mom said you're so bad

Бэмбэм и Чимин стоят у стойки в зале тренажерки в шесть вечера в понедельник. Сейчас, когда под боком у него стоит Чимин, он может поставить ещё одну галочку в своём списке. Все его друзья мечтали увидеть, как он спотыкается на беговой дорожке, тюкается башкой о пол, ну, и всё. Они все уверены, что он умрёт, потому что вместо занятий он будет как сумасшедший пялиться на Джексона, и нельзя сказать, что они так уж неправы. Он будет ходить в зал только первую пробную неделю, но использует он её с умом. А с умом означает, что недели ему достаточно, чтобы: а) проводить больше времени с Джексоном; б) проводить больше времени с Джексоном; в) проводить больше времени с Джексоном; г) попробовать немного потренироваться. Почему бы и нет? У него достаточно давно (эм, всю его жизнь) не было нормальных тренировок. Ох, господи, и кого он только пытается наебать?.. — Ты можешь просто предложить ему встречаться без вот этого всего, — говорит ему Чимин и останавливается рядом с Бэмбэмом. — Ты знаешь, как это делается? — Заткнись, — выдыхает Бэмбэм. Не Чимину его учить, он, блять, Слоупок в последней стадии. Он знает, что делает. Более или менее. Чимин суёт ему в ухо обслюнявленный палец в качестве мести. Красноволосая девушка за стойкой сообщает о всех программах, представляемых залом, в числе которых оказывается даже бокс и йога (с залом и рингом, всё по правилам, Бэмбэм не ожидал, что тут так много места). Чимин пихает Бэмбэма в бок, когда она говорит о зумбе, шепча ему, что ему бы не помешала парочка занятий, а Бэмбэм в отместку пихает свой средний палец в то место, которое, по последним сведениям, щекочется у Чимина сильнее всего. Девушка даже предлагает провести им небольшую экскурсию и ведёт их по залу, рассказывая, что тут и как. Бэмбэмовы глаза блуждают где угодно, но только не там, о чем рассказывает девушка. Он не может найти Джексона, но он точно знает, что парень здесь. Он бы не пришёл, если бы его не было. Сегодня день плеч. — Ты работаешь в Старбаксе через дорогу, да? — вдруг спрашивает она, возвращая его в реальность. Он переводит на неё взгляд: — Да, это так, — отвечает он, даже выдавливая из себя вежливую полуулыбку. Лучше бы ему сейчас не думать об этом месте, потому что его коллеги с вероятностью триста процентов знают, что он сейчас здесь, что значит, что завтра он познает ад. Выискивая Джексона глазами, Бэмбэм замечает, что в первый раз, когда он приходил сюда, он не обратил внимания на то, насколько привлекательные ребята здесь тренируются. Либо все красотки и красавчики города решили скучковаться для занятий спортом в одном месте, либо… нет, это единственное объяснение. Он особо не слушает, о чем Чимин щебечет с той девчулей, но это: — Да, большое спасибо. Думаю, мы начнём с чего-нибудь простенького, с планки и скруток, может, даже попробуем штангу, — немного его напрягает. — Я не пробую штангу, — шипит он, удостоверившись, что она отошла на приличное расстояние. — И я не буду делать скрутки. Это, бля, больно. Чимин кивает, улыбаясь: — Тебе точно понравится, — говорит он, и даже пихает Бэмбэма локтем, незаметно подталкивая его в сторону тренажеров со штангой. — Погоди… нет, послушай… мы немного не туда идём… где мы вообще? — К залу с вторичным весом. Я смотрю, ты вообще меня не слушаешь. — Ты как вообще со мной разго… так, нет… Чимин, слушай, ты можешь делать свои скрутки, сколько тебе влезет, но я пойду… …поищу Джексона, хотел сказать Бэмбэм. А вот же он. Поднимает два диска, каждый размером с бэмбэмову голову. То, как вздуваются мышцы на его руках, как тяжело поднимается его грудь с каждым вдохом — ох, это немного гипнотизирует. Ай, бля, забудьте про «немного», это действительно завораживает. У него это суперкрутое серьёзное выражение на лице, и Бэмбэм не уверен, прикладывает ли парень хоть какие-то усилия, когда тягает эти штанги, но… — О, это не Намджун? — Что такое Намджун? — отстраненно мычит Бэмбэм, всё ещё находясь в трансе. Эти мышцы, ебаный свет, они выглядят твердыми как камни. «Намджун». Перед бэмбэмовым носом кто-то машет рукой, отвлекая от восхитительного вида, и Бэмбэм стряхивает её. — Намджун, — не сдаётся Чимин, — Чувак, который показывает на нас пальцем. И идёт к нам. И тянет за твою футболку. — Бармен-Бэм! Бэмбэм поворачивает голову так резко, что его шея хрустит с отвратительным звуком. Чимин и Намджун ухмыляются, глядя на него. Он, наверное, спит. Или нет. Он умер, пока пытался сделать какое-нибудь физическое упражнение, и Джексон был ангелом из Рая, в который Бэмбэм не сможет попасть. Он был пиздец каким плохим мальчиком. И вот, он в Аду. Намджун не меняется в лице: — Что привело тебя сюда, друг мой? — спрашивает он, приподнимая брови. Пре-ис-под-няя. Седьмой круг Данте, пытки каверзными вопросами. Он умер. Не получив диплом. Не построив дом. Не посадив дерево. Не вырастив сына. Его жизнь такая, сука, грустная. Боже. — Бэмбэм, ты в порядке? — Чимин кладёт руку ему на лоб. Он мотает головой. Дышать. Главное, дышать. Он дышит и чувствует теплую ладонь, касающуюся его кожи. — Да, да, — кое-как выдавливает он из себя. Господь милостивый. Тут просто слишком стылый воздух, и Бэмбэм от непривычки начал бредить. Да. — А ты что тут делаешь, Намджун? — Я тренируюсь, — как что-то само собой разумеющееся сообщает парень и даже задирает рукава футболки, напрягая на руках что-то, что Бэмбэм назвал бы «бэйби бицепсы». — Неплохо, да? — Воу, чувак, жёстко, — присвистывает вежливый Чимин. — Да? — Намджун аж расцветает от комплимента. — Я тут всего пару недель. Это всё тяжкий труд, чувак. Бэмбэм, конечно, может с этим согласиться, вспоминая банановые чертовы кексики, и как пришёл сюда в первый раз. Чимин действительно душка, потому что не стал демонстрировать Намджуну, что такое настоящие банки. Хотя, собственно, кому как не Намджуну знать — он же, блять, живёт с Джексоном. Там ещё и Никкун есть, и Чонгук. Бэмбэм ни на что не намекает, но он определённо расстроится, если Куки бросит свою привычку постить по сто полуголых селфи в день. Ничего личного, просто объективная оценка. — Вы только гляньте на него, — внезапно говорит Намджун, кивая в сторону. — У него эта аура красавчика-пляжного спасателя, не? Та-а-ак. Джексон закончил с весовыми упражнениями. Он о-о-очень медленно разминает спину, положив руки на бедра. Потом он наклоняет голову вправо и влево. Очень-сука-пиздец-как-медленно. Бэмбэм не знает, так ли это необходимо, но он абсолютно точно не возражает. Его вполне всё устраивает. — И-и-и, барабанная дробь, — хмыкает Намджун, имитируя звук, и Чимин делает так же, пока Джексон запускает руки в волосы и очень-очень медленно отводит влажные от пота пряди назад. Бэмбэм не уверен, находится он в клубе на стрип-шоу или всё-таки в тренажёрке. Но он не сомневается, что начать посещать это место ему стоило гораздо раньше. И вообще, почему Джексон никогда так не делает, стоя у окон, чтобы Бэмбэм мог видеть его? Работа бы шла куда веселее. — Его план на понедельник — бегать, бегать ещё, штанга, а потом ходить таким типа секси, — сообщает Намджун. Он ухмыляется Бэмбэму, как будто тот, блять, не знает. — А по четвергам он… Фраза повисает в стылом воздухе неоконченной, ну, по крайней мере, для бэмбэмовых ушей. Причина заключается в Ван сука ебаном Джексоне, устроившем блядское дефиле прямо перед его глазами. Он их заметил и сейчас направляется в их сторону, капая потом с каждым своим шагом. — Привет, — говорит Джексон и берёт у Намджуна полотенце. Он кладёт его на волосы, превращая свою крутую причёску в какой-то хаос, после чего закидывает его на шею и приводит волосы в порядок обратно. Он выглядит как распоследний сукин сын, но его мягкая улыбка начисто ломает образ, когда они здороваются с ним. — Простите, я… — он показывает пальцем назад. Воооу. У его кожи такой классный отблеск. Он потеет как свинья даже в этой супер-обтягивающей черной алкоголичке. — Чувак, ты мой герой, — говорит Чимин, поднимая руку для пятюни, которую Джексон немедленно отбивает, — эти штанги, — он щелкает языком, — герой. — Хватит ему комплиментов, — тут же влезает Намджун, — Джекс уже насмотрелся сегодня в зеркало. У Бэмбэма в личке штук пять «я не гонюсь за признанием, помнишь?» от Джексона. Не гонится он, еб твою мать. К чему весь этот слоумо, если не для того, чтобы заставить истечь слюной как можно больше ртов? Блять, он должен был заснять это на видео. Вместо того, чтобы устроить с Намджуном агрессивные гляделки, Джексон решает сбросить Бэмбэму на голову ещё одну бомбу. Теперь он потирает челюсть. Челюсть, с помощью которой можно сделать фруктовый салат, если бы Бэмбэм пару раз провел по ней бананом или яблоком. А потом, без всяких предупреждений, — потому что жизненное предназначение Джексона в том, чтобы мучить Бэмбэма, и тот честно обожает каждый момент, — он переводит на него всё своё внимание. — Решил перейти на тёмную сторону? — спрашивает он, оттягивая оба края полотенца на своей шее. Гвоздик в его губе движется вправо и влево, что значит, что он играется с ним кончиком своего языка. Пресвятые ангельские памперсы. Бэмбэм кое-как крякает: — Чимин попросил составить ему компанию, так что вот оно, та-дам. — Это пойдёт тебе на пользу, — отвечает Джексон, ярко улыбаясь. Эта внезапная смена настроя могла бы удивить Бэмбэма, если бы он не чувствовал себя так, словно от смущения с него слезает кожа. — Я тут из-за Чимина, — повторяет Бэмбэм, на что указанный Чимин неловко кашляет, пытаясь не выдать его. — Ты мог бы воспользоваться этой возможностью, — отмечает Джексон. Это очень смутно, но почему-то Бэмбэму кажется, что он тонко намекает на то, что не против потренировать его. Скорее всего, всё дело в проклятом воздухе в зале. Уголок джексоновых губ ползёт вверх, формируя полуулыбку. Он смотрит на Бэмбэма как щенок, перевернувший миску с молоком. Наверное, это должно было как-то его задеть, но… это не так. — Или ты собираешься просто стоять здесь, пялиться на своего друга и везде ходить за ним, как профессиональный дворецкий? Сегодня в планах точно есть пунктик «попялиться», но не на Чимина, это уж точно. Его от одной мысли об этом аж передергивает. — Нет, конечно, — откликается Бэмбэм. — Я же Бэтмэн. Джексон улыбается, недоверчиво приподнимая бровь. Кажется, он не согласен. Вот мудак. Но он ничего не говорит, делая вместо этого «ну, как знаешь» лицо. — Что, — фыркает Бэмбэм, складывая руки, — хочешь сказать, что это не так? — недовольно спрашивает он, потому что не-не-не, чёрта с два кто-то будет в нём сомневаться, даже если это суперкрасавчик с роскошными руками. Джексон жестом застёгивает рот на молнию и выбрасывает ключик за спину. Бэмбэму очень хочется донести до его сведения, что он собирается пялиться на его задницу, когда он наклоняется за штангой или приседает, чтобы этот ублюдок покраснел до самых ушей, ведь он думал о Джексоне, занимающемся приседаниями уже дня три как, поэтому он с нетерпением ждёт вторника. Конечно, это остаётся у него в голове. Но вот что происходит дальше — Джексон буквально берётся тренировать Бэмбэма. Заставляет его ходить черепашьими шажочками и постепенно Бэмбэм из черепашки превращается в старую бабушку с костылями, а потом внезапно в Усэйна Болта, после чего умоляет Джексона дать ему передышку (пробежав в таком режиме пять секунд). Потом они делают упражнения для ног. Бэмбэм не знает, как называется этот тренажер, где ты садишься, закинув ноги вверх и тягаешь с их помощью вес. Джексон сказал, что это машина для пресса ног, а Бэмбэм считает, что это машина боли, даже несмотря на то, что он поднимал только десять килограмм, используя разве что четверть своей силы. Но всё равно. Фактически, это должна была быть та часть, где он флиртует с Джексоном, пока они тренируются, но теперь он неожиданно чувствует себя кем-то вроде самого Джексона, а не взмокшим кроликом с радикулитом. Когда какой-то паренек в похожем на бэмбэмов наряде спрашивает у Джексона, как пользоваться ужасающим тренажером, где ты должен стоять на коленях и толкать тяжести вниз руками (боже, он не знает, как всё это называется, окей?), Бэмбэм наконец-то немного выдыхает. За эту пару минут он не только даёт себе небольшой отдых, но и внимательно вслушивается в то, как Джексон объясняет мальчику все премудрости, и… он правда очень добрый. Госпожа Смерть уже нависла над Бэмбэмом, но он всё ещё не собирается сдаваться. — Вау, — Джексон выглядит неожиданно восхищенным бэмбэмовым видом избитой собаки, когда заканчивает с объяснениями и поворачивается к нему. Бэмбэм готов разреветься, если Джексон скажет ему сделать ещё хоть что-то. — Пожалуйста, хватит, — взвывает он. Его голени горят, его голова просто раскалывается, и он так сильно хочет сейчас к властной и жестокой Виктории вместо очаровательного Джексона с его мягким тоном. Нахуй, Джексон. Однако парень, всё ещё оставаясь идеальным ангелом с небес, сжаливается над ним: — Пойдём, — говорит он, мягко подталкивая его в спину, не доставляя ей больше боли, чем она испытывает сейчас. — Это один обычный день у нас. Господи. Они направляются к душевым. О многом говорит тот факт, что у Бэмбэма просто не остаётся энергии, чтобы даже просто подумать о том, чтобы одним глазком заглянуть за джексонову шторку, ну, чтобы удостовериться в результате его приседаний, пока тот моется. Он кое-как стирает с себя весь пот и переодевается. Правда, он всё равно пялится на Джексона, когда тот выходит из душевой и молится всем богам, чтобы у него не пошла кровь носом, потому что эта задница, господи, однажды он напишет роман о ней, просто подождите. Она так идеальна. Вот она, плата Бэмбэма за его страдания. — Блять, — шипит Джексон, поворачиваясь. Бэмбэм немедленно притворяется, что оглядывает раздевалку: — Что случилось? — буднично спрашивает он. — Намджун сказал, что они с Чимином забрали мою тачку, — расстроенно пробормотал тот. Ах. Точно. Бэмбэм пришел сюда с каким-то Чимином. И был ещё некий Намджун. Точно-точно. Если бы ему не напомнили, он бы ни за что не подумал о них. Только не с Джексоном в одних чертовых шортах перед его глазами. Он всё ещё полуголый. Так, где бэмбэмов телефон? Может, у него получится сделать парочку фотографий… — Я так понимаю, ты не водишь? Бэмбэм складывает руки: — Нет, — резко отвечает он, после чего тут же уточняет: — Нет, прости, я не вожу. Но мы не так далеко живем. Джексон смотрит на него. Потом он опускает взгляд. — Но… ты весь взмок… — бормочет он, — я это имею в виду. — Он легонько вздыхает, а потом берет чистую футболку из своей сумки, протягивая её Бэмбэму. Оу. Бэмбэм кое-как сдерживает ухмылку. Черт. Ну, раз так, значит, он не будет против, если… — Не, я в порядке. Ты меня ещё после работы не видел. Знаешь, я проголодался, может, хочешь зайти куда-нибудь перекусить? Если ты сейчас ничем не занят, конечно. Тут есть кафешка с классными вафлями. Ты же можешь себе позволить парочку, да? Я не думаю, что… — Да, — просто говорит Джексон, прерывая его несвязное бормотание. Он оборачивается к Бэмбэму и окончательно лишает его дара речи, когда надевает кепку, свою тупую чёрную кепку, на бэмбэмову голову. — Где эта кафешка?

***

Уши Бэмбэма горят ярче закатного солнышка, но он списывает всё на прохладную погоду. Не то, чтобы он мёрз, конечно. — Да что за бред, — продолжает спорить он, — я говорил так всю свою жизнь и никто никогда меня не исправлял. Джексон смотрит на него долгим проницательным взглядом: — Пицца. — О господи! — Бэмбэм хохочет, и Джексон тоже усмехается. — Это же одно и то же! Ты просто показушник. Тебе нравится, когда тебе говорят что ты прав, вот и всё, так что заткнись. Они полностью похожи. Джексон внезапно возмущается: — Как это — похожи? Там две буквы «ц». Двойная «ц». Цапля, понимаешь? А ты говоришь «т» и «с». Питса. — Нет! Я говорю «ц». — Угу. — Пицца, питса, — фыркает Бэмбэм, — одинаково. Хозяйка закусочной, Маура — хорошая подруга Чжинёна. Чжинён автоматически становится хорошим другом каждой женщины любого возраста благодаря своему ангельскому виду. Они иногда заходят сюда, поэтому Маура знает и Бэмбэма тоже, и её самое лучшее, по мнению Бэмбэма, качество — то, что она загорается как рождественская свечка и улыбается одинаково ярко каждому посетителю. Она не бросает лишних взглядов на джексонову руку, только здоровается с ними, а потом говорит ему, что не делала так, потому что мужчинам нравятся порядочные девушки. — О, да, — соглашается Джексон, смеясь. Бэмбэм улыбается. Они говорят о хоккее, о страсти Джексона к этим бородатым медведям, которые гоняются друг за другом по льду с палками и лезут в драку посреди игры. Говорят о любви Джексона к этому игроку, Патрику Кейну, и о том, что Бэмбэм считает что тот похож на Тайлера Сегина. — Его зовут Сегин, не Сегвин. Бэмбэм закатывает глаза. Ещё он обнаруживает, что Джексон не спит допоздна, потому что смотрит хоккей по стримам, и иногда они бывают просто в отвратительное время суток. — И как ты тогда спишь по восемь часов каждый день? — Я не сплю по восемь часов? Бэмбэм изображает крайнюю степень ужаса. — Ой, заткнись, — Джексон пинает его под столом. Они продолжают пререкаться даже когда готовая еда стоит у них на столе. Джексон исправляет каждое бэмбэмово слово, отказывается учить его произносить слово «вилка», потому что «узнаешь, когда подрастёшь», и он мудак, конечно, он последний мудак, а у Бэмбэма всё нормально с языками, он отлично знает два, окей? Ну, и он учил английский. — Мне нужно поговорить с твоим учителем. Му-дак. У них предсвидание. Или минисвидание. Бэмбэм скоро сообщит это Джексону. На их настоящем свидании. Которое тоже будет очень скоро. Поэтому он платит за ужин, к огромному возмущению Джексона, но кто вообще будет его слушать. Джексон, конечно, не может это принять и провожает его до дома. — Просто, блять, иди уже, — шипит Бэмбэм, пытаясь прогнать его. — Но что если ты потеряешься, — отвечает Джексон. Бэмбэм смотрит на него. Потом он оборачивается и смотрит на входную дверь за своей спиной. — Никогда нельзя быть уверенным, — отзывается он, пожимая плечами, — людей похищают где угодно и когда угодно. Окей. Бэмбэм посылает ему ещё один убийственный взгляд. Джексон пинает его ногу, ухмыляясь: — Да, окей, я пойду за тобой, — и кивает на дверь. — Ты в курсе, что я не девчонка, да? — говорит Бэмбэм, чтобы хоть что-то сказать. Его сердце тяжело бьётся в грудной клетке. Однако у него всё по плану. Он не собирается целовать Джексона сейчас. Хотя, если бы Джексон попросил… нет, всё равно, нет. Бэмбэм выполнит этот пунктик уже очень, очень скоро, но по особому случаю, не воняя и потея после изнуряющей тренировки. Он не хочет, чтобы Джексон запомнил это так. Он не хочет запомнить это так. Поэтому Бэмбэм не сглатывает и не облизывает губы, чтобы не намекать. Он повторяет жест Джексона, кивая ему. Он проскальзывает за дверь и просто машет рукой на прощание, Джексон желает ему спокойной ночи, но Бэмбэм не доверяет себе настолько, чтобы открывать рот и говорить что-то. Дверь закрыта, как и возможность первого поцелуя с Джексоном. Он слышит, как в соседней комнате шумят его соседи, и вместо того, чтобы стоять на месте и думать об этом, он глубоко вздыхает и направляется к ним. Потом он сходит в душ, думает он, запуская руку в волосы, и… кепка. Совсем забыл про кепку. Может, если сейчас он побежит за ним, то успеет. Может, этот парень и в хорошей форме, но он не Флеш. Он открывает дверь — а Джексон стоит за ней, с рукой в воздухе, словно он собирался постучать. — Твоя кепка… — Моя кепка… Они оба хмыкают. Он снимает кепку и вручает её Джексону. — Ещё раз спокойной ночи, — говорит он, всё ещё посмеиваясь. — Да, спокойной ночи, — тихо отвечает Джексон, а потом: — ничего, если я тебя поцелую? Бэмбэм тут же кивает, потому что он просто не может сказать нет. Он… Джексон кладёт руку на бэмбэмов затылок и приближается к его лицу. Бэмбэм прикипает взглядом к его губам, и он видит, как они изгибаются в полуулыбке, прежде чем закрыть глаза. Они целуются медленно, мягко, и даже несмотря на то, что Бэмбэму очевидно хочется большего, он позволяет Джексону вести. Постепенно, рука Джексона спускается вниз к его бедру, а потом и вторая, и он притягивает Бэмбэма ближе, ещё ближе. Джексонов язык первый оказывается в чужом рту, а потом на губах, а потом на его подбородке… А потом Джексон останавливается. Он роняет лицо в изгиб бэмбэмовой шеи. Бэмбэм чувствует, как тот трясётся. Сначала он начинает нервничать, потому что что если Джексону не понравилось, он сожалеет об этом, но… — Ты что, смеёшься? — Ага, тебе, типа, не помешало бы в душ сходить. — Вообще не романтично и грубо. Джексон отрывается от его ключиц, и искусственное жёлтое освещение вообще его не красит, делая кожу серой и пористой, но он всё ещё красавчик, и, блять, как же Бэмбэм сейчас влюблён. Он притворяется, что смертельно обижен. Джексон сказал, что от него воняет, — ещё бы, бля! — но он зарывается в его шею. Ха! Это будет отличным воспоминанием, он уверен.