mom said you're so bad

Бэмбэм навряд ли сможет точно пересказать всё, что случилось в день, когда он улетал в Сеул. Если он как следует поднапряжёт память, то всё, что он сможет вспомнить — куча слёз от его родителей, особенно матери. Его маленькая сестрёнка вообще, кажется, особо не переживала — просто улыбнулась грустно, прежде чем они обнялись. Старший брат хлопнул его по плечу и сказал писать или звонить по скайпу, если будут какие-то проблемы, и: «ты можешь позвонить, даже если их не будет, окей, мелочь?», и то, что, когда он приземлился, он внезапно почувствовал себя самым одиноким человеком в городе, который находится в часе полёта от его родного, но всё равно. Без семьи и друзей, и без лучшего друга Югёма, который вынужден был уехать на пару недель, огромный и яркий Сеул казался довольно пугающим. Он сразу же взял такси, сказал водителю адрес квартиры около здания колледжа, где будет жить до окончания обучения, и был встречен запахом стейка, когда открыл дверь в место, которое ему предстояло называть своим. В тот же день он встретил Ёнмина и Кванмина, своих новых соседей. На следующий день Чимин, их последний сожитель, вернулся обратно, и в ту ночь он спал в комнате Бэмбэма, потому что была гроза, а Чимин, девяносто пятого года рождения, на три года старше Бэмбэма, боится грома. Через год их маленькая квартирка уже стала казаться вторым домом, и Бэмбэм с тех пор считает своих соседей частью второй семьи, состоящей из старых друзей. Чимин являет собой одну большую жижу, растёкшуюся по дивану; на нём нет ничего, кроме боксёров. Телевизор включён, но Бэмбэм знает, что тот не смотрит. Чимин просто не смотрит новости — он больше по мультикам и юмористическим сериалам. — Что на обед? — как можно громче орёт Бэмбэм в чиминовское ухо, получая в ответ недовольный стон парня, медленно поднимающего руки и закрывающего ими лицо. — Уже пол-двенадцатого, мистер соня! Бэмбэм вздыхает и двигает ноги Чимина, освобождая себе хоть немного места на диване. Чимин, к слову, знаков жизни не подаёт. — Просыпайся, — шипит Бэмбэм и со всей дури тычет того в бок. — Бэмбэээааам, — стонет парень, но начинает медленно разлеплять веки. Через десять секунд он уже моргает, глядя на Бэмбэма, всё ещё находясь где-то в другом мире. Его волосы в полном беспорядке, но это даже как-то нормально, потому что Чимин явно особо не заморачивается по поводу… хоть чего-нибудь. — Разве у тебя нет сейчас лекции? — спрашивает он медленно, хриплым голосом. — А у тебя нет сейчас лекции? — прищурившись, парирует Бэмбэм. — Есть, конечно, — лениво отвечает Чимин, — но, знаешь, — он пожимает плечами, — я не особо интересуюсь лекциями. В кабинетах. Я учу всё дома и с учителями встречаюсь только на экзаменах. Бэмбэм фыркает. — Да. Конечно. Когда ты в последний раз сдавал экзамен, насколько я помню, ты вообще всё зава… что за хрень ты сейчас делаешь?! — он резко шлёпает по руке парня с нескрываемым отвращением на лице. Чимин шипит, отдёргивая руку и хмурясь; он выглядит гораздо бодрее, кстати говоря. — Я проверял, насколько чист мой пупок, принцесса. — Ты нюхал свой палец после того, как засунул его… туда. — Ты иногда такая девчонка, — приподнимает бровь Чимин, и Бэмбэму очень сильно хочется его пнуть, на самом деле. — Ты просто очень противный, — говорит он. Чимин корчит рожицу и возится, устраиваясь поудобнее, потом берёт пульт. Пощёлкав пару раз, он довольно ожидаемо включает Никелодеон. Губка Боб. Ну ей-богу… — Хей, но ты так и не сказал мне, почему так рано вернулся, — он смачно зевает, — не было профессора? Если по-хорошему, то Бэмбэму бы наверняка стоило оставить часть, где Югём поделился с ним хреновыми новостями, для себя, но он всегда был таким человеком, который не может переживать плохие моменты в одиночку и ищет поддержки у остальных, кто может его утешить и дать какие-то советы, вместо того, чтобы пытаться решать проблему самому (у него бы в любом случае не получилось). Вздохнув, он грустно говорит: — Угадай, кто возвращается из Америки? Чимин мычит, уже точно полностью проснувшийся. — Кому бы оттуда… — начинает он, но прерывает себя на полуслове; по его расширившимся глазам Бэмбэм понимает, что у Чимина уже есть ответ. — Марк? Бэмбэм кивает. — Ооох, чёрт, — шепчет Чимин, обращаясь, наверняка, к себе самому. — И он, значит, будет на дне рождения Пыниэля, — добавляет он через пару секунд. Это не то, чтобы вопрос, но Бэмбэм кивает вновь. Чимин ничего не говорит, только смотрит на Бэмбэма совершенно растерянно. Так, словно бы этот факт подкосил его так же сильно, как и Бэмбэма. Он подминает под себя ноги и полностью разворачивается к нему, напрочь забывая про свой мультик. — Думаешь, он всё ещё помнит? — спрашивает он. — Его не было несколько месяцев, Чимин, не лет. — Бэмбэм царапает ногтями подлокотник дивана и тяжело сглатывает, — я более, чем уверен, что он всё помнит. Чем больше он пытается не думать об этом, тем ярче в голове всплывают картинки, где Марк отшивает его прямо перед его дебильными дружками, потому что: «Я не знаю, что за фантазии крутились у тебя в голове, но я вижу тебя только как своего маленького брата». Бэмбэм всё так же помнит, как они смеялись над ним, как двое из них толкнули его назад… Он действительно ненавидит то, что может вспомнить самую мельчайшую деталь самого отвратительного дня в его жизни. — Что нам делать-то? Возвращаясь в реальность из плена неприятных воспоминаний, Бэмбэм вопросительно косится на друга. На самом деле, ему даже как-то страшно спрашивать, потому что Чимин натурально подпрыгивает на месте от нетерпения, а это всегда плохой знак. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не думаешь о том, чтобы написать «Марк сосёт» на огромном плакате, как ты сделал для своего бывшего. — Ноуп, — говорит Чимин, и Бэмбэм вздыхает облегчённо. — Но, — вскидывает тот руку в воздух, — то, чего мы хотим — всё ещё месть. Бэмбэм отрицательно мотает головой, хмурясь. — Нет, — говорит он. Когда Чимин напяливает на себя оскорблённую моську, словно собирается начать спорить, он повторяет ещё строже: — Нет. Как будто щенка дрессирует, серьёзно. Вот только разве что щенок… буйный какой-то. — Н-но, — заикается Чимин, — Марк должен знать, что потерял! — Он продолжает говорить, даже когда Бэмбэм поднимается с дивана. — Мы должны показать ему, каким уродом он был, когда позволил уйти кому-то настолько классному вроде тебя. Я думал о том, что тебе стоит поменять… это должна быть полная смена всего твоего стиля! Чимин не останавливается, и продолжает воодушевлённо говорить, семеня за направляющимся в свою комнату Бэмбэмом. — Ты мог бы изменить причёску. Может, ты бы повторил недавнюю причёску Джастина Бибера, — Бэмбэм фыркает, — или сделал начёс, как у Тэяна! — Я собираюсь заняться учёбой, — врёт Бэмбэм, стоя уже на пороге своей комнаты. Это последнее, что он говорит Чимину прежде, чем захлопнуть дверь прямо перед его лицом. Он даже запирает её на защёлку. Если вы хотите сохранить свой разум в хотя бы относительном здравии, то лучше вам не слушать, что несёт Пак Чимин. (И он должен был предугадать, что близнецам обязательно понравится чиминовская идея, и уж точно должен был предугадать, что за обедом все трое придурков будут пытаться втолковать ему, что это разумное решение его проблемы. Бэмбэм согласится, когда замёрзнет преисподняя). - Он уверен только в нескольких вещах о себе: — он обожает вафли; — он всегда должен помнить о том, что надо выключать телефон по ночам, или Югём и Чимин не дадут ему уснуть (Чимин считает своим долгом завалить его смсками, даже если они живут в одной квартире); — рано просыпаться со вторника по пятницу и по воскресеньям — обязательно, потому что работа; — он обожает смотреть, как перекатываются под кожей мышцы Ван Джексона, когда тот тягает железо. У Бэмбэма совершенно не было времени на размышления о том, каким очаровательным был Джексон вчера (ну, после всей этой хрени с автоматом), потому что он был слишком занят сдерживанием самого себя от массового убийства в масштабе троих идиотов. Но теперь, когда Бэмбэм может видеть Джексона — его восхитительное (мокрое от пота) тело и по-идиотски красные щёки, ему действительно интересно, что он за человек. В колледже Джексон избегаем всеми, словно он проклят или что-то вроде того, даже если у него и правда очень симпатичное лицо. (Это всё из-за татуировок. Наверняка). Говоря о джексоновском лице, когда он серьёзен или просто задумчив, у него брови всегда расположены так, что кажется, что он постоянно хмурится… — Ауч! Что за… — Бэмбэм аж подпрыгивает от неожиданности, и поражённо уставляется на девушку: — Ты что, только что ущипнула меня? — Хватит витать в облаках, — строго говорит Сюзи, но в глазах плещутся хитринки. — На тебе ещё три стола. - Бэмбэм работает в Старбаксе уже семь месяцев, и он знает почти всех клиентов, знает, кто из них постоянный, знает их обычные заказы наизусть. Потому что у Джексона зависимость в плане всего полезного, он приходит, чтобы взять один фраппучино, три раза в месяц по пятницам, обычно вечером. Иногда Бэмбэм не обслуживает парня, потому что переодевается. Он просто видит, как Джексон выходит из кафе со стаканом в руке. Бывают времена, когда он не видит его совсем, и редкие моменты, когда он-таки успевает взять у него заказ (он не уверен, что парень его хотя бы знает. Джексон всегда смотрит себе под ноги, или за спину, или на улицу. Он никогда не встречается ни с кем глазами, и вообще кажется, что он постоянно куда-то торопится) и видит, как тот кладёт деньги на прилавок. Он ни разу не видел, чтобы Джексон пришёл с кем-то, чтобы взять напиток, за все эти семь месяцев. Семь месяцев. Сказать, что Бэмбэм удивился, когда довольно тощий парень с ярко-выбеленными волосами и колечком в носу зашёл в Старбакс, по-дружески приобнимая Джексона — вообще ничего не сказать. У парня, кстати, нет татуировок, ни на руках, ни на любой другой видимой части тела. Джексон же, как обычно, смотрит куда угодно, но только не вперёд. Он чешет затылок, так же, как в прошлый раз, когда он говорил с Бэмбэмом. — Привет, — с энтузиазмом говорит Бэмбэм, когда они подходят к стойке. К сожалению, отвечает ему только блондин, какой-то странно улыбчивый. — Привет, чувак. — Что я могу сделать для вас, парни? — последнее слово он говорит немного громче, почти незаметно. Что не так с тем, что он пытается хоть как-нибудь привлечь внимание Ван Джексона? Он просто… ему просто любопытно по его поводу, окей? Просто любопытство. — Хмм, шоколадный смузи и фраппучино. — Нихрена. Джексон не смотрит. Он слишком занят игрой на своём смартфоне. — Больше ничего? — спрашивает Бэмбэм. Возможно, он действительно немного жалок и безрассуден (сегодня очень много народу; ему стоит закончить с этим всем как можно быстрее), когда добавляет: — Не хотите чизкейк или шоколадный кекс, парни? У нас есть печенье с шоколадной крошкой. И наши пончики и круассаны сегодня просто восхитительны, парни. Господи, какой же он идиот. Блондин с интересом смотрит на витрину, разглядывая предложенные вкусности. — Я возьму один шоколадный кекс, вот этот, с мятой. — Хорошо, — говорит Бэмбэм. Не делай, блять, этого. Нет. — Что насчёт тебя? Джексон поднимает взгляд только потому, что его друг даёт ему хорошего тычка под бок. Он выглядит недовольным, но, когда он встречается с Бэмбэмом, расплывающимся в широкой улыбке, то удивлённо моргает. Да ну неужели?! — Ох, — говорит Джексон, широко распахнув глаза. — Привет. Бэмбэм с трудом сдерживается, чтобы не вскинуть руки в воздух. — Хей. Ну что, будешь кекс? — спрашивает он в тот же момент, когда заговаривает Джексон: — Ты работаешь здесь? Знаете, он должен чувствовать себя оскорблённым. Или расстроенным. Хотя бы немного, да? Потому что он обслуживает этого парня месяцами. Но джексоновские брови поднимаются почти к линии волос, и он задумчиво давит пальцем на верхнюю губу. Потом он быстро опускает взгляд, прежде чем опустить голову набок и воззриться на Бэмбэма снизу вверх. Бэмбэм тем временем понимает, что, кажется, проглотил язык. Джексон обезоруживающе притягателен. — Ага. — Бэмбэм прекращает неловко потирать шею, когда замечает, что делает это. — Был тут какое-то время, — сообщает он Джексону. — Обслуживал тебя какое-то время. — Ох, вот как. Бэмбэм улыбается. — Нууу, — тянет он. Никакой неловкости. Нет. Нет, нет. — Не хочешь попробовать какой-нибудь из наших десертов? — Я, на самом деле, не могу… — Ты можешь, — прерывает его чувак. Если бы он ничего не сказал, то Бэмбэм, верно, совсем бы забыл о его присутствии. — Не верь ему — он может съесть всё, что угодно, но он слишком беспокоится о сохранении своей мини-Вин-Дизель-фигурки. — Заткнись, Намджун. Бэмбэм прыскает. — Ты можешь съесть что-то из этого, и завтра, вместо обычного часа в тренажёрке, проведёшь там на пятнадцать минут больше. Он не особо отразил, что только что сказал, пока не заметил пустой джексоновский взгляд. …упс? — Откуда ты зна… Бэмбэм сглатывает. — Мне пора выполнять ваши заказы, — торопливо говорит он и сбегает от этой отвратительной ситуации. Пока он готовит смузи, Джун, их младшенький бариста, жалуется Бэмбэму, что тот потратил слишком много времени на двоих «с железом на лице», и ему пришлось обслужить посетителей, которые сменили очередь. Он прав. Бэмбэм скомкано извиняется, и Джун такой ангелок, потому что, даже если ему пришлось работать больше, он согласился отдать Джексону и Намджуну (так ведь его зовут?) их напитки за Бэмбэма без единого вопроса. Когда Бэмбэм находит в себе достаточно моральных сил, чтобы перестать прятаться и оглядеться по магазину, он не уверен, облегчение он почувствовал или разочарование, когда обнаружил, что этой парочки в кафе уже нет.