, как и ожидалось, девчонки уснули, а Марку пришлось разносить их по постелям. Радовало лишь то, что настроение Лиама улучшилось, что значит, настроение поднялось и у Томлинсона. — Луи, отвали от меня. Надо было вчера домой, там хоть поспать бы дали, — бурчит под нос парень, но всё же поднимается, смотря на Луи, синяки которого уже не так заметны на светлой коже. — Что. Тебе. Надо? — пытаясь зло смотреть на друга, говорит Лиам, но, впрочем, тут же терпит провал. Томлинсон раздражён и ведёт себя слишком по-детски. — Ты обещал мне помочь! — И чем же я тебе могу помочь в такую рань, скажи мне? Просто дай мне выспаться, а? Если так уж неймётся, посиди в интернете, бро, — стонет Лиам, вновь падая на подушку и закутываясь в одеяло, надеясь досмотреть свой сон.       Томлинсон рад, что друг забыл про вчерашний инцидент в доме Перри, но сдаваться не собирается. Хитренько улыбнувшись, он лишает друга бесценного одеяла. Тот, чуть ли не визжа, подскакивает, морщась от холодных потоков воздуха и сразу же покрываясь мурашками. Томмо лишь скептически приподнимает бровь и возвращает одеяло. — Я ненавижу тебя, ты знаешь это? — цедит Ли, пытаясь выглядеть достаточно разгневанным с помятым ото сна лицом и хриплым голосом. — Ладно, и в чём же твой план по захвату сердца Ханны? — по телу парня тут же прокатывается волна мурашек от воспоминаний вчерашнего дня (не очень приятных, если быть до конца честным), но тот лишь мотает головой, желая поскорее прогнать незваных гостей и считая, что сейчас эти мысли нужно отбросить на второй план. — О нееет, Пейно, — начинает Луи, ярко улыбаясь и чувствуя себя совершенно здоровым. — Ты меня люююбишь! Я ведь самый замечательный друг на свете, правда-правда, — совершенно издевательски растягивая гласные и так же весело улыбаясь, говорит шатен, чем вызывает на лице Лиама лёгкую улыбку. Пробурчав себе под нос что-то вроде "Придурок", парень, наконец, встаёт. — Ну, так что с твоим планом? — Сначала завтракать!       Живот Лиама начинает громко урчать и парень с лёгкостью соглашается с Томлинсоном. Сначала завтракать.       Как только Томмо пробегается взглядом по записке, что мама прикрепила к холодильнику, он начинает звонко-звонко, как перезвон колокольчиков, смеяться, а затем передаёт записку Лиаму, что, прочитав её, прыскает следом за ним. Да, они определённо пойдут завтра в школу, с таким-то настроем. — Я уже не раз говорил, что обожаю твою маму, да? — Столько же, сколько я говорил, что обожаю твою.       Хохоча, они усаживаются за стол и хватают пачку с хлопьями, насыпая их в тарелку. Быстренько позавтракав и сложив тарелки в раковину, они поднимаются обратно в спальню, и Лиам вновь пытается выяснить, чем же они собираются заняться. — Ну... Во-первых, ты должен взломать сайт школы! — воодушевлённо говорит Луи, счастливо улыбаясь другу, в то время как Лиам пытается побороть в себе возмущение, желание ответить парой ироничных фразочек и лёгкое любопытство. — И как же я, по-твоему, должен сделать это? Получше ничего не мог придумать? — Ну, Лиааааам! Ты же у нас толковый парень!? Я не зря выбрал на роль лучшего друга именно тебя, ммм? — И ты думаешь, что я, читая классическую, повторяю, классическую, литературу, могу знать, как взломать систему баз? Ты серьёзно, Томмо? — Значит - нет? — Именно.       Луи морщится, надувает губки и глубоко дышит, показывая, что он обиделся, а Лиам лишь закатывает глаза. Потому что голубоглазый — истинная королева драмы. Спустя пару минут Томлинсон перестаёт дуться и начинает махать руками. Видимо, парень что-то придумал, а, значит, Лиаму потребуется достаточно много усилий, чтобы отговорить его. — Эм... Как насчёт того, что ты отвлечёшь директора, а я посмотрю, ну, у него в компьютере всех девчонок с инициалами на H.S. и перепишу их данные на листочек?       Идея Томмо, конечно, была абсурдной и мимолётной, потому что парень никогда не придумывает что-то действительно умное, а если такое и случается, то оооочень редко. Нет, его идея не была продуманной до единой мелочи, но это хотя бы не взлом системы. Так что, улыбнувшись и подумав, что он всё-таки обещал Луи помочь в его деле, Лиам кивает головой.       Луи радуется, что его план оказался замечательной идеей и подпрыгивает от нетерпения. Его тело всё ещё отзывается на все движения болью, но синяки почти исчезли, поэтому Лу не замечает боли, слишком сильно желая узнать — является ли Ханна его половинкой. Он почти уверен в этом.       Лиам делает единственный взмах рукой, заставляя Луи обратить на него внимание. Луи слушается. — Бро, как я могу отвлечь Перкенса, а? Сказать, что он "срочно требуется на футбольном поле, чтобы погонять с нами мячи"? — спрашивает Пейн, приправляя свою речь приличной дозой сарказма.       Лу раздражённо вздыхает, но Лиам не даёт себя перебить и продолжает: — Гораздо лучше, если ты позовёшь его и, например, скажешь, что не можешь выбрать, какая же песня будет лучше звучать на концерте в следующую субботу. А я в это время быстренько всё посмотрю. И если что — ты напишешь мне сообщение. Идёт?       И Луи лишь пожимает руку друга, вдохновлённый этой идеей. ✖ — Эм, мистер Перкенс! Я Вас не отвлекаю? — с условной вежливостью, которая свойственна лишь прилежным ученикам (коим Луи не являлся, но его несомненный талант в пении закрывал все недочёты), Томлинсон быстро проговаривает слова и ждёт ответа (естественно, положительного). — Нет, что ты, что ты! Проходи, Луи. Что-то случилось? — Ох, не сказать, что случилось, но... — Лу делает паузу, делая вид, что ему неудобно отвлекать директора, и желая усилить его любопытство. Это работает, и мистер Перкенс, седовласый добродушный старичок, отвлекается от компьютера, совершенно забывая о том, чем был занят. Луи это лишь на руку. — Понимаете, я так и не могу выбрать, с какой же песней мне выступать. Понимаю, дело не такое важное, но... Может быть, Вы мне поможете? — Ох, Луи, с удовольствием, с удовольствием! — подскакивает директор, пытаясь вести себя более сдержанно при ученике, но терпя провал. Шатен это замечает и чуть улыбается. Дело сделано. — Тогда, может быть, пройдём в класс музыки?       И директор торопится скорее послушать новые песни в исполнении одного из его любимейших учеников. А вкладка с каким-то отчётом так и остаётся открытой.       Лиам видит, что парень выходит из кабинета, а за ним выходит и Перкенс. Подождав, пока они дойдут до угла, Лиам выползает из убежища и смотрит на часы. У него есть около пятнадцати минут. Ну что же, пришло время сделать Луи счастливым!       Пусть хоть кто-то станет счастливым в этом дурацком мире.       Лиам закрывает вкладку с какими-то совершенно непонятными цифрами и значениями, надеясь, что там не было ничего важного, и с помощью страницы мистера Перкенса заходит в базу данных. Он вводит поиск по первой букве фамилии, а потом и имени. Все нужные кандидаты найдены.       И Лиам надеется, что эта информация поможет Луи.       А она поможет.       Потому что фамилия Ханны — Салливан. И теперь Лиам знает, что сердце друга осталось свободным лишь на каких-то пару недель. А, может быть, и меньше.       Всё складывается идеально и никак иначе.       Только вот половинка Лиама всё ещё в руках розоволосой девчонки с отвратительной на вкус клубничной помадой. И сердце Лиама всё ещё разбито на сотни осколков из-за кадров вчерашнего дня. ✖       Луи считает, что уложился в срок, так что теперь, избавившись от дотошного Перкенса, бредёт по одному из многочисленных коридоров, с улыбкой на лице гладя сквозь тонкую ткань свитера заветные инициалы. — Луи?       Снова этот низкий, матовый голос. Луи словно забывает собственное имя на добрых пару секунд. Весьма странно… — Привет, Гарри, — отзывается Луи, натягивая дежурную улыбку. Но, черт возьми, эти глупые кудряшки и вправду заставляют его улыбаться безо всякой веской на то причины. — Как… твое «нелучшее состояние»? — Ох, уже терпимо, — бормочет Гарри, потирая рукой, вероятно, место ушиба где-то на предплечье, но Луи, конечно, не замечает, что ареал его боли пару дней назад был сосредоточен там же.       Гарри держит в руках кипу каких-то бумаг, и, не найдя, что спросить, Луи интересуется, что же это. — Эм… — Гарри переминается с ноги на ногу, а его взгляд теплеет. — Я распространяю объявления о продаже щенков… Моя соседка родила… Ох, точнее, собака соседки, — краешком глаза кудрявый замечает, что уголки губ Томмо издевательски ползут вверх. Сейчас, должно быть, он выглядит, как полный придурок. Ну, почему именно сейчас? Почему перед Луи?! — Твоя Фиби, вероятно, была бы рада милому пушистому подарку? — мальчик протягивает Луи лист с небольшой фотографией очаровательных щенят. Тот недолго разглядывает их, а затем, не вытерпев, глядит на порозовевшего Гарри, мысленно усмехаясь тому, что единственный «милый и пушистый» подарок, которому была бы рада его сестра, сейчас стоит прямо перед ним. — Я поговорю с ней, — соглашается Луи, видя за плечом Гарри довольного Лиама. — Что ж, мне пора.       Стайлс салютует рукой и скрывается за ближайшим углом. Шлейф его аромата перебивает терпкий одеколон Пейна. Он протягивает Луи обрывок листа, на котором начиркано «Hannah Sullivan»: — Мне достанется роль свидетеля на вашей свадьбе?! — играет он бровями, а Луи счастливо даёт ему «пять». — Спасибо, бро! Я знал, что ты меня не подведёшь!       Пейн невероятно доволен собой. — А это что? — Ах, это… от Стайлса, ничего особенного.       Томмо держит в одной руке «Hannah Sullivan», а в другой — «Harry Styles» (чуть ниже фото щенков и номера мобильника), и некое совпадение Луи совсем — ни капельки! — не смущает. ✖       Новый учебный день встречает Луи головной болью, но парень лишь на секунду забегает в медпункт, прежде чем начать поиски Ханны. Единственное, что он знает о ней, это её фамилия и примерный возраст, но это не кажется большой проблемой. Подумаешь — в школе учится всего три тысячи учеников!       Но слишком окрылённый своим (пока что неслыханным и невиданным) счастьем, парень не торопится и оглядывает со знающим видом коридоры и особенно надолго задерживает своё внимание на белокурых головках девчонок, примерно одного роста с ним, но пока всё безрезультатно. Что-то подсказывает парню, что всё-таки в этом деле понадобится помощь подружки Перри, но... Ему совершенно не хотелось зря тревожить своего лучшего друга и давать ему лишний повод грустить (когда таких поводов слишком много для такого короткого периода времени).       Тем не менее, долго Луи обдумывать план своих действий не удается, потому что его достаточно сильно пихают в бок. Возмущённый такой наглостью, Томлинсон оборачивается, прокручивая в голове сотни обидных (и не совсем приличных, по правде говоря) реплик, но вместо этого сталкивается с почти умоляющими и, ну, очень грустными карими глазами. — Эм, Луи, верно? — осторожно начинает парень, дёргая край своего изумрудного свитера и совершенно не зная, как продолжить свою речь, но всё же пытается собрать все мысли в кучу, чтобы, наконец, попросить парня об услуге. Того времени, что Зейн тратит на то, чтобы побороть смущение и нервозность, вполне хватает голубоглазому, чтобы скользнуть (чуть высокомерным) взглядом по парню и заметить кончики ажурных букв под рубашкой.       Но Зейн совершенно не хочет, чтобы слухи о том, какие буквы вырезаны самой судьбой на его запястье, распространились по школе прямо в тот момент, когда он даже не был готов к их появлению (потому что давайте начистоту: слухи о том, что он порвал с Перри Эдвардс, одной из самых прекрасных и завидных девчонок школы, из-за двух букв на запястье, что не носит её имя, и так распространяются слишком быстро). Зейн определённо не готов подтверждать то, что на его руке вырезаны две обыкновенных L и P, а не столь желанные (или не желанные вовсе) P и E — инициалы фиолетововолосой (и кто бы мог подумать, что девушка поменяет цвет волос так быстро?) красавицы. Зейн не готов. — Да, это я, а ты Зейн Малик, из параллельного? Тогда помог Лиаму, ну, и мне. В общем-то, ты наверняка помнишь? — слова слишком быстро вылетают изо рта Томлинсона, и он совершенно не заинтересован в разговоре настолько же, насколько и пакистанец. Если быть начистоту, он вообще в нём не заинтересован. Особенно он растерял это желание после того, что видел Лиам в доме семейки Эдвардс. Ладно, шатен сейчас не готов вспоминать об этом. — Слушай, ты, эм, не знаешь, появились ли буквы на запястье твоего друга? Ну, и если появились, что это за буковки? — Почему ты думаешь, что я захочу рассказывать об этом парню, с которым говорил всего два раза в жизни?       Потому что да, за все его годы обучения, Луи ни разу не говорил с Зейном, да и никогда бы не заговорил, если бы не простая ирония судьбы. А рассказывать настолько личную информацию он не стал бы, хотя бы потому, что только хозяин букв может распоряжаться ею. Луи хороший друг и рассказывать такое парню, только потому, что он является половинкой (хотя на самом деле Томмо не так уж и уверен в этой информации) Лиама, самого хозяина инициалов, он не станет. — Ну, пожалуйста, Томмо! Это вопрос жизни и смерти! — буквально взмолился Зейн, а грусть в его глазах практически вышла из берегов. — Могу я уточнить, чьей жизни? — насторожился Луи. — Эм, ты скажешь мне, что за буквы появились на его запястье, если я расскажу тебе, что... — парень испуганно оглядывается, надеясь, что их никто не слушает, и даже после того, как убеждается в этом, не спешит рассказывать, а только тащит голубоглазого в более укромное местечко. Луи нетерпеливо стонет, потому что звонок будет уже через восемьдесят секунд (по его неточным расчётам), а он так и не нашёл Ханну.       Зейн вновь оглядывается и пихает шатена в кладовую, где лежат вёдра, тряпки и швабры, а Томлинсон, совершенно не готовый к резким движениям, ударяется об косяк и болезненно стонет. Общение с этим парнем приносит ему слишком много травм.       Малик всё же начинает свою речь, но чересчур медленно для нетерпеливого Луи. — Что, если я расскажу тебе, что я... — и прямо в этот момент раздаётся противное жужжание звонка, бьющее по перепонкам, отчего Луи морщится и понимает, что если он сейчас не поспешит, то безбожно опоздает на физику и в этот раз всё не пройдёт так легко. Не стремясь в сию же секунду узнать, что же такого хотел рассказать ему Зейн, и за мгновение решив, что парень всё же подождёт, Луи выскакивает из кладовки, крича вслед что-то вроде "прости, слишком тороплюсь!", а черноволосый вновь одёргивает рукав рубашки и продолжает бубнить остаток фразы себе под нос: — ...возможная половинка Лиама.       Но эта фраза тонет в толпе из сотен спешащих (и не очень) учеников. Этот разговор, очевидно, один из самых провальных. ✖       Луи приходит на урок вовремя, но, возможно, слишком громко восклицает, удивляясь тому, что Лиама нет в классе. Парень редко, очень редко опаздывал или же вовсе пропускал уроки, но это совсем не повод для беспокойства, потому что у всех бывают плохие дни. Такие дни были и у Луи, классе, этак, в девятом. А если хорошенько вспомнить, то и в десятом он пропускал школу пару раз.       И хоть Луи вполне может понять друга, он всё же припомнит ему о пропущенной физике, потому что сидеть на ней одному — ужасно скучно. И парень почти обижается на друга, потому что он только что не рассказал его тайну — две золотые (в переносном смысле, естественно) буковки, а Лиам нарушил золотое (конечно же, тоже в переносном значении) правило — не предупредил о прогуле урока. Да, это полный провал.       Но не успевает шатен обдумать всё это, как в кабинет влетает раздражённый (чуть-чуть, но всё же вполне заметно для Томлинсона, который знал парня хоть и не всю жизнь, но достаточно продолжительное время) и растрёпанный Лиам, рассыпаясь по пути до своего места извинениями за опоздание. Да, они оба определённо плохие мальчики, раз им совершенно плевать на учителей.       Лиам кидает портфель под парту и достаёт тетрадь, чтобы записать дату и тему урока, хотя вряд ли он поймёт и слово в физико-химических методах анализа.       Луи хочет полюбопытствовать, почему Пейн опоздал на урок, но что-либо сказать ему не даёт друг, который гневно (на самом деле он не так уж и разозлён, но не думает, что Томлинсона не стоит отчитывать) смотрит на него. — Томмо, ты когда-нибудь научишься предупреждать, что не заедешь за мной, а?       Так вот, что он забыл! Чёрт, видимо, это была его промашка. Луи прикусывает язык и смотрит на Лиама с немного неловкой улыбкой, чувствуя себя виноватым. Тот же в ответ закатывает глаза и чуть заметно улыбается, потому что невозможно злиться на этого придурка долго. — Ладно, проехали. Лучше расскажи, что заставило тебя забыть обо мне? — ухмыляется Пейн, записывая что-то в тетрадь. Как бы Лу не хотел последовать его примеру, он вряд ли это сделает, увы. Он слиииииишком ленивый. — Ну, я хотел приехать пораньше и найти Ханну, но это оказалось непосильной задачей, что меня жутко раздражает. Бррр! — Погоди, погоди, — останавливает его Лиам, желая услышать подробности, которые Луи пропускает (на самом деле, он делает это всегда, считая их слишком скучными, но Пейно уже давно понял, что голубоглазый частенько упускает самое важное). Но Томмо лишь оглядывается и когда понимает, что до него никому нет дела, осторожно задирает рукав рубашки. Буквы сверкают как-то по-иному и Луи улыбается, улетая в небеса. Совсем скоро он станет не одиноким Томмо — не заводилой и душой компании, а романтичным придурком (потому что Луи именно так называет себя в отношениях. Потому что он становится именно романтичным придурком и никем иным).       Лиам качает головой. — Луи Уильям Томлинсон, — начинает он, зная, как такое прозвище раздражает его друга. — Если ты сию же минуту не расскажешь всё и в подробностях, твой труп будет найден на мусорке за школой. Училка громко шипит, заставляя парня понизить тон, а Луи сухо смеётся над словами друга. — Да ничего необычного. Просто столкнулся в коридоре с Маликом, который хотел узнать какие буквы у тебя на запястье, знаешь, я не очень-то и слушал его, ибо мне нужно было найти Ханну, но потом прозвенел звонок и я... — Чёрт, Томлинсон, почему ты не можешь быть полезным, когда это так нужно, а? Почему? — такое состояние, когда в речи Пейна — прилежного и культурного мальчика — встречались не совсем культурные слова, могли говорить только об одном: кареглазый зол. И да, он действительно зол, но он может управлять собой, поэтому лишь считает мысленно до десяти и выдыхает. В конце концов, он не может (да и не должен) злиться на своего самого лучшего друга. — Ладно, забудь. Как ты планируешь завоёвывать сердечко этой милашки? — Определённого плана нет, но... Она же любит прогулки, да? Как ты думаешь, любит? Приглашу её сегодня... Оу, чёрт, я же обещал родителям, что сегодня посижу с близняшками. Они с отцом уходят на собрание в школу, а Лотс и Физзи намылились к какой-то своей подруге на вечеринку. — Оу, мелким скоро пять? Да, растут девчонки. Ну, придётся назначить тебе свидание... На субботу! После концерта как раз. — Хм, неплохая идея. Кстати, когда у вас матч? Уже середина октября, а ни одного не было. — В начале ноября, Лу.       Но их дальнейший разговор прерывает звонок и Лиам, извиняясь, скрывается в толпе школьников. Луи качает головой и достаёт из кармана плеер, чтобы дальше напевать строки таких родных песен. И почему-то ему кажется, что строки "You're on my mind running in my veins"* идеально описывают его влюблённость.       И Томлинсону совершенно плевать, что он видел Ханну всего два раза в своей жизни.       Да и те разы Луи помнит плохо. Так что его влюблённость — ничем недоказанное явление.       Но Луи напевает дальше, не замечая очередного подвоха. ✖       Лиам захлопывает за собой дверь и выходит в полупустые коридоры школы. Гул только поднимается, а школьники только выползают с уроков, поэтому он легко может заметить его.       Чёлка Зейна растрёпана, и он выглядит слишком уютно. На его лице нет щетины, с которой он вечно ходит, поэтому парень теперь выглядит действительно младше шатена. Хотя именно Малик в январе становится совершеннолетним.       На самом деле чёрноволосый просто идеальный. Он учится на твёрдую B+ (кто такой Лиам, чтобы не знать), умеет рисовать комиксы (просто невероятно, на самом деле). Лиам краснеет, когда вспоминает об этом, потому что комиксы Зейна — что-то личное для парня. Одна девчонка с факультатива по рисованию сказала однажды ему, что Малик вкладывает душу в каждую свою работу. Что когда он рисует, он не замечает ничего вокруг. Лиам краснеет, потому что работы Зейна — это то, на что он хотел бы смотреть всю жизнь без перерыва. Когда, чёрт возьми, он успел так влюбиться?       Сердце Лиама, кажется, трескается по швам, нити, что держали его левую и правую половинку вместе, рвутся, и теперь оно падает вниз с бешеной скоростью прямо под ноги Зейну и разбивается-разбивается-разбивается. Лиам готов ныть от внутренней боли. Даже когда Дани его бросила, потому что капитан футбольной команды ей нравился гораздо больше, чем такой сопливый и хрупкий мальчишка, как он, было не так больно. Лиам сам смог стать капитаном футбольной команды на один сезон (на самом деле, история слишком длинная, чтобы её рассказывать сейчас) и утереть нос всяким Дани. Но сейчас он видит, как Зейн подходит к каким-то двум (Лиам, в жизни интеллигентный мальчик, не может подобрать слова, чтобы назвать их, не используя ненормативной в стенах школы лексики) особам женского пола и начинает о чём-то говорить, смотря каким-то уж очень странным взглядом на зелёные волосы девочки (у него что, фетиш на цветные волосы, что ли?). Внезапно парень поднимает свой взгляд и находит им Пейна. Глядит на него в упор, а у Лиама в этот момент словно вся жизнь пролетает перед глазами. Мальчик краснеет и опускает глаза в пол, будучи пойманным на месте преступления.       Но Зейн лишь начинает ярко улыбаться, а Лиам краем глаза ловит эту улыбку. Кажется, его сердце вновь начинает биться. Никто ещё не смотрел на него так (кроме родителей, естественно, но они не в счёт). Да сам Лиам не видел такую улыбку на лице Зейна никогда в своей жизни!       Пакистанец начинает двигаться в сторону Ли, и сердцебиение того начинает медленно, но верно, наращивать скорость, с каждым шагом в его сторону. Соберись, тряпка!       Но ресницы Зейна трепещут, сам он улыбается неземной улыбкой (хотя через мгновение она исчезает, и на её место приходит лёгкая нервозность, и Малик начинает легонько покусывать свою нижнюю губу), поэтому Лиам покрывается лёгким румянцем, а с каждым шагом, с каждым мимолётным движением, бабочки в его животе начинают порхать всё сильней. — Эм... Лиам Пейн, верно?       Лиам кивает, не в силах оторвать свой взгляд от пола, что показался ему в этот момент уж очень интересным. — Эм... Мы можем пройти в куда-то более уединённое место? У тебя есть следующий урок?       У Пейна действительно есть следующий урок, но... — Нет, я свободен. А что?       Главное, не забыть отправить сообщение Томмо. Иначе не миновать ему беды. — Тут неподалёку есть, эм, парк и там, эм, есть отличная кафешка, где продают очень вкусное мороженое. Моя сестра его обожает.       Лиам, наконец, поднимает свой взгляд и смотрит в глаза Зейна. Они почему-то напоминают ему растопленную карамель и капли шоколада у самого зрачка. Лиам невыносимо сильно хочет поцеловать губы темноволосого. Парень с силой прикусывает губу, улыбается и кивает. — Ай, чёрт! — вскрикивает Зейн, но сразу же замолкает, а Пейн, словно ошпаренный, дёргается назад. Ох, им действительно предстоит разговор не из лёгких. А Лиаму стоит уже, наконец, думать о последствиях, потому что, чёрт возьми, его тело — но не только его боль. — Прости.       Лиам опускает глаза в пол и заливается ужасно-красным оттенком, а Зейн, словно статуя, замирает. Ему кажется, что это — всего лишь иллюзия, и на самом деле парень напротив него ничего не говорил. Но румянец на щеках, то, как рука его потенциальной половинки (чёрт, как будто теперь возможны другие варианты) дёргает край рубашки (её цвет чем-то напоминает ему цвет щёк Лиама) говорит совершенно об обратном.       Но Зейну всё равно нужно услышать это ещё раз, чтобы убедиться. — Что ты сказал? — Прости.       И Лиам снова закусывает губу. Зейн не видит этого, нет, но он чувствует. И чёрт, он правда не ожидал, что этот парень (который, хоть и выше, кажется Зейну плюшевым мишкой) окажется его половинкой.       На всю.       Чёртову.       Жизнь. — Перестань, — тихо говорит Зейн, и хоть гул вокруг только увеличивается, Лиам всё прекрасно слышит. Ладно, Малик хотя бы не закатывает истерики. Это уже хорошо. Пейн чувствует себя до жути неловко, но всё равно поднимает свой взор на "недо-друга" (он вообще-то сооооовсем не понимает, кем они друг другу приходятся). Лиам ловит этот какой-то безумно-странный, но тёплый взгляд и ему кажется, что растопленный шоколад с карамелью в глазах Зейна, — это он. — Перестань, Ли. Так мы пройдёмся?       Лиам с лёгкостью соглашается.       Знаете, мороженое действительно оказалось очень вкусным. Особенно клубничное. Хотя, возможно, ему кажется это от того, что в его сердце поселилось что-то безумно жгучее, но не обжигающее. Что безумно родное, но не привычное. Что-то своё.       Наверно, именно это подразумевала мама, когда говорила, что "ты словно находишь недостающий кусочек самого себя, милый" о встрече с соулмейтом. На самом деле, Зейн милый. И понимающий. Но очень сложно думать о словах, сказанных Зейном ("Видимо, нам как-то придётся влюбиться, бро"), когда он уже до жути влюблён и всё, чего ему хочется, это целовать-целовать-целовать губы напротив. — Не волнуйся, — говорит Лиам, протягивая Зейну руку. — Я научу тебя любить.       И Малик уверен, что парень с такими прекрасными кофейными глазами и такой заразительной улыбкой не может врать.