Почувствуй мою боль

Сердце танцует танго, рёбра хрустят под ним, Любить мне тебя так сладко. Ты чувствуешься моим.

— Могу я сама придумать ему имя? — шёпотом спрашивает Фиби, будто чувствуя всё то же самое, что и Гарри. Будто она находится в волшебной стране и любое сказанное слово может разрушить этот мир. Но в руках у Фиби — маленький щенок, которого она осторожно гладит (Гарри рад, что у пятилетней девчонки весь мир состоит из какого-то крохотного щенка). — Или у него уже есть имя? — Лу… Луи. Его зовут Луи, — неловко бормочет Гарри, зарываясь в свитер и смотря в пол, боясь, что его щёки уже начали пылать всеми оттенками красного, и, стоит ему поднять взгляд, все всё поймут, но девчонки лишь кружат вокруг и шепчутся, и смеются, потому что «нашего Бу зовут как и этого миленького маленького щеночка» и «наш Бу такой же маленький». — Эй, вообще-то я тоже тут! — надувая губы, восклицает Луи и отворачивается, оскорбляясь, но на него лишь шикает всё дружное семейство и продолжает смеяться. — А ещё у него такие же голубые глаза, — невольно вырывается у Гарри. Все на секунду замолкают и оборачиваются к нему. Гарри опять краснеет и думает, что пора бы ему научиться держать рот на замке, но девчонки начинают вглядываться в глаза (щенка, конечно) и замечают ту голубизну. Вновь смеются.       Гарри выдыхает, но всё-таки пытается вжаться в кресло, чтобы быть не таким заметным (он чувствует взгляд Луи и это вроде как хорошо, даже прекрасно, но Гарри чувствует себя немного неловко).       За своими мыслями, Гарри почему-то не замечает, как к нему подползает кое-кто особенный. — Хэй, почему именно Луи? — шёпотом спрашивает он, ничего не имея в виду, кроме простого любопытства, и Гарри думает, что вселенная действительно отвернулась от него, потому что он действительно не хотел отвечать на этот вопрос. — Не знаю. Вы похожи, наверно. — Я похож на этого затисканного щенка? Ну, уж и не думал услышать это от тебя, Стайлс, — фыркает Луи, намекая на то, что даже для него не собирается делать исключение и всё так же обижается за это сравнение, но Гарри улыбается. Луи не знает, почему не может злиться на зеленоглазого дольше, чем пару минут (но у него ямочки, и это правда должно быть уголовно наказуемо!). — Гарри? — наконец, говорит Дейзи, протягивая Гарри Луи-щенка. Гарри видит испуганное животное и хмурит брови, выхватывая его из рук девочки. — Так-так-так, леди! Не стоит сегодня слишком много приставать к этому малышу! Видите, как ему страшно? Это потому, что он совсем не знает вас, да ещё вы так к нему пристаёте. Не стоит так делать, леди! — Прости, — говорит за всех Лотти и опускает свой виноватый взгляд в пол, боясь, что Гарри сильно разозлится на них, а особенно на неё, ведь она самая старшая, и мама всегда говорила, что она должна следить за всеми!       Но Гарри не злится, совсем нет. Лишь улыбается и протягивает девочке руку. — Может быть, сегодня Лу будет спать вместе с тобой? Я ведь знаю, что ты очень умная и ответственная миледи. Правда? — девочка поднимает взгляд на Гарри, но тот лишь кивает, поэтому она показывает язык сестрёнкам и радостно смеётся (неужели у всего семейства Томлинсонов такой задорный смех, будто переливы колокольчиков?) …       Девчонки убегают, а Джоанна, оказывается, уже давно что-то готовит на кухне (оттуда льётся чудесный аромат пряностей, аж слюнки текут!), поэтому они с Луи остаются вдвоём.       Щёки Гарри залиты ярким румянцем, и даже то, что он пытается зарыться носом в свитер, не скрывает этого. В душе Луи просыпается ураган чувств — подумать только! Какой-то там неуклюжий, стеснительный и ничем не примечательный (кроме своих кудряшек, в которые каждый раз хочется зарыться, ямочек на щеках, зелёных огромных глаз, будто у ребёнка) парень смог вызвать у него больше эмоций, чем его же вторая половинка.       Запястье Луи обжигает огнём.        (Возможно, в глубине души ему немного стыдно, но Луи понимает, что это совсем не так). — Эм, Гарри? — начинает он осторожно, и его голос — будто тонкий лёд. Луи неуверен, что хочет сказать прямо сейчас, но эти два слова легко слетают с его языка. — Да, Лу? — Ты… Ты больше не пьёшь эти таблетки? — голос Луи дрожит, потому что не уверен, что именно сейчас ответит Гарри и будет это правдой или ложью, но Луи надеется, что кудрявый (и слишком милый) мальчик не соврёт. Очень надеется.       Гарри выдыхает и смотрит прямо в голубые глаза напротив. — Не пью, — кивает он, но всё ещё видит, что в глазах-небесах напротив до сих пор играют нотки недоверия. Ну, что же, ты должен был уже давно привыкнуть ко всему этому, ты же полный неудачник. Гарри, возможно, слишком резко вдыхает и отворачивается. Лишь бы не заплакать прямо сейчас. — Точно не пью! Они остались там, где ты видел их в последний раз.       Луи становится в сотни раз спокойнее, и он заметно расслабляется, довольный. — Ну, я, наверное, пойду? — шепчет Гарри, но ему совсем не хочется уходить. С-о-в-с-е-м. Гарри надеется, что Луи всё-таки не кивнёт в ответ, поэтому смотрит в серо-голубые глаза с лёгким проблеском надежды. — Подожди! … Ну, то есть, я хотел сказать, что если у тебя есть время, может, ну, останешься до ужина? К восьми вроде как собирался прийти Лиам, ну, чтобы работать над проектом по социологии, а до этого мне совершенно нечем заняться, — Луи лжёт, потому что у него на столе лежит целая стопка из тетрадей с невыполненной домашней работой, а ещё ему нужно сдать своё сочинение по литературе, но Томлинсону почему-то не хочется, чтобы это зелёноглазое чудо в шерстяном свитере покидало его дом. — Если что, я подвезу тебя потом до дома, только… останься.       Гарри смотрит на часы и улыбается. Кивает. — Тогда предлагаю посмотреть фильм! Я как раз скачал сегодня «Спасибо за воспоминания». Там после переливания у девушки появились новые воспоминания, она знала латинский и итальянский, хотя никогда не учила эти языки, а также неожиданно начала разбираться в живописи, архитектуре и искусстве. В общем, поймёшь по ходу, — быстро тараторит Луи, включая фильм, а Гарри еле сдерживается, чтобы не засмеяться. – Эй, почему ты хихикаешь? Надо мной? — надувает губы Луи, увидев выражение лица Гарри.       Тот зарывается с головой в свой, похоже, бесформенный и жутко огромный свитер и, будто из кокона, тихонько бормочет: — Ты такой милый, Луи Томлинсон. И очень-очень-очень смешной. — Вообще-то, обычно люди говорят, что я весёлый, а не смешной. Это ты у нас очень-очень-очень смешной, малыыыыыш, — дразнясь, поёт Луи, запуская руку в кудряшки Гарри. Тот довольно мурлычет. — А то, что ты милый, тебе никто никогда не говорит, да, мистер Сарказм? — поддевает его Гарри и, хихикая, переползает на свободное место рядом с Томлинсоном. Тот округляет глаза и вскидывает руки в разные стороны. — Да как ты смеешь, капитан Всезнайка? Я не потерплю такого отношения к себе! — возмущается Луи, но на его лице сияет улыбка. — Хорошо-хорошо, Ваше Высочество, — улыбается Гарри, сдаваясь, и теперь совершенно не испытывая смущения или неловкости. — А теперь давай-ка займёмся фильмом.       Луи улыбается. ✖       Гарри думает, что Луи полный, совершенно не излечимый придурок, потому что, ну кто вообще кидается зефиром во время фильма? А потом ещё и всячески пытается отвлечь Гарри и рассмешить его (потому что фильм до жути скучный. Для Луи. Гарри просто обожает романтические комедии-драмы-мелодрамы).       В конечном счёте, Луи ползает где-то за Гарри, пытаясь заплести ему косичку («Лу, мои волосы ещё слишком короткие для этого!» — хнычет Гарри, пища от недовольства, на что Луи лишь высовывает кончик языка от усердия и говорит заткнуться). — Но Лууу! — Малыш Гарольд, твои волосы достаточной длины, я клянусь тебе! Просто в последний раз я заплетал косичку Лотти, когда она ходила во второй класс! — Но, Лу, это было вечность назад! Я обещаю, что отращу волосы специально для тебя, только, пожалуйста, не выдирай их сейчас.       Луи сдаётся. Но кто бы не сдался под напором этого кудрявого малыша, правда? К следующему разу он непременно усвоит технику плетения кос и изучит морфологию своего имени, потому что это частое «Лу» из уст кудрявого звучит слишком хорошо. ✖       Гарри всё-таки уговаривает Луи посмотреть фильм — хотя бы чуть-чуть. И когда в конце всё всё-таки прекрасно-замечательно-потрясающе, на сердце Гарри какая-то глухая непробиваемая пустота, ну, потому что главные герои, наконец-то, вместе, но Гарри… Гарри всё ещё одинок и неприятная пустота на запястье будто шепчет «ты будешь одинок, никто тебя не полюбит». Он осторожно косит взгляд на край ажурных букв (Луи в футболке, но специально прячет буквы. Он не доверяет мне, думает Гарри) и вздыхает (потому что Луи никогда не будет с ним, а сам он никогда не сможет быть с Луи).       Но Луи улыбается и предлагает поужинать вместе с его семьёй.       А этого, на самом деле, вполне достаточно. ✖       На Луи надеты домашние штаны, а его волосы растрёпаны, и Гарри думает, что это — самая милая из всех возможных вещей на свете (увы, всё-таки придётся сместить фотографии с котятами на второе место). Гарри тихонько смеётся и смотрит, как Луи щекочет своих сестёр. Ему так хочется незаметно сделать парочку кадров счастливой семьи и… счастливого Луи, совсем не похожего на того парня, что держит за руку свою Ханну Монтану (Гарри так же безумно хочется не выказывать своей ненависти к этой ни в чём не повинной девочке, но он пасует перед собственным сердцем, да).       Гарри думает, что в его волосах запутались звёзды, не иначе, потому что будь это по-другому, сейчас бы он был у себя дома, но на часах — девятнадцать тридцать девять и спешить домой совершенно не хочется (хотя бы потому, что теперь его там не ждёт ни один Луи).       Но Гарри благодарит Джоанну за ужин, Марка — за приятные беседы, а милых девочек — за их заботу. И подмигивает им. — Спасибо, миледи, за приятно проведённый вечер. Не забывайте кормить Луи! Обоих Луи, — подмигивает Стайлс голубоглазому, но тот лишь чуть обиженно и гордо фыркает в ответ. Гарри думает, что в это мгновение Луи похож на заласканного лучами солнца льва. На душе, отчего-то, становится слишком тепло и слишком тоскливо (уходить не хочется).       Гарри целует Фиби в щёку и посылает воздушный поцелуй Луи, вновь подмигивая.       Тот задорно смеётся и всё так же не понимает, почему обижаться на кудрявого так тяжело. Но зелёные глаза сияют и улыбаются, и Луи счастлив в это мгновение.       Гарри хрипло шепчет «Покааа» и выходит за дверь.       Весь дом погружается в тихое вечернее спокойствие. ✖ — Томмо, — шепчет Лиам, с усердием нажимая на кнопки компьютера. — Что значит, что ты ничего не чувствуешь рядом с Ханной? — Луи пожимает плечами и продолжает пялиться в экран телефона, листая ленту Твиттера. — Но это же невозможно! — возмущается Пейн и смотрит на абсолютно спокойного и незаинтересованного Луи. — А что ты чувствуешь рядом с Зейном? — поднимает свой взгляд Томлинсон. Лиам мечтательно закатывает глаза и Луи думает, что сейчас он больше всего похож на щенка, чем когда бы то ни было. — Эм… Бабочки. И не в смысле «бабочки в желудке», а в смысле… окрылённость. Будто бы я витаю где-то над облаками. Тепло. Будто оно разливается по венам. Как после хорошего виски, знаешь, только перед этим нет той горчинки. Ещё, будто всё внутри переворачивается вверх тормашками, будто подвешивает за ноги. Иногда от этой сладости тошнит, знаешь. Но… между нами вроде как нет никаких чувств и эмоций. Он, похоже, просто принял это, как данность. — Мне жаль, Пейно… — шепчет Лу и задумывается. Интересно, а считается ли раздражение «переворотом вверх тормашками»? Луи не знает ответа.