Слова сплетаются в затейливую нить...

Ягун ничего никому рассказывать не хотел. Да и вообще, почему-то играющему комментатору было как-то не по себе от одной мысли о том, куда именно они с Иваном направлялись. Валялкин тем временем смотрел пристально на сфинкса, дожидаясь, пока их наконец-то пропустят к Сарданапалу. Сфинкс всегда оставался достаточно страшным и опасным животным. Золотилась его шерсть в лучах невидимого света, который не мог нынче быть солнечным, а откровенное воспоминание о Египте, в котором Иван никогда в жизни не был, постоянно заставляло думать о том, насколько же много всевозможных стереотипов связано с этим несчастным зверем, которого все предпочитают мучить. Ваньке было жаль его, жаль как минимум по той причине, что Сфинкс навеки оказался прикован к Сарданапалу и дурацкой двери, с которой частенько сливался, он был частью чего-то мёртвого, а Ванька оставался единственным, кто воспринимал его живым. Валялкину нравилась его шерсть, которая буквально светилась на солнце песком, но только тут не было солнца, и парень каждый раз подавлял в себе предельное разочарование. Сарданапал не должен был поступать вот так со столь благородным животным – но он поступил, за что Ванька никогда не смог бы его простить, если бы Академик был для него чем-то большим, чем Директор. Но, впрочем, в Тибидохсе у него были друзья, а были те, кого он просто уважал. Сарданапал, естественно, мог относиться только ко второй группе, ведь он не был Тарарахом, он не был тем, кто настолько сильно пытался идеально выполнить собственное предназначение. А вот Тарарах даже без магии умудрился совершать невероятные, прекрасные вещи, он помогал возвращать к жизни многих, не требуя ради этого никакого колдовства. Это происходило само по себе, одной любви было вполне достаточно. Почему-то внук Ягге теперь загадывал желание, чтобы Академика и вовсе даже не было на месте. А вдруг? Вот повезло бы! Он чувствовал, что то, что они собирались сделать, было бы окончательным предательством старой дружбы, и это внушало определённый страх и напоминало о том, что последствия могут быть кошмарными. - Танька тебе этого никогда не простит, - задумчиво протянул Ягун, словно собираясь остановить Ивана. Валялкин тем временем почти что договорился со сфинксом, и тот даже умудрился немного посторониться. Казалось, это огромное подобие кошки уже даже шипеть разучилось, да и Валялкин, наверное, его тоже когда-то лечил. Валялкин слишком много думал о животных. Казалось, он не представлял без них собственное существование, и самой большой трагедией для Ивана было бы то, что он оказался бы вынужден попрощаться с собственной любовью к зверям и был бы вынужден остаться только с людьми. Забота, которая имела начало где-то в его душе, даже не в разуме или сердце, которое оставалось просто мешком из мышц, существовала в своей безграничности уже слишком долго, и это приводило к какому-то слишком идеальному итогу. Это было прекрасно, это было замечательно, вот только только Ванька почему-то забывал о том, что существует ещё и реальная жизнь, в которой он тоже должен присутствовать, иначе ну ничего хорошего уж точно не получится. Точно. Ягун был уверен в том, что через руки ветеринара скоро всё животное население Тибидохса пройдёт. Не иначе. Валялкин никогда никому не отказывал. …Сарданапал показался совершенно неожиданно в конце коридора, внимательно всмотрелся в пространство, явно пытаясь понять, кто пришёл к нему в гости, а после радостно улыбнулся. Черноморов выглядел достаточно необычно, как для нормального человека, но вполне стандартно, как для себя самого. Переливалась всевозможными красками его вечная борода, к которой все уже чрезмерно сильно привыкли, чтобы сейчас думать о том, шла она Сарданапалу или нет. Может быть, ему следовало немного изменить собственный подход к внешности, но вот почему-то мужчина забывал об этом. Усы то и дело пытались дотянуться до бороды, точнее, только правый, ведь левый был слишком увлечён тем, что откровенно надеялся щёлкнуть Сарданапала по носу, а после потянулся к пуговицам его камзола, но был недостаточно длинным. Сегодня, впрочем, Черноморов был в относительно нормальной обуви, что тоже казалось для него достаточно удивительным, поэтому нельзя было предъявлять по отношению к нему слишком много претензий, это было бы, пожалуй, чрезмерно опасным вариантом. Но, впрочем, не столь важно – следовало пока что забыть о его внешности и вспомнить о важном деле, ради которого люди и появлялись на пороге этого кабинета, явно не для того, чтобы посмотреть на экстравагантную внешность человека, который правил этой школой. - Здравствуйте, здравствуйте, - закивал он ученикам, поглаживая себя по радужного цвета бороде. Ягун тоже кивнул Академику и хотел почему-то сказать, что они просто случайно заблудились тут, словно это могло бы быть реальным. Смешно просто. Конечно же, заблудили. В Тибидохсе. В Тибидохсе, который знали, как собственные пять пальцев, нет, наверное, даже намного лучше. Это всё равно что между двумя соснами искать третью, чтобы было реально сбиться с пути. Всё это внушало определённый страх, но, тем не менее, Валялкин решительно посмотрел на своего друга, словно напоминая ему о собственной цели прихода, которая могла бы иметь какой-то смысл. Но зачем? - Мы подозреваем, что с Таней что-то не то, - промолвил совершенно уверенно Валялкин. – Она путает все факты, она понятия не имеет, что нас связывало в прошлом, потеряла умение летать! Сарданапал посмотрел внимательно на учеников, а после взмахом руки отогнал куда-то в сторону сфинкса. Тот зарычал достаточно сердито, так, словно пытался охранять кабинет даже от самого Черноморова. Сфинкс казался слишком злым. Наверное, ему было просто чрезмерно больно на протяжении стольких лет просто оставаться тут, не иметь возможности уйти куда-нибудь или прогуляться. Он был привязан, скован, у него не осталось права на собственную жизнь, и гадким было уже то, что несчастное существо принуждали к чему-то подобному. Нет, сейчас сфинкс рычал вполне справедливо, и теперь его ненависть невозможно было остановить. Казалось, зверь демонстрировал свои зубы не просто так, а его когти скрипели по полу, оставляя на камнях едва заметные следы от царапин, которые, впрочем, были достаточно глубокими, но затягивались благодаря магии. Его шерсть встала дыбом, и сфинкс очень злился, но это слишком трудно было принять. Впрочем, он достаточно быстро отступил, не соглашаясь наражаться на магическую опасность, и Сарданапал всё-таки зашёл в кабинет, взмахом руки приглашая и учеников светлого отделения. Почему же было настолько не по себе? Ягун толком ничего и не говорил. Его взгляд останавливался на ковре, на столе Сарданапала, скользил по кабинету. Кабинет Сарданапала был просто огромным. Казалось, тут можно было играть в футбол, да и вовсе, бегать тут. Наверное, тут могло бы поселиться достаточно большое количество лопухоидных семей, и они были бы счастливы, если б их квартира по размеру оказалась хотя бы десятой счастью этого места. Пол же застилало огромное количество всевозможных ковров, потому что одного настолько огромного отыскать было просто невозможно. Шкафы с книгами были буквально забиты всевозможной литературой, а клетка с темномагическими томиками подпрыгивала на месте, требуя к себе повышенного внимания. Сам Черноморов всегда казался каким-то слишком маленьким, если соотносить его размер с объёмами кабинета, но это никогда не смущало Академика, он откровенно демонстрировал, что совершенно не думает о том, как выглядит, и это было совершенно нормально для человека с таким опытом и с такими магическими силами. Парень даже начал постепенно ощущать себя шпионом, хотя это, естественно, было отвратительной глупостью. Наверное, следовало изменить тактику собственных действий. Внук Ягге выглядел потерянным. Он наконец-то присел на диван, позволяя говорить Ивану, а сам подбрасывал в руке какой-то маленький мячик, скрученный из бумаги и ещё чего-то. Сарданапал слушал. Его усы то и дело толкали бороду, явно собираясь продемонстрировать, что они тут главные. Академик не обращал внимания. Казалось, ему внезапно стало абсолютно всё равно, просто наплевать на то, что творили некоторые части его тела. Борода взвилась в воздух. Она щёлкнула по носу Сарданапала, а после обвилась вокруг его шеи, и мужчина лишь сокрушённо вздохнул. Он слушал Валялкина поразительно внимательно, пусть и порывался не прислушиваться и не верить его словам. Всё то, что только он говорил, полностью подтверждало недавно найденное пророчество, которое завалялось в библиотеке джинна Абдуллы. Пророчество Древнира. Оно, казалось, могло открыть глаза на все опасности, хотя Сарданапал не расшифровал его до конца. До этого момента. Но теперь большинство секретов стали относительно реальными, можно было даже поверить в них. Достаточно просто. Теперь Сарданапал не мог позволить себе пропустить хотя бы несколько слов, потому что от всего, что сказал бы Иван, зависела их общая судьба, судьба всего Тибидохса и всего мира. Парни пока что этого не понимали. Но Сарданапал-то не был ребёнком и прекрасно знал, что не должен просто так поддаваться на какой-то подобного рода соблазн. Поверить. - Мы считаем, - внезапно подал голос Ягун, - что с Таней что-то случилось, и поэтому она такая странная. Может быть, у неё шок после случившегося! Валялкин бросил на друга недовольный взгляд, словно отрицая то, что было сказано им только что. - Мне кажется, - внезапно подал голос Иван, - что даже после шока Таня нам всё бы рассказала! - Тогда что? Она не предательница! Играющий комментатор вообще порывался продемонстрировать, что он на стороне Тани – бедная, напуганная девушка. Ягун, казалось, уже даже забыл, что пришёл в этот кабинет с обвинениями – он теперь смотрел на Сарданапала с надеждой. Со слишком сильной надеждой. - Таня не предательница, - прошептал Валялкин внезапно. – Но если это вообще не Таня, то что тогда? Сарданапал вздохнул. Пророчество гласило об этом.