Время хирург хороший, а не онколог. Вырезать — может. Вылечить — никогда. У меня по нему — обычный сердечный голод, У него по мне — простая судьбы игра.
Когда твой лучший друг пропадает из поля зрения абсолютно бесследно, игнорируя при этом твои отчаянные звонки и настойчивые смс, мир вокруг кажется чуть бледнее, чем он есть на самом деле. Именно поэтому Луи решает не тратить свое время на бесполезных и скучных (без Пейна) последних пяти уроках, к тому же начинающие потихоньку поджимать сроки социологического проекта вынуждают вспомнить о существовании незавершенной работы. И, как следствие, о мальчике с кудрявой головой. Ох. У Луи так много дел, но так мало времени. Его ждет (пока еще не догадываясь об этом) любовь всей его жизни, а он уныло бредет в сторону выхода, попутно набирая номер зеленоглазого чудака (А вдруг, он не такой приличный мальчик, каким кажется, и тоже прогуливает уроки?) Внезапно Луи слышит мобильный рингтон прямо слева от себя — Гарри копошится в своем рюкзаке, тщетно пытаясь отыскать в своей «черной дыре» трезвонящий телефон. На секунду Луи умиляется этой картине. — Я никуда не тороплюсь, так что с радостью подожду, когда ты ответишь на мой срочный звонок. А дальше — картина маслом. От неожиданности Гарри выпускает из рук одну лямку рюкзака, и вместе с тем оттуда вываливается, сдаётся Томмо, всё содержимое их школьной библиотеки — здесь и книги, и методички, и тетради, и даже какая-то белая баночка размером с кулак, которую парню разглядеть, как следует, не удается. Гарри, будучи победителем по жизни, смущенный и ужасно пристыженный собственным эго, с раскрасневшимся лицом принимается собирать разбросанные вещи, а Луи всё же спешит помочь ему — без лишних слов, чувствуя за собой глупую вину. — Извини, — бормочет он, украдкой глядя на бедолагу. Тот усмехается, кладя неприметную баночку в сумку. — Надеюсь, ты уже привык к подобным выходкам кудрявого неудачника. — Ты можешь списать свой конфуз на меня, Гарри, — улыбается Луи, подбадривая Стайлса теплым взглядом. Ведь даже в образе неудачника Гарри по-своему очарователен — уж с этим не поспоришь. Эта его «особенность» — словно изюминка, славно дополняющая весь его образ; как сладкая вишенка на кончике белоснежного крема — Луи едва сдерживается, чтобы не облизнуться, представив такую картинку. О чем он думает вообще?! Идиот. Гарри благодарно кивает, но в следующий же миг меж ними повисает неловкая пауза, и Луи чувствует это, хоть обычно подобные нюансы он замечать не намерен — по крайней мере, в общении с не особенно важными для него людьми. Так… что же такого в этом кудрявом парне? Что отличает его от других? На это Луи не знает ответа. Или знает, но ни за что в этом не признается. Пока. — Я звонил… — начинает Томлинсон. — Ах да, ты… что-то хотел, верно? — Я звонил спросить, свободен ли ты… — О, Луи, Боже, да! Конечно! Разумеется, я свободен! .. — … Сейчас для того, что продолжить совместный проект? Ты ведь о нем еще не забыл?! Проект! Точно. Вот черт. Чей-то невидимый кулак прилетает Стайлсу прямо в лоб. Болван. — Нет, не забыл, Лу…и, — отвечает Гарри, потирая шею, заливаясь краской снова. — И… я свободен прямо сейчас, да. Для проекта, — уточняет он. – Ну, и, получается, для тебя. — Это… хорошо, — несколько удивленно признается Луи и начинает обдумывать план дальнейших действий, вот только Гарри его опережает. — Предлагаю пойти ко мне, дома никого нет, так что мы будем… одни. — Отлично, — кивает Луи, не замечая смущенной мордашки. — А то мы с тобой в последнее время что-то совсем расслабились. Они направляются к выходу и непринужденно болтают, что странно само по себе. Но та самая неловкость исчезает так же бесследно, как и появляется, и всё, что теперь чувствует Луи — спокойствие и комфорт. — Что насчет хозяев к соседским щенкам? — Почти всех разобрали, к счастью, — делится Гарри. — Вот только последнего, мальчика, всё никак не удается приютить, — заключает он. — Я бы с радостью оставил его себе, вот только дома бываю не так уж и часто, поэтому никак не смог бы стать для него добросовестной мамочкой. Луи улыбается. — Ну, если однажды ты накормил ужином почти всё мое семейство, я все-таки придерживаюсь обратного мнения. На лице Гарри рождаются две милые ямочки — те самые, что однажды были причиной ужасного самобичевания и критики. Ну, что могут перед статным, достойным мужчиной какие-то ямочки?! (Да всё). — Как поживает Фиби? — И дня не проходит без расспросов о тебе, — наигранно причитает Луи. Сейчас ему невыразимо легко с этим парнишкой, а осеннее солнце ласково гладит мальчишек по головам. В самый раз время для приятной прогулки, а о своей машине, припаркованной на школьной стоянке, Луи позаботится позже. — Эй, я тоже думаю о ней, — смеется Гарри. — Вся твоя семья очаровательней некуда! — Стараемся, — принимает комплимент Луи, — но… вообще-то очарованием блещет не только женская часть нашей семьи. Гарри… Боже мой, Гарри хохочет — заливисто и прекрасно, и Луи не понимает, сказал ли он глупость или забавную вещь, и стоит ли ему провалиться сквозь землю сейчас же, или всё же остаться рядом с ним? — Ох, — прекращает смущать парня Гарри, - ну, скромности у тебя не занимать, звезда Высшей школы имени Кирк Сандалл номер один, — издевается он, а Луи неожиданно пихает его в бок. — Эй, ты просто не видел меня в деле! — хохочет он. — Вообще-то я не так уж и плох… — он запинается, стараясь додумать последнее слово, но в итоге выходит совсем не так, как ему хочется, и для Гарри вся эта фраза звучит довольно двусмысленно, так что Томлинсону катастрофически нужно довести дело до конца, и последнее, что из него выходит, это скомканное, — … в хозяйстве, к примеру. Он пожимает плечами (сама невозмутимость), а Гарри замечает в его глазах удивительные синие прожилки, словно ажурные края высоких, надвигающихся на берег волн… И это так чертовски красиво. Гарри срочно нужно выбросить волны из головы. И он успешно переключается. — Ни за что не поверю, что ты собственноручно стираешь свои носки! — Эй! Испокон веков этой прерогативой обладали женщины! Так что моя мама не имеет ничего против своего сына. — Твоим сестрам тоже достается от старшего брата?! — улыбается Гарри. — Какого деспота ты делаешь из меня, мистер кудрявый неудачник?! — дает по больному Томлинсон, но Гарри, конечно, не обижается, лишь умело отражает удар, словно вышесказанной «особенности» у него и в помине не было. — Эй, за сегодня на моем счету нет ни одной неудачи! — вспоминает он былую договоренность. — Вот видишь, я не так уж и безнадежен, — заключает Луи. Оба глупо хихикают и перебрасываются веселыми взглядами. Томмо ловит себя на мысли, что так комфортно и хорошо иногда не бывает даже с Пейном. — Знаешь, — уже спокойно начинает Гарри, нервно теребя лямку рюкзака, — я и не думал, что ты окажешься… — в нерешительности, он словно скользит по тонкому лезвию, опасаясь обидеть парня напротив своим заявлением, но так же желая донести до него весь свой смысл, и теперь-то клеймо неудачника снова отпечатывается на нем с новой силой, ведь все подходящие слова предательски исчезают из виду, а Гарри хочется назвать Луи кем-то, действительно, стоящим, достойным и всё такое… — таким. «Таким». Что значит это его «таким»? Был ли в прошлом Луи для Гарри высокомерным или, наоборот, приземленным? Милым или дерзким? Симпатичным или… неприятным? Луи вдруг так хочется узнать от Гарри как можно больше впечатлений о самом себе. Совпадают ли они с действительностью? — Каким же? — осторожно интересуется Луи, глядя вдаль. Но, если всерьез, когда это парня интересовало мнение тихонь и скромняг вроде Гарри? Парня вовсе не заботили впечатления, произведенные на таких ребят — незаметных и робких, неприглядных и тихих. Но тут же, глядя на своего собеседника, в который раз про себя отмечает его бездонные глаза, милейшие ямочки в мгновения улыбок, очаровательные кудри вприпрыжку с тактом шагов мальчика… Луи задается вопросом: почему? Почему раньше он не замечал такого, как Гарри? Нет. Почему он не замечал именно Гарри?! — Таким… — в голове кудрявого неоновой вывеской мигает слово «особенным», но Гарри не настолько глуп, чтобы признаться в этом виновнику своих мыслей так просто, как «здрасьте». — Ну… — Гарри? — … — Эй, парень? .. ✖ К счастью или к сожалению, но Луи так и не удается узнать сокровенную правду Гарри. Когда последний открывает глаза, первое, что он видит — это Томмо с паникой в глазах, нащупывающий его пульс. Тенистая аллея, скамейка, голубые «щенячьи» глаза. — Луи? .. — Ты до смерти напугал меня, парень! Луи облегченно вздыхает и высвобождает запястье Гарри из своей ладони. Стайлс часто моргает и, кажется, понимает, что с ним только что произошло. — Я… прошу прощения, — тактично бурчит он, оглядываясь вокруг. — Как долго я был в отключке? — Пару минут, слава Богу! — разводит руками Луи, и внезапно его лицо приобретает исключительно серьезное выражение. — Как часто ты падаешь в обмороки посреди прогулок? — Вообще-то это был мой первый раз, — оправдывается Гарри. — Но ты ведь знаешь причину этому, правда? Минутное молчание. — Догадываюсь. Гарри упирается взглядом в колени и не смеет повернуться к Луи. Он опасается дальнейших расспросов. Но и Луи, к досаде Гарри, не лыком шитый. — Гарри, дай-ка мне свой рюкзак. Черт. — Зачем? — глупо хлопает глазами кудрявый. — Хочу кое-что проверить, — пожимает плечами Томмо. — Не нужно ничего проверять, — дает заднюю Стайлс. — Я так не думаю, — вредничает Луи и пытается дотянуться до рюкзака за спиной Гарри. Тот изворачивается из цепких рук, но все равно терпит поражение. — Это вопиющая наглость! — твердит он при виде того, как его рюкзак потрошат ручонки решительно настроенного Томмо. Но Стайлс слишком слаб, чтобы бороться с ним. Именно поэтому он молчит, упрямец этакий, на немой вопрос Луи, нашедшего в рюкзаке… ускоритель инициалирования. Дело в том, что Гарри совсем было опустил руки в плане поиска своей половинки. Он видит, как ребята вокруг него один за другим приобретают заветные буквы, находят свои судьбы, строят грандиозные планы на скорое будущее. Он же отчего-то лишен всего этого. Ведь мальчик нестерпимо хочет наконец-то найти того самого человека, кто никогда не посчитает Гарри неудачником, а наоборот — будет звать его своим героем… Гарри просто устал быть одиноким. Луи ошарашено глядит то на парня, словно прочитывая всего его мысли — одну за другой, то на злосчастную баночку. — Это же запрещенный препарат… — шепчет он себе под нос, но так, чтобы глупенький Гарри его услышал. — Откуда он у тебя, Гарри? — Он хотел бы, чтобы его слова звучали строго и непоколебимо, но выходит как-то кисло и мягко — совсем не так, как было задумано изначально. — Неважно, — цедит Гарри, отводя взгляд в сторону. — Моя цель оправдывает средства. Луи почти теряет дар речи. — Что ты такое говоришь? .. — начинает он, постепенно повышая свой голос чуть ли не до отчаявшегося писка. — Да ты хоть знаешь, сколько у этого дерьма побочных эффектов? Сколько разных последствий его употребления?! — Эй, отставить панику, — уже спокойней отвечает Гарри, вот только тикающая бомбочка по имени Луи Томлинсон ему совсем, совсем не нравится. — Ничего страшного со мной не случится… — О, я думаю, этот обморок может быть славным началом, — огрызается Томмо, пряча аппарат в свою сумку — подальше от глаз людских и глупого, глупого-глупого-глупого Гарри. — Лу… Луи, что ты делаешь?! Отдай мне это сейчас же! — негодует Стайлс, пытаясь вернуть свой запретный плод. – Луи, черт бы тебя побрал! — О, малыш Гарри умеет ругаться, — усмехается Томмо, ловко высвобождаясь из широких ладоней Гарри. — Ты посмотри-ка, какие мы смелые! Шагаем впереди природы… — Иногда она забывает о тех, кто находится в самой заднице у таких, как ты! — срывается с языка так подло и неожиданно для самого Стайлса, но слово — не воробей, и Луи столбенеет, словно его окатили ведром ледяной воды. Неужели Гарри знает о его инициалах? Или просто догадывается? Но тогда откуда в его словах столько уверенности? Стайлс успевает сотню раз пожалеть о сказанных в сердцах словах, но проблема в том, что ему и вправду обидно. Обидно потому, что по какой-то неясной причине матушка-природа исключительно внимательна к звездам школ, активистам, отличникам и футболистам, но только не к таким, как…он. Неудачник. Не осталось сомнений — это его второе имя. Обида за себя и досада за Луи режет глаза. Луи… он получил свои буквы. Гарри, черт возьми, заметил их вскользь. Ему очень хотелось бы разглядеть эти буквы и узнать имя соулмейта Луи, дабы… убедиться, что это, конечно, не он. Ха! Да неужели Гарри способен даже помыслить о таком? .. Потому что да — если начистоту, то эти голубые глаза не выходят из его кудрявой головы с самого первого их человеческого диалога; они преследуют его ночами, топят в своих глубинах ясными днями, вяжут по рукам и ногам в школьных коридорах, душат, не давая ни капли воздуха, в моменты улыбок и… Боже, Гарри никогда, никогда не будет достоин такого невероятного человека, как Луи. Ведь, похоже, именно это слово и нужно было назвать тогда, когда Гарри дал слабину и не договорил той самой фразы. Потому что Луи за считанные дни стал для него… особенным. Особенным потому, что недосягаем, неуловим. И хоть это противоречит их сегодняшней беспечной болтовне, во всем облике Луи Гарри всё равно видит — особенно сейчас — какое-то отчуждение. Боль. Он, правда, не хотел говорить всего этого… А, может быть, и хотел. Гарри запутался. Ну, вот. Этот день настал. Кто такой Гарри, чтобы быть рядом с Луи даже в качестве приятеля-неудачника? На кой-судьбе вообще вздумалось сводить их вместе?! Ведь она — злодейка, хитрюга, предательница! — прекрасно знала, чем эта встреча может обернуться для бедного, несчастного Гарри, правда? Ведь знала?! И теперь мальчик обрекает себя на будущий ответ Луи, полный ненависти к этой кудрявой занозе, обиды и зла. Но… Ничего подобного не происходит. Луи лишь опускает глаза, все еще держа баночку в руках. — Знаешь, Гарри, — он встряхивает ее содержимое пару раз, так что таблетки внутри звонко брякают о стенки, —, а я никогда не думал, что ты окажешься таким… Гарри зажмуривается, уже не вынося следующих слов Луи. — … честным. Он выбрасывает таблетки через плечо прямо на зеленый газон. Дверца, ведущая к доверию Луи, поскрипывая, затворяется, и Гарри понимает, что разрушить хрупкую связь ему, как выдающемуся неудачнику на свете, стоило одной-единственной фразы. Глупой, лживой и гнусной. Луи встает и уходит, оставляя Гарри одного. Хотя… как же?! С разбитыми иллюзиями и головной болью, отдающей в самое сердце. ✖ Теперь осеннее светило не кажется таким теплым и славным, а ослепляющие лучи приносят один дискомфорт. Луи злится. Ему хочется сломать что-нибудь, закричать. Сделать хоть что-нибудь, чтобы ощутить опустошение. Он хочет заплакать и прижаться к груди матери, как в детстве, и рассказать всё-всё-всё. Он хочет, чтобы мама обняла его и начала что-то шептать на ухо, вроде «Бу, всё хорошо, нормально, всё в порядке», до тех пор, пока он не уснёт. Луи плевать, что он был сегодня всего на одном уроке, пропустил один и собирается пропустить ещё пять. Ему плевать, что сегодня — генеральная репетиция перед субботним концертом. Луи устал. Луи хочет обратно (не к Гарри. В детство). Луи тянется к своему шкафчику, чтобы скинуть ненужные учебники, и как раз в это время звенит звонок. У Луи болит голова, его силы на исходе, он всё ещё зол и его глаза до сих пор сверкают недобрым огнём. Того и гляди, он что-нибудь сожжёт своим взглядом. Но Луи видит Ханну. Она выходит из кабинета искусства (словно сама — произведение искусного мастера), держит в руках альбом (на нём нарисованы котята. Его мама покупает точно такие же близняшкам). Ханна смеётся, болтает с подругами, и хвостик из её длинных волос забавно подпрыгивает на ходу. Девушка ослепительно всем улыбается и оглядывает толпу своим острым, но сияющим взглядом. Луи правда считает Ханну забавной и, ну, милой, наверное. Луи почти забывает о том, что случилось двадцать минут назад (почти). Он скидывает все свои вещи в шкафчик, считает до десяти, надеясь успокоиться, но терпит головокружительный провал (он уже не зол, но присутствовать в десяти шагах от своей половинки… Довольно странное ощущение, однако). Он смотрит на неё. Луи, правда, кажется, что он влюблён в неё (Луи кажется). Но у неё лёгкая походка, большие глаза и движения изящные, как у королевы или принцессы. А сама она напоминает ему придворную фрейлину, что пытается угодить всем и вся. Ханна, наконец, замечает взгляд шатена. Сначала она краснеет, потом опускает взгляд в пол. Но быстро возвращает на лицо улыбку (потому что он наконец-то меня заметил, чёрт, Ханна, будь идеальной!). Луи смешно от этого, но Салливан, действительно, прелестная. Ну, по крайней мере, ему так кажется. — Эм, Ханна, — Луи на ватных ногах (он что, неопытный десятилетний мальчик, в самом деле?) подбирается к девушке и улыбается так, что Ханну слепит этот ярко-голубой свет, и ей хочется петь — и непременно от счастья. — Привет. — Привет, Лу, — нараспев (у нее почти получается) воркует она. Кстати, она уверена в том, что может называть парня именно так — кратко и по-родному. Но происходит нечто неожиданное. — Я - Луи, — он исправил ее. Дерьмо. Но он всё ещё продолжает разговаривать с ней довольно дружелюбно, поэтому, возможно, потеряно ещё далеко не всё. — Слушай, завтра в школе, ну, эм… — он бубнит. Но почему никто не предупредил, что говорить это будет так сложно, да ещё и девушка пялится на него, как на восьмое чудо света, какую-то особую знаменитость и чёрт ещё знает что? .. Луи вновь начинает злиться. Но всё-таки продолжает говорить: — В общем, завтра в школе будет концерт, и, может быть, мы сможем с тобой прогуляться после него? Ну, или сходить в кафе? Или можем посмотреть какой-нибудь фильм в кинотеатре. — Хэй, Лу…и. Я согласна, — хлопая ресницами, сообщает она и улыбается, будто ей только что сообщили о… О том что она выиграла лотерею в один миллион фунтов? Томлинсон не может понять, что странного, особенного или такого удивительного в том, что он пригласил Ханну на прогулку (ну, возможно только то, что он не сделал бы этого при обычных обстоятельствах). — Может быть, мы сходим в кулинарию на углу Риджервью-стрит? Там довольно миленькое местечко, мы с девчонками часто ходим туда после уроков, чтобы, ну, знаешь, позаниматься, перекусить и поболтать. Ну, делимся всякими историями, обсуждаем день, а ещё там просто невероятно вкусные пончики! Неужели все девушки такие болтливые? Боже, почему они не могут просто говорить впопад и то, что действительно важно? Чёрт, если Салливан продолжит себя вести весь вечер точно так же, то Луи не ручается за то, что она останется жива в конце вечера (ладно, он преувеличивает. Но суть ясна, в общем-то). — Да, конечно, звучит прекрасно. — Это единственное, что он смеет ответить. — Тогда встретимся после концерта, Ханни? «Ханни» ласкает слух. Девушка неимоверно счастлива. Но только не Луи. Отчего-то… осознание того, что вскоре он проведет массу чудесного времени со своей родственной душой, совершенно не приносит ему никакого удовлетворения и уж тем более удовольствия. И это ужасно странно само по себе. Потому как Луи наслышан, какие примерно ощущения возникают у человека рядом с его соулмейтом — его близнецом, только в ином обличье, его самым верным и преданным другом, опорой и просто — счастьем. И хоть Ханни выглядит, как счастье, не факт, что это счастье – его. Так решает самый потаённый уголок сознания Луи, но он не привык обращать внимание на всякие мелочи. И тут за одним «но» следует второе. Луи вспоминает, что он становится другим рядом с Гарри. Значит, он не такой уж и консерватор, точно? Черт, почему внутри так пусто? Даже сладкий парфюм Ханны (что это? Маршмеллоу?), заполняя грудь, не дарит наслаждения. Это всё так странно, Луи, почему ты не хочешь этого признавать? А что насчет Гарри? Стоит ли говорить, что мальчик несчастен ровно настолько, насколько был счастлив какие-то полчаса назад рядом с голубоглазым чудом? Он так и не поднял пузырёк с таблетками. Он лишь взглянул на него исподлобья, когда проходил мимо, держа курс домой, понимая, что Луи очень не хотел бы, чтобы Гарри продолжил баловаться препаратом. И совсем не важно, что сейчас Луи ненавидит Гарри. Кто такой Стайлс, чтобы не привыкнуть к таким обыкновенным вещам? Его жизнь никогда не будет яркой, как эти багровые листья под уставшими ногами. Домой, домой, домой. Лечь и не вставать до утра. И не вспоминать Луи. ✖ Не смотря на внутреннее опустошение (Луи всё же удалось его ощутить), пропустить репетицию завтрашнего концерта он не смог, потому что парню нестерпимо хотелось петь. И совсем не важно, что в лучезарную, добрую песню о любви и солнце Луи вплетал такие тоскливые нотки (преимущественно тогда, когда думал о ссоре с кудрявым, или о том, что осенний ветер стал гораздо пронзительней и холодней), что директор с понимающим непониманием взглянул на него, но ничего не сказал. Возможно, когда Луи выпустится из школы, он будет немного скучать по этому добродушному толстячку. Луи звонит Лиаму и пытается сделать свой голос хоть сколько-нибудь радостным (и не то, что бы Томмо не рад за друга — наоборот, он счастлив, но Гарри, Гарри, Гарри! ..), и он узнает, что у Пейна, действительно, всё замечательно, и Зейн научил его есть эти странные, скользкие креветки, а еще пообещал однажды сводить его в местный зоопарк и показать бурого мишку, на которого, по мнению Малика, Лиам ужасно похож. Луи искренне хихикает (всего пару секунд), но тут в телефонной трубке слышится то, о чём не хочется даже и думать. — Что насчёт Ханны? Ты договорился о встрече? — Я… — Луи потирает переносицу и хочет, чтобы его «да» звучало как можно уверенней и веселей. — О, не говори, что струсил в самый последний момент и облажался по полной?! — Ли, я всё устроил, — выдыхает Томлинсон. — Расскажи, что ты чувствуешь к ней, — улыбается в трубку Пейн. — Я просто так чертовски рад за тебя, Лу! Расскажи. — Откуда вообще эта его настроенность на такие задушевные разговоры? — Рекомендую тебе уложиться в пять минут, так как Зейн скоро вернется ко мне. Он покупает нам сладкую вату, представляешь? Луи закатывает глаза и почти хохочет (если бы он мог!). Но ему нужно ответить на поступивший вопрос. Но за первым «но» как обычно следует второе… — Ли, проблема в том, что… — Лу, какие могут быть проблемы рядом с твоим соулмейтом, в самом деле? Я на Зейна дышать боюсь — как бы он не растаял. Лу, я еще ни разу ни на кого так не смотрел… — Лиии, рядом с ним ты превращаешься в девчонку! Я сожалею, Ли. — Зависть — не лучшее качество, Томлинсон, — счастливо тянет Пейн. — Так что? Ты поделишься со мной тем, что ты чувствуешь рядом с Ханной? Луи не хочет врать лучшему другу. — Проблема в том, Ли, что я ничего не чувствую. ✖ Гарри остаётся наедине с единственным непроданным щенком (он назвал его Луи, потому что, возможно, жизнь будет казаться ему чуточку лучше, если у него будет хоть какой-то Луи. И почему псам не даются фамилии?! У Гарри и на этот случай есть вариант). За окнами гуляет осенний ветер, заставляя прохожих поёживаться внутри своих шерстяных свитеров и кожаных курток, а Гарри — внутри себя самого. Там, где дурацкое сердце выбрало и самое лучшее (эти глаза, губы, смех и голос, и вообще весь Луи Томлинсон, боже, за что мне всё это?), и самое худшее (серьезно? Влюбиться в парня с инициалами? Чем ты думаешь в этой чёртовой жизни, Стайлс?!). И пока щенок крепко спит на его груди, рой мыслей в голове, словно туча жалящих, нещадных пчёл, не дают мальчику покоя. Он должен извиниться перед Луи. Он обязан сделать так, чтобы Луи понял, что Гарри совсем не считает его плохим (и что Гарри — полный придурок — тоже). Но Гарри — трус, а Луи — всё ещё лучшее, кого он встречал, поэтому заявиться в девятом часу вечера домой к семье Томлинсонов со своими глупыми извинениями было бы крайне верно и глупо одновременно. Именно эта мысль крутится в кудрявой голове сейчас, когда он вот уже (он глядит на часы) двадцать пятую секунду топчется на вычищенном пороге и ждет любой реакции на его приход. Пускай Луи запустит в него тапочек, пускай Фиби набросится на него с поцелуями. Всё, что угодно! Кстати, о девочке. Для неё у Гарри кое-что есть. Но, черт возьми, оказывается, Гарри совсем не был готов к тому, что ему навстречу выйдет Луи — такой прекрасный, уютный в своих домашних штанишках, с вихром волос на голове и лицом, которое, следуя законам логики, должно выглядеть зло или хотя бы равнодушно. Но не тут-то было. А перед Томмо открывается страничка детской книжки, на которой кудрявый мальчик, завёрнутый, словно капуста, в несколько свитшотов, шарф и даже маленькую черную шапочку (почти, как платье, только лучше в сто раз), согревает в ладонях ничего не понимающего, но всё же прелестного и до боли умилительного щенка, который теперь лезет к Луи обниматься и норовит вылизать всё его личико. Гарри забывает о своей главной миссии и начинает хихикать в шарф. Наверное, Луи не следует считать Гарри виноватым за то, что тот сказал правду, а былые уколы в сердце со временем стали не такими болезненными, так что Томмо, действительно, глядит на Гарри своим самым тёплым взглядом, уворачиваясь при этом от настырного язычка пёсика, и решает, что это — лучший момент за весь этот день (Ханна? А что Ханна?!). — Я подумал, что если обрадую Фиби подарком, она подсуетится и подговорит своего старшего брата, чтобы он не обижался впредь на такого неудачника, как я. Гарри глядит на Луи исподлобья, а его длинные ресницы буквально рассекают воздух клинками. Невероятное зрелище. Луи замечает, как неприлично близко стоит он к Гарри, но оба не смеют сделать и шага друг от друга. Ох. — Я думаю, что кое-кто сейчас и вправду будет визжать от радости, а кое-кто не струсит и попросит прощения за всё былое дерьмо у такого неудачника, как ты. Луи улыбается (сегодняшний вечер по-истине блещет приятными неожиданностями!), и плевать, что только что он, действительно, назвал Гарри неудачником (Стайлс еще поговорит с ним об этом). Кудрявый облегченно выдыхает и благодарно кивает Луи (за его понимание и за эту чудную полосатую футболку) и небу (за то, что… за всё). Он принимает приглашение войти (немного сутулясь, смущаясь, но оставаясь при этом ужасно счастливым), в его нос ударяет запах сладких духов (но даже эта сладость не сравнится с улыбкой Луи, что слаще в десятки раз, и это вам не шутки), в ушах раздаются визги-писки-приветствия всех дам этой чудесной семьи (кажется, даже Джоанна в восторге от Луи-щенка, а Гарри — всё ещё от Луи-мальчика), а Томмо наблюдает за всем этим представлением (сминая пальцами края футболки и спотыкаясь взглядом о причудливые ямочки на щеках Гарри и кудряшки-облачка-барашки-всё-самое-потрясающее), и почему-то в его сердце щемит —, но не больно и неприятно…, а сладко и хорошо.7.
2 февраля 2016 г. в 14:14