Крыло сизого ворона

Всю свою сознательную жизнь Александр считал себя ответственным человеком. Да, в юности он был еще тем балагуром, любил шумные вечеринки, да и сейчас был совсем не против составить компанию студентам. Но даже тогда он всегда отдавал отчет своим действиям. И сейчас, спустя несколько лет, он считал себя абсолютно таким же. И его ссора с Кириллом, абсолютно нелепая и в то же время очень серьезная, выбивала из колеи. Еще ночью он думал про то, что парень может идти куда угодно, но утром, когда любовник не вернулся, Измайлов начал беспокоиться. В отличие от самого себя, Сорокина он самостоятельным не считал. Тот пытался таким казаться, но фактически всю жизнь рос под крылом у родителей, которые никогда не давали ему ни в чем нуждаться. Даже в поисках работы он был слишком разборчив. Хотя, казалось, тебе нужны деньги, очень нужны, и поскорее, так что выбирать? В свое время Саша брался за любую работу. Это сейчас он вырос до хорошей должности с хорошей заработной платой, а в бытность студентом кем только ни приходилось работать, потому что действительно нужны были деньги. А Кирилл вел себя как ребенок, на его взгляд, и был искренне уверен, что делает все правильно. И сначала Измайлов хотел помочь, как-то донести своими способами (крайне неудачными, это он был готов признать), а потом сдался, скорее из-за Сергея, доказывающего ему, что надо дать парню самостоятельность, чем из-за чего-то еще. Сейчас он об этом... Нет, наверное, все-таки не жалел. Просто неприятное чувство все же поселилось где-то внутри, и разъедало его весь остаток ночи. Еще хуже стало утром, когда Сорокин домой так и не вернулся. Александр помялся, потом все же решил набрать Котова, потому что в прошлый раз он нашел любовника именно у него. Никита, для которого семь утра было вообще несусветной ранью, поднял трубку далеко не сразу, а когда все же ответил, то Измайлов не мог не отметить хриплый спросонья голос. Он и раньше его слышал, когда они так странно встречались. А сейчас почему-то он провел невольное сравнение этого голоса Котова и голоса Кирилла, слегка хрипловатого, но все равно достаточно тонкого, когда он только просыпался. - Что случилось? - за что Саше нравился Котов, так это за то, что он прекрасно чувствовал то ли людей, то ли ситуации. Да и в некоторые моменты с логикой дружил: Измайлов вообще редко ему звонил, практически никогда после того, как он снова сошелся со своим любовником, которого так отчаянно пытался забыть с ним. А тут он позвонил рано утром. Саша даже хмыкнул. - Кирилл не у тебя? - Измайлов тоже не стал ходить вокруг да около. - Нет, - в голосе у Никиты слышалось неподдельное удивление, а потом нотки беспокойства. - Что-то случилось? - Ну, как тебе сказать, - Александр задумчиво посмотрел в окно, а потом решил, что говорить надо так, как есть. Никита действительно мог помочь, как сильно бы Саша не хотел принимать чужую помощь. - Мы поссорились с Кириллом, и он ушел. - В ночь? - с легким смешком уточнил Котов, явно не теряя чувства юмора. - Именно, - Измайлов тоже не удержался от смешка, правда, немного нервного. - Позвони ему, - посоветовал блондин, уже, видимо, полностью проснувшись. - Ай, уйди! - Что? - непонимающе нахмурился Александр. - Я Лорду, собаке. Да, блин, сейчас пойдем гулять. Стой! Отпусти! - раздался треск, звон и собачий лай. - Черт, Саш, прости, позже перезвоню. Тут мы вазу разбили, Мироненко меня убьет. Она, кажется, принадлежала его матери. Из трубки послышались гудки, и Измайлов снова усмехнулся. Никита не переставал быть Никитой вообще никогда, умудряясь даже разбить явно ценную вещь для любовника, за что его явно по головке не погладят. Но от проблем Котова у него самого меньше проблем не стало. А совет позвонить Кириллу был совершенно ненужным. Он уже звонил, телефон был выключен. Но в любом случае надо было собираться на работу, что Измайлов и сделал. А там мысли постепенно приходили в порядок, а нервы успокаивались. Саша уже вознамерился поехать после работы к Сорокину домой, потому что, по идее, больше ему было некуда идти. Это было единственным оставшимся вариантом после Котова. Но поехать сразу после работы не удалось. В начале шестого позвонил взволнованный Сергей, и сказал, что соседи сверху их затопили и что в квартире воды по щиколотку. Измайлов даже отпрашиваться у начальства не стал, сразу рванул на парковку, а потом, нарушая все правила, домой. И пусть старший брат говорил, что спешить не стоит: все равно уже ничего не сделаешь, сработал исключительно инстинкт. В квартире действительно воды было по щиколотку. Точнее, только в коридоре и ванной, но и этого хватило Сергею, носившемуся с тряпками и ведром. Саша тоже медлить не стал и, даже не закатав рукава рубашки и брюки, стал помогать избавлять свою квартиру от потопа. - А где эта фифа, которая нас затопила? - спросил он у брата во время спасательной операции. - У себя. Сама прибегала сюда, извинялась, сказала позже зайдет, а потом помчалась к себе заниматься примерно тем же, чем и мы сейчас, - объяснил старший Измайлов, выжимая с силой тряпку в ведро. - Хороший фитнесс для нее, - хмыкнул Александр, почесав тыльной стороной ладони нос, и тут же недовольно поморщился, потому что совершенно забыл про мокрые и холодные руки. - Знаком близко с ее привычками, что ли? - уточнил Сережа. - Не сказать. Пару раз до фитнес-клуба подвозил. В дверь позвонили. Резко, коротко. Потом еще несколько раз. Гость явно не хотел ждать долго. - Быстро она, - удивленно протянул Сергей. Саша не ответил. Он пошел открывать, а когда открыл, то моментально застыл, теперь уже в свою очередь удивляясь. На пороге стояла Виктория Анатольевна. При полном параде, в строгом костюме, приехавшая явно на машине, так как верхней одежды не наблюдалась, и женщина смотрела на Измайлова с крайним неодобрением. И это еще мягко сказано. Саше вообще показалось, что женщина готова его прямо тут вкатать в пол асфальтоукладчиком. По крайней мере, ее взгляд говорил именно об этом. - Добрый день, - нашел в себе силы справиться с изумлением Измайлов. - Простите, но что вы здесь делаете? - лучшая защита - нападение, верно? - Я приехала за вещами своего сына, - взгляд Сорокиной был настолько презрительный, что даже казалось, что он просто наигранный. Ну не может человек быть до такой степени высокомерным. Женщина заглянула в квартиру, выразительно выгнула бровь и поджала губы. - Будьте добры, - и в этом «будьте добры» было столько ядовитости, что даже язвительный Котов рядом с ней и рядом не стоял. - Принесите мне их, не очень хочется нарушать ваш курорт. Измайлов укол оценил, сдержанно улыбнулся, но с места не двинулся. - Вынужден вам отказать. Я отдам вещи Кирилла только Кириллу, уж простите, - в тоне он нисколько не уступал матери любовника. - Кирилл не хочет с вами видеться. А если захочет, то я ему не позволю. Вы и так слишком много проблем доставили нашей семье своими… предпочтениями, - Виктория Анатольевна даже в лице не поменялась, говоря все это. Словно не она этой ночью чуть ли не укачивала двадцатилетнего сына, бившегося в рыданиях, на коленях, а потом нервно курила остаток ночи на кухне, размышляя над сложившейся ситуацией. К мнению, к которому она пришла, она шла долго. В этот раз ей не хотелось давить на сына. Но, вместе с тем, она не могла ему позволить и дальше себя вести себя так, как ему вздумается. Это раз. И два: ей действительно не хотелось повторения такой ситуации, потому что тогда, в первую очередь, не выдержит она. Слишком уж непривычно для нее подобное. Кирилл долго не хотел давать адрес. Он даже не отнекивался, он просто молчал. Весь день молчал, не ел, и вышел из комнаты всего один раз, чтобы умыться и попить воды. А потом снова рухнул на кровать в своей комнате и тупо смотрел в потолок. Если бы Сорокина смотрела мелодрамы, она бы прекрасно увидела сходство своего сына с их героями, которые впадали в депрессии: настоящие, когда совершенно ничего не хочется. Кирилл даже впервые в жизни пропустил университет без причины. Просто взял и не пошел. А адрес он дал только к вечеру, когда мать, которая на работу тоже не пошла, просто натурально на него насела. И, видимо, ему было настолько плевать, что написав его на листке бумаги, вырванном из блокнота, он даже слова не сказал. Отвернулся к стенке и продолжил смотреть уже в нее. - Простите, - взгляд Александра буквально прожигал насквозь. Любого прожигал, но не Викторию Анатольевну, привыкшую к подобным взглядам и смотревшую не хуже. - Но это не ваше дело. И мои предпочтения, и наши отношения с Кириллом. - Он мой сын, так что это и мое дело. - Когда вы его выставляли из дома и говорили, что будете переводить деньги на карточку вас, кажется, это не волновало, - Саша сузил глаза. Он не понимал эту женщину, с самого начала не понимал. И, честно говоря, не знал, хочет ли понимать. На самом деле, он и контактировать с ней желанием не горел. Неприятный осадок того разговора в коридоре квартиры Сорокиных до сих пор был. И исчезать никуда не планировал. - Я пришла за вещами Кирилла, остальные разговоры меня не интересуют, - отбрила женщина. Сергей, наблюдавший за этой картиной, несколько непонимающе смотрел на них. Но одно он явно уяснил: мать Кирилла, а что это была именно она, он не сомневался - с логикой дружил, на слух не жаловался - совершенно не нравилась его брату. И тут взыграла солидарность: то ли мужская, то ли братская, то ли все вместе. - Простите, - Сергей достаточно вежливо улыбался. Не настолько, чтобы его улыбку можно было принять за неискреннюю, но и так, что ей можно было проникнуться. - У нас небольшое происшествие, как видите. Саша нервничает. Если вам будет удобно, то не могли бы вы… - Не могла бы, - оборвала его Сорокина. - Тогда до свидания, - на Александра внезапно накатила злоба, он с силой хлопнул дверью. Потом, видимо, быстро что-то решив, обулся, и как был: во влажной от воды рубашке, в мокрых брюках и носках, даже не надев сверху куртки, снова распахнул дверь и вылетел из квартиры, прихватив ключи от машины. Виктория Анатольевна только моргнуть успела, а Измайлов уже сбегал по лестнице вниз, игнорируя лифт. У квартиры Сорокиных он появился спустя полчаса. Он даже не нервничал, когда звонил в дверь. Ему открыла хорошенькая низенькая брюнетка. Как Саша понял, одна из сестер Кирилла. - Здравствуйте, - девушка смотрела на него удивленно. - Кирилл дома? - Да, - все также изумленно кивнула сестра любовника. - Но… Дослушивать ее Измайлов не стал. Он уже вошел в квартиру, отодвинул девушку в сторону. - Стойте! - воскликнула она, уцепившись за рукав его рубашки, но Александр без труда стряхнул ее руку. Он наугад продвигался по достаточно просторной квартире. И не ошибся, открывая дверь одной из дальних комнат. На кровати, повернувшись спиной к двери, лежал Кирилл, явно не привлеченный шумом из коридора. - Вставай и поехали домой, - сказал Измайлов. Сорокин вздрогнул и медленно повернулся в его сторону. Его глаза невольно расширились. Кого-кого, а Александра он тут не ожидал увидеть. И парень даже рта не успел открыть, как в комнату достаточно спокойным шагом, правда, не разувшись, зашла Виктория Анатольевна. - Он уже дома. И никуда не поедет. - Не вам решать, - Саша кинул на женщину неприязненный взгляд. Смысла скрывать свои чувства не было. Между ними и так было напряжение, едва ли не осязаемое. - Кирилл, вставай. - И не вам, - заметила Сорокина, чуть приподнимая уголки губ в усмешке. Кирилл уже сел на кровати, опустив ноги на пол, но руками комкал покрывало. Он выглядел весьма непривычно: растрепанный, в мятой футболке, растерянный донельзя. - Кирилл? - Саша уже терял терпение. Он был готов дернуть любовника за руку, взвалить на плечо и увезти. Жаль, дубинкой огреть нельзя. Сорокина и в суд на него подать может, впрочем, и за то, что он увезет ее сына тоже. - Я… - Кирилл еще сильнее стиснул покрывало и закусил губу. Он терялся в своих эмоциях. Ему было настолько плохо ночью, настолько все равно днем и настолько непонятно сейчас, что что-то определенное из этих ощущений невозможно было выделить. Сорокин не знал, хотел ли он остаться дома, под опекой матери, или же поехать с Измайловым обратно. Чтобы снова поссориться? Или урегулировать конфликт? Наверное, Саша все же успокоился и был готов к обсуждению их проблем, раз приехал. И вместе с этим, Кирилл был абсолютно не уверен, что готов к этому обсуждению. Он вообще сейчас был ни в чем не уверен. Все, что он планировал, сейчас казалось ему зыбким. А все что было - словно не с ним. Все пошатнулось в один миг, как он думал. Пошатнулось и упало. И вне его, и внутри него. Но, если бы он задумался, то понял, что шататься все началось совсем не в один момент, а постепенно. Как молочный зуб у шестилетнего ребенка, который шатаешь-шатаешь, а потом спокойно вырываешь. Только тут вышло неспокойно совсем. Сорокин сидел и смотрел на мать и любовника. Он даже, кажется, забыл дышать нормально. И не знал, что сказать им. Ему хотелось, чтобы они оба оставили его в покое, дали просто лежать и смотреть в потолок. Ничего не делать и ни о чем не думать. Так было спокойнее. А сейчас снова начинали подниматься совершенно ненужные эмоции и ощущения внутри него, сдабриваемые обидой и на Викторию Анатольевну, и на Сашу. Как-то раньше он никогда не замечал за собой способности обижаться, а сейчас вдруг понял, что почти ненавидит их обоих за то, что одна всегда пыталась контролировать его жизнь, а когда он решил немного сойти с выбранной дороги, его тут же отправили в ссылку. А второго за то, что он тоже пытается все контролировать, не дает и шагу ступить, а еще не стремится его понимать хоть на грамм, хоть на сколько-нибудь. И да, он обоих сейчас ненавидел за эти выжидающие взгляды и выбор, который он должен сделать прямо сейчас. Какой выбор? О чем вы говорите? Выбирать можно между чем-то одинаковым по своей составляющей. Между чаем или кофе, между сахаром или заменителем, между сортами колбасы. Но не между матерью и любовником. Это было подло с их стороны. Настолько подло, что хотелось им об этом сказать. Но вместо этого Кирилл просто встал с места, стянул с себя футболку, прошел к шкафу, также в полном молчании оделся. - Кирилл, если ты уйдешь… - начала, было, Виктория Анатольевна. Сын перевел на нее взгляд. И в нем было что-то такое твердокаменное, даже стальное, что она замолчала, не понимая, чем вызван этот взгляд. Раньше она подобного не замечала. Впрочем, она многого не замечала, если уж быть совсем честной. А Сорокин продолжил одеваться. Рубашка, джинсы, носки, тонкий пуловер. Он прошел мимо застывшей парочки к дверям в прихожей. Саша вышел за ним, оставляя Викторию Анатольевну в одиночестве. - Хочешь… Кирилл не дал ему закончить. Он точно также посмотрел на любовника, заставляя его замолчать. Потом обулся и повернулся уже к нему лицом. - Я не поеду к тебе. И здесь я не останусь, - сказал он. - Я буду у Котова. И, пожалуйста, не беспокой меня. И ты тоже, - Сорокин обратился уже к вышедшей из комнаты матери. - Когда я захочу поговорить, я поговорю. Пока я не готов ни к одному разговору. Простите, - и в этом извинении действительно была искренность. Несмотря на свое решение, Кириллу было совестно, что он поступает именно так. Но по-другому сейчас не мог. Они слишком на него давили. Не давали вздохнуть спокойно, не давали понять, чего хочет он. Чего хочет именно он, а не они пытаются ему навязать. Ему нужно было побыть одному. Обдумать все самому, без помощи даже Котова. Дверь негромко хлопнула, оставляя Измайлова и Викторию Анатольевну наедине друг с другом, ошарашенных, удивленных и никак не приходящих в себя. - Хотите чай? - в коридор выглянула все та же брюнетка, явно слышавшая весь разговор до каждого звука. И, видимо, она прекрасно понимала, почему брат принял именно такое решение. А вот разрядить обстановку не мешало. - Чай? - Саша перевел взгляд на девушку. Та улыбнулась и кивнула. - Кто такой Котов? - спросила в это время женщина, повернувшись к Александру. - Друг его. Наверное, самый близкий, - ответил тот. После ухода Кирилла между ним и Сорокиной внезапно образовалось что-то общее. Если не брать в расчет ее сына, конечно. И это общее было тем, что их обоих оставили ни с чем, что совершенно противоестественным образом их сроднило и заставило проникнуться друг к другу… Нет, определенно не симпатией, но чем-то вроде понимания. - Друг… - Эхом произнесла Виктория Анатольевна, медленно кивая, видимо, решая, что этому неизвестному Котову, который являлся кем-то близким ее сыну, можно поверить и довериться. Если бы Саша знал о ее мыслях, он бы обязательно хмыкнул, но говорить бы о том, что Никита тоже гей и живет с любовником, с которым Кирилл впервые переспал, не стал. - Так что, чай? - сестра Кирилла выжидающе взглянула на них, привлекая к себе внимание. - Нет, что-нибудь покрепче. Наташ, достань из бара виски, - сказала Сорокина, проходя в кухню. Девушка снова кивнула и скрылась в одной из комнат, пересекая коридор. - Вы будете? - женщина посмотрела на Измайлова. Тот как-то рефлекторно пожал плечами, а потом на манер Наташи кивнул. Выпить определенно не мешало, и даже то, что он за рулем, не играло особой роли… - Эй, Свет, - Наташа выглянула в коридор, услышав, что домой вернулась сестра, с курсов по немецкому. - Что? - Света сняла с головы красный берет, и на плечи ей упали длинные густые волосы. - На кухню не ходи, - младшая сестра прыснула со смеха. - Почему? - Потому что там мама с этим Александром, ну, который типа любовник Кирки нашего, допивают бутылку виски, - Наташа снова захихикала и скрылась в комнате, чтобы ее смех не услышали. Света округлила глаза и не стала бороться с любопытством. Скинув сапоги, она подобралась к дверям кухни и заглянула туда, чувствуя, что на себе познает выражение «глаза на лоб вылезли». Виктория Анатольевна и Саша действительно сидели на кухне, пили виски, причем, неразбавленный, и обсуждали курс доллара. Курс доллара! Не отношения с ее братом, не самого брата, а курс доллара! Закрыв дверь, девушка решила, что то, что отец в командировке, только на руку. Он бы подобного не понял. Или понял, но не совсем. А еще оставалось выяснить, где сам Кирилл. Но это можно было спросить у той же Наташки, которая явно вовсю веселилась в комнате, ловя кайф от всего происходящего.