Слова сплетаются в затейливую нить...

Не надо было думать долго над вопросом доверия – Таня и без того прекрасно знала, что никому верить не может. Ей не хотелось признавать этот факт, но, тем не менее, куда легче было согласиться с подобным, чем вновь и вновь сталкиваться с тем, что жизнь её находится в серьёзной опасности, что давно пора было бы уже изменить правила собственной жизни. Но, пожалуй, сделать это не так уж легко, как сказать, и Таня понимала, что в достаточно серьёзной опасности. По крайней мере, если она не попытается всё это изменить, то однозначно будет оглашена предательницей. Естественно, Чумья и, предположительно, Жанин, только и будет этого ждать, по крайней мере, Таня ожидала от них именно этого. Естественно. Понятно. Логично. Они никогда не были добрыми, но добро и воспрещалось в том мире, в котором она жила до этого. В том воспрещалось, но ведь здесь это только приветствовалось, и Таня порывалась продемонстрировать, что она очень даже серьёзно закрепилась здесь и никуда ни за что не уйдёт. Нет уж, она отлично знала, что делает, и отступать – не в правилах Татьяны Гроттер и Таньи Грутти. Пусть бы говорили всё, что только им в голову взбредёт! …Было уже достаточно темно, а Танья потеряла окончательную надежду на то, чтобы хоть как-то отыскать общие ниточки для разговора со Склеповой. Ночью Тибидохс казался более мрачным, чем обычно, наверное, потому, что это тёмное время суток постоянно нагоняло невероятной таинственности на весь мир и преследовало его с невообразимым постоянством. Именно поэтому школа, которая обычно казалась синонимом ко всему светлому, сейчас стояла, окутанная кромешной тьмой, и только словно внимательно наблюдала за всеми редко вспыхивающими окнами то тут, то там. Но на эту сторону школы выходили окна из школьных кабинетов, а там пока что никого не было, ведь было достаточно поздно, поэтому можно было не ждать никаких сигналов из окон, разве что только кому-то слишком сильно пожелается веселиться дни и ночи напролёт. Но, как ни крути, желающих было поразительно мало, наверное, по причине опасности этой затеи. Они возвращались обратно после очередного, третьего за сегодня совещания с Жанной, и это казалось просто-напросто глупым. Девушке не хотелось приходить туда, куда говорила Абот, а она была вынуждена это делать, потому что Жанна возомнила себя командиром. Тоже, командир великий. Подумаешь! Гроттер хотелось сказать, что она подчиняться не будет, но ничего подобного не сорвалось с её уст ни разу. Таня прекрасно понимала, что говорить такое очень опасно, а умирать она пока что совершенно не планировала. Они уже ступили на жилой этаж, и теперь оставалось несколько метров до комнаты, но Таня остановила Склепову, поймав её за рукав особо откровенной блузы. И как только Гробыня может натягивать на себя подобное? Неужели ей не стыдно демонстрировать собственное тело всем, кому только не лень? Фривольность в выборе нарядов у Гробыни никуда так и не исчезла. Она была до сих пор уверена в том, что её наряды ей действительно идут, и не собиралась демонстрировать сомнение по этому поводу. Может быть, с какой-то точки зрения Склепова поступала предельно правильно, но её внешний вид смущал Таню и заставлял её вновь негодовать по этому поводу. Как можно одеваться подобным образом, как можно продолжать создавать видимость собственного образа, с которым она уже настолько сильно свыклась за последнее время? Действительно, Таня не могла смотреть без недовольства на юбку, которая едва-едва выглядывала из-под широкого пояса, на блузку, которая явно должна была иметь ещё как минимум две три пуговицы – но Склепова их срезала, преследуя какую-то свою странную цель. Это не означало, что Склепова была плохой, совсем нет, просто порой вызывало раздражение то, как она себя вела. Большое раздражение. И не просто так. - А тебе не кажется, что пророчество, о котором все говорят, вообще может быть лживым? – уточнила наконец-то Таня. Она просто пыталась не забывать о том, что на самом-то деле там шла речь о том, что Чума вселится в неё саму. Ведь прямой намёк уже в первой строчке, очевидно, продолжался и повторялся дальше, просто Таня не могла призвать громы и молнии на свою голову, процитировав это Склеповой, она опасалась её предательства. - Да ну, я думаю, это правда. На лице Гробыни отразилось искреннее недоумение – в конце концов, а какой смысл был бы лгать? Тане захотелось смеяться. Она прекрасно понимала, что на самом-то деле всё там может оказаться более чем неправдой, ну, или же сбыться нескоро – а может, речь о другой рыжеволосой? Но Гроттер присматривалась, но никого с настолько рыжими волосами она найти не смогла, сама подходила куда лучше. Гроттер неуверенно провела кончиками пальцев по своим волосам, словно пытаясь понять, почему они так подводят её. - А говорят, молодая Чумья была похожа на тебя, - внезапно промолвила Склепова, присматриваясь к Тане. Гроттер фыркнула. - Оставь меня! – топнула ногой она. – Оставь и не морочь мне голову, понятно? – девушка отмахнулась и вновь решила вернуться обратно коридором куда-то к Бейбарсову, лишь бы не в их общую с Анной комнату. Она сама не понимала, откуда внезапно появилось глупое желание увидеть Бейбарсова, но оно присутствовало, и никуда не денешься. Может быть, всё так происходило по той причине, что Глеб оставался единственным, кому ещё пока что можно было доверять, а может, причина была в чём-то другом, пояснять пока что самой себе подобное было достаточно трудно и смешно, но выбора не оставалось. Тане казалось, он только что возник перед её глазами, усмехаясь и язвительно сообщая что-то, вот только рыжеволосая прекрасно знала, что Глеба даже близко нет. Она слишком сильно доверяла в последнее время всему, что происходило вокруг, и это откровенно начинало раздражать. - Ты куда? Таня не ответила на вопрос Склеповой, но дёрнула за дверную ручку комнаты Бейбарсова откровенно и явно демонстративно. Она словно пыталась показать, что более чем не скучает, а самое главное, что ни у какой Чумьи нет над нею власти. Как жила, так и живёт. - О, ещё один вечерний визит? – оторвавшись от книги, которую он читал, весело протянул Бейбарсов, но Таня лишь фыркнула. Она присела на краешек кровати рядом с ним, словно ожидая ещё какой-то реакции, но упрямо молчала. Наверное, это можно было бы считать каким-то… Намёком? Комната Бейбарсова казалась сейчас немного пустоватой и совсем уж необжитой – хотя, может быть, этот факт оставался вполне логичным. Но, впрочем, несмотря на аскетическую скромность помещения, тут можно было даже вполне нормально жить – ну, как-то же это получалось у самого Глеба, а он не особо жаловался на свои трудные жилищные условия. Бейбарсов приобнял её за талию, а после отложил в сторону книгу, которая почему-то заинтересовала Таню. Гроттер потянулась было к томику, чтобы посмотреть, о чём он, но Бейбарсов перехватил руку девушки, притягивая её к себе. Таня была готова поклясться – на обложке написано "параллельные отражения", а ведь это улика! Улика его предательства. Но спросить она не успела. Бейбарсов вновь весьма настойчиво поцеловал девушку в губы, скользя кончиками пальцев по её коже, стягивая с неё футболку и не позволяя девушке просто так убежать прямо сейчас. Гроттер дёрнулась. Это было бесполезным, но она не успела, естественно, вырваться, не успела бы даже тогда, если б была сильнее. А ещё не хотела. Таня обвила руками шею некромага, не желая отстраняться, да и вообще, каков был бы смысл в её сопротивлении? Она поцеловала его в губы, а после скользнула по пуговицам рубашки некромага, словно действительно поддаваясь соблазну. Почему бы и нет? Гроттер содрогалась от каждого поцелуя, который словно клеймом оставался на её теле, закусывала губу, выгибаясь в его руках. Почему нет? Зачем сбегать? Какой в этом был бы смысл? Она давно уже потеряла всякие шансы вырваться, но, впрочем, даже не пыталась совершить нечто подобное. Гроттер было приятно находиться рядом с ним, чувствовать тепло его тела, жар, который разливался и по ней тоже, не оставляя ни на одно мгновение в одиночестве. Непонятное ощущение чего-то странно-страшного окутывает ещё раз, заставляя задохнуться и хватать ртом воздух. Приятный жар разливается по телу, уже нельзя понять, сколько прошло времени. Уже ничего нельзя понять.