В игре

Стою, упершись руками в раковину, в ванной, где воды не было с начала игры, смотрю на свое отражение в грязном зеркале. Стекло в чьей-то крови, тело я убрала, как только обнаружила эту квартирку. На краю раковины лежит нож, собираюсь обрезать волосы. Они слишком длинные для игры, если схватить посильнее и рассчитать удар, то можно запросто убить. На заляпанном стекле почти не видно лица, лишь какое-то мутное пятно. Натягиваю рукав куртки пальцами и протираю поверхность. Сзади стоит тот юноша. Оборачиваюсь резко, прижимаюсь к раковине и смотрю на него. Выглядит он хреново – бледный, с синяками под глазами, с посиневшими потрескавшимися губами. Повезло ему, что пуля в легкое не попала, иначе не стоял бы сейчас здесь. Но взгляд у него остался тот же, что и в том доме. Он лукавый, с хитринкой и изучающий. Точно заглядывает прямо под кожу. Он глядит на меня, потом останавливается на левой руке в перчатке. Не понимает, почему я ношу ее все время. Думает наверняка, что там метка. Уже нет. У него крепкое тело, как раз для выживания в игре, крепкие мускулы, сильные руки. Я сняла с него куртку, когда притащила сюда, нужно было осмотреть рану. И там все намного хуже, чем я думала сначала. Он остался передо мной в одной серой майке. На шее у него откуда-то взялся кулон-ключ. Наверное, остальных игроков просто не лишили украшений. Медленно завожу руку назад, хватаю пальцами приготовленный нож, готовлюсь, если вздумает на меня наброситься. Юноша еще несколько мгновений на меня смотрит, пробегается взглядом вверх-вниз, запоминает, задумчиво кусает губу. О чем ты думаешь постоянно? - Почему не бросила? – первый вопрос, – я же опасен. - Почему не пристрелил? – я тоже. Он сверлит взглядом, потом устало прикрывает веки и вздыхает. Плечи обессилено опускаются, во взгляде маячит смертельная усталость, мастерски запрятанная за суровой бесчувственностью. - Выходит, мы квиты? Киваю. Я должна казаться ему загнанной в угол жертвой, но никак не безжалостной убийцей. Я уже спасла его жизнь, заслужила что-то вроде доверия. Хорошо бы, чтобы он так тоже думал. Он слабеет на глазах. Рана опять открылась. Если ему не помочь, то закончится это очень плохо. Надо же, впервые в жизни я хочу кому-то помочь. - Тебе надо рану обработать. Сдохнешь, если запустить. Он склоняет голову набок и изображает подобие улыбки. - Только после того, как ты положишь нож. Прикидываю, смогу ли справиться с ним. Учитывая его состояние и мою механическую руку (сильный противовес) думаю – да. Киваю, выпускаю из пальцев нож и показываю ему пустые ладони. Он хмурится, глядя на перчатку, но разворачивается и возвращается в комнату, куда я его притащила. Остальные комнаты дома, помимо ванной, для жизни больше непригодны. До многоквартирника в первые дни добрались несколько детишек. Идиоты завалили дом обломками, переломали все, до чего дотянулись руки. Из всех квартир более-менее приличной осталась только эта. Зато здесь теперь безопасно, потому что, пройдя три этажа, я вовсе хотела развернуться обратно. Не надеялась найти целый дом. Повезло. Парень осторожно ложится на диван, на живот и наблюдает за мной, пока я роюсь в рюкзаке и ищу медикаменты. Глухо ругаюсь, когда понимаю, что не осталось ничего. Он молчит, напряженный как струна. Разделяет мои мысли по поводу доверия. Точно ведь по доброй воле к игре присоединился. Нахожу в рюкзаке ополовиненную бутыль спирта. Должно хватить на первое время. Потом придется искать антибиотики. Огнестрельное ранение само по себе страшно. В игре оно страшнее вдвое. Беру бутылек и шагаю к парню. Смотрит на меня с опаской, прикидывает, не сильно ли я тронулась умом. Сильно. Не переживай. Задираю ему майку до самой шеи, вздрагиваю. У него метка на спине. Сначала вздрагиваю, потому что узоры повторяют хребет, выбитые точно поверх него, а потом беру себя в руки, поливаю на рану спирт, вижу, как он сжимает от боли пальцами диванную подушку. Еще немного и прорвет ее. Пока больше ничем помочь не могу. - Скажи, что буду жить. - Не будешь, – не люблю врать. Откинешься к вечеру. - Нужно вынуть пулю и зашить рану. Нужны антибиотики, – он, пораженный, смотрит на мое безразличное лицо, когда я разглядываю начавшую гноиться рану. Очень плохо. – Спирт на пару часов остановит гниение. Поднимаюсь на ноги, прикидывая, что делать. Только идти в город и искать аптеку. Если повезет, найду хоть что-нибудь. Об антибиотиках можно забыть, но хотя бы добротный острый нож раздобыть я должна. Обрезать края раны и зашить ее. И пинцет бы не помешал – пулю доставать. Что-то слишком большой список нужен ради твоей никчемной жизни. Он хватает меня за руку (здоровую, к его же счастью) и сжимает ее повыше локтя. Смотрит на меня с прищуром. Не доверяет. Понять пытается. А вопрос озвучивает позже: - Почему спасла? Стряхиваю его руку и накидываю на плечи рюкзак. Сую за пояс нож, перезаряжаю пистолет. Он глядит на меня с удивлением – не думал, что та милая напуганная девочка так лихо обращается с оружием. То ли еще будет. - Хотела бы убить, просто бросила бы там. Успокойся уже и просто дай мне тебе помочь. - Эй, - парень пытается привстать на локте, но рука подводит, и он тяжело валится на подушки. – Как тебя зовут? Молчу. Соврать? Нет. Если спасу – будет должен. Если сдохнет, то никому и не скажет. Выдыхаю и говорю правду. - Джилл. Притормаживаю у выхода, вполоборота глядя на него. Давай же, пойми сам. Не люблю спрашивать. - Лукас. - Не сдохни тут. Ухожу из дома и слышу вслед: - Вот уж постараюсь.