Слова сплетаются в затейливую нить...

Гроттер прекрасно понимала, что не должна ничего никому рассказывать, но, когда Ягун так пристально посмотрел на неё, словно требуя ответа, она всё равно не смогла прикусить язык. Зачем она рассказала? На самом деле, Таня больше всего на свете хотела промолчать, но почему-то у неё совершенно ничего не получилось. Рыжеволосая чувствовала себя невообразимо гадкой и неприятной, глупой и бессмысленной, и это было нормально. Она просто сидела на подоконнике и смотрела на противоположную стену, которая была вся изрезана какими-то странными трещинами. Это отвратительный, ужасный мир, в котором просто невозможно нормально выжить – вот что знала Таня сейчас на самом деле. Она предпочитала упрямо молчать, не проронила ни единого слова с тех пор, как рассказала всё Ягуну. И Валялкину. Лучше б только болтливому играющему комментатору – тогда она могла бы быть совершенно спокойна за всё! Он бы не стал выдавать её, действительно, он бы не стал – потому что это было не в его правилах, не в его привычках. Это правильно. Гроттер была уверена, что тот, кто предал однажды, сделает точно это самое и завтра – и она почему-то считала, что Ванька поступит точно так же ещё и ещё раз. Ей казалось, что именно он виноват во всём, что случилось, поэтому Таня ну никак не могла испытывать совершенно никакого позитива по отношению к Ваньке, как бы только она ни старалась это сделать. Может быть, Гроттер поступала не слишком правильно сейчас, но она не оставила для себя никакого выбора, только радикально, пусть и мысленно, заявила, что совершенно не собирается поддаваться чему-то непонятному и смутно смахивающему на предательство, на которое толкал её Ванька. - Это всё некромаги, - заявил Иван. Он ревновал Таню, несмотря на то, что та не подавала повода для восстановления отношений, и мечтал вернуть её. А рыжеволосой было предельно смешно, хотя, казалось бы, она не должна была смеяться с чего-то подобного. Просто она очень устала от того, что все чего-то хотели от неё, но никто не посмел показать на своём примере, как выполнять эти требования. Как же глупо. Тане казалось, что её выжали, словно никому не нужную тряпку, вот только она продолжала терпеть. И держаться. - Глеб тут ни при чём! – воскликнула девушка, уверенно глядя на Ягуна. – Не смейте его оговаривать, слышите? Таня не понимала, когда успела понять, что Бейбарсов – это тот человек, которому действительно можно доверять, - но раз уж так было, то она совершенно не хотела предавать его. И нормальным казалось то, что она всё ещё имела возможность общаться с Глебом, могла бы подойти к нему и поцеловать его, взять за руку… после того, что между ними, нормальным казалось продолжать отношения вполне нормально, а не отпрыгивать в разные стороны друг от друга. Ягун кивнул. Ему, если честно, было наплевать на то, что там с некромагом, он просто предпочитал не обращать на него внимания. Если они были на драконбольном поле, то Ягу разве что бросал в сторону Бейбарсова несколько шуток, не больше. Может быть, они обменивались пасами. Бейбарсов прекрасно взламывал блокировки телепатов, удерживая при этом свою – в драконболе с заговорённым пасом он был просто незаменим. Он вообще часто был незаменим. - Послушай, я понимаю, что вы вроде бы как встречаетесь в последнее время, но всё равно это ничего не значит и… Отговаривал её Валялкин. Этот светловолосый, голубоглазый мальчик, который совершенно ничего для неё самой не значил. И его глаза. Она всматривалась в них, встречая только стандартную глупость всего человечества, зло, которое таилось за маской. Глаза Валялкина внезапно оказались слишком пронзительными. Они словно впивались в её душу и пытались вытащить оттуда что-то, вытянуть слишком важную информацию, ту, на которую только были способны. Гроттер чувствовала, как что-то непонятное и неизвестное роется в глубинах её мыслей и сознания, а самое главное, она понимала, что всё это не закончится хорошо. Таня понимала, что прежде относилась к Ивану совершенно по-другому, но сейчас она жила в совершенно других условиях, оказалась в мире, который был так непохож на её предыдущий, в мире, в котором можно любить, но не положено вспоминать чувства. Может быть, она бы и вернулась когда-то к Ваньке, но у неё уже был человек, которого она вроде бы как полюбила, а расставаться с ним Таня совершенно не хотела, она просто не видела в этом смысла. Ей стало неприятно. Гроттер сама не понимала, что именно в Иване больше всего раздражало её, но, тем не менее, она не проронила ни единого слова. Скорее уж просто поддерживала то, что говорил Ягун, но бесконечно отрицала всё, что сообщал Валялкин. - Я, может, его люблю! – воскликнула наконец-то девушка, словно пытаясь защитить как-то Глеба. Перед глазами полыхнул его образ. Казалось, Бейбарсов не должен был привидеться ей сейчас, но горели с поразительной силой его извечно чёрные глаза. Таня прежде не была уверена в том, что он действительно способен смотреть на неё именно вот так, а вот сейчас вдруг убедилась, что на самом деле это вполне логично. Он казался немного монументальным пока что, хотя, может быть, это всего лишь аллюзия на реальность, в которую она так сильно хотела верить. Боль пронзила сердце неожиданно, только называя себя плохим предчувствием, а Таня была уверена в том, что что-то тут не так, а она никак не может разобраться окончательно в том, что именно столь резко переменилось. Это случилось совершенно неожиданно, Таня даже сама не надеялась увидеть его прямо сейчас перед своими глазами, но это уже случилось. Как так? Казалось, она пыталась сама себя переубедить в том, что непоследовательная ненависть слишком запретна. А какого цвета непоследовательная ненависть? Неужели такого же, как и то, что эти глупые существа продолжают с уверенностью называть любовью? Неужели? - Таня, действительно, если Аббатикова делала что-то подобное, то и Бейбарсов замешан в этом, - промолвил Ягун. – Как бы ни грустно мне было признавать подобное, ты прекрасно должна понимать… - Должна, - кивнула Гроттер. – Но он не виноват. Глеб тут ни при чём, он терпеть не может свою сестрицу! Да, сестрицу. Зато она пытается вернуть Гулеба. А если уже вернула, то что тогда? Что, если он давно уже тут и просто обманывает всех на свете, так, как она не умеет? Что тогда? Возможно, его цель – влюбить в себя Таню, чтобы она могла защитить его. Всё может быть. Ведь Гроттер сама была готова к тому, чтобы броситься заступать собою некромага, чтобы его не тронули. За что?! Может быть, именно потому он так и не успел пояснить ей, почему до сих пор не ненавидит её. Ведь он знает правду. Сомнения, бесконечные, бессердечные и глупые, терзали её постоянно, и девушка чувствовала себя пустой. Пустой, а самое отвратительное, совершенно никому не нужной, такой, что становилось просто стыдно. Гроттер вздохнула. Тане стало просто пусто – может быть, потому, что она давно уже потеряла логику в собственных действиях? Но она всегда собиралась. - Глеб не виноват! – воскликнула она ещё раз, поднимая голову, но поняла, что Валялкин уже ушёл. Гроттер казалось, что Ванька откровенно сбежал, и она понимала, что за это будет ненавидеть его ещё больше, чем прежде, может быть, временно без особой причины. Но она умела их придумывать, она вообще достаточно многое умела, а Ванька – нет, и это казалось его величайшим минусом. Она уже не могла видеть Валялкина, но злоба продолжала кипеть в крови девушки, а она умела мстить, по крайней мере, в те мгновения, когда это действительно казалось ей важным, и умела постоять за себя. В её душе вспыхивал неясный факел надежды, что кто-то в чём-то разберётся, но она была воспитана на совершенно других идеалах давно уже забытого времени крови и боли, о котором теперь совершенно никто не желал вспоминать. Она не была идеалисткой. И радовалась этому. Ягун стоял рядом с нею. - Ванька к преподавателям, – коротко и как-то грустно пояснил он, словно надеясь на понимание со стороны Тани.