mom said you're so bad

Кванминово молчание говорит красноречивее всяких слов. Бэмбэм предвидит его следующую фразу за пару секунд и сразу начинает говорить: — Да, я серьёзно. Мне нужен его телефон прямо сейчас. Гх. Джексона. Пожалуйста. — Блять, плакала бэмбэмова репутация, и та уже давно полудохлая. — Ну позязечки? Бэмбэм даже эгье делает. Если и это не сработает, тогда уже ничего не сможет. Сучий Кванмин пьёт своё молоко, невыносимо медленно. — Оке-ей, — тянет он, и смотрит на Бэмбэма, не моргая. Его зрачки огромные и круглые, и это как-то криповато немного. — Тебя крепко вставило с этого недопоцелуя, да? Бэмбэм однажды просто подвесит его за яйца на светофоре. Вот обязательно. - Когда лектор объявляет небольшой перерыв, Бэмбэм вдруг получает крайне жестокий тычок локтём в бок от Мару. — Ауч… что за ёбань?! Мару вцепился в ручку так, словно собирается кого-то ей убить. Кого-то по имени Конпимук. Что происходит вообще. — Можно, ты просто сделаешь это? — шипит Мару, уставившись на бэмбэмов телефон, как на врага народа. Ну, да, возможно, Бэмбэм действительно потратил весь прошедший час анатомии на нытье о Джексоне, и еще полтора часа экологии на убеждение Мару и самого себя в том, что он собирается написать Джексону и пригласить его в Старбакс, так как он заменяет Викторию после семи. Возможно, возможно, он до сих пор не отправил парню ни слова, потому что так и не смог придумать по-настоящему хорошее начало для диалога. — Напиши привет и смайлик. И имя своё назови. Ни в коем. «хей :D это бэмбэм» — не то, чего он хочет. Смска, которую он отправит, должна вызвать улыбку на джексоновом лице. А лучше, ухмылку. А то, что предлагает Мару, точно подобного не подозревает. — Это должно быть взрывное начало, чувак, — вздыхает Бэм, опуская голову на сложенные руки. — Что, бро? — устало спрашивает Мару. — Ты слишком загоняешься, серьёзно. Он так хорош? — О да. Так хорош. Мару фыркает, но заметно смягчается. И опускает, наконец, ручку, что очень радует. — Ладно, — говорит он. — Делай, что считаешь нужным. Ты точно его получишь. И Мару действительно охуенный бро, вот только не хочет Бэмбэм получать Джексона. Ему не нравится, как это звучит. Он хочет, чтобы у них были шансы быть вместе, но не хочет его получать. Потому что, смотрите, он знает, что у него ничтожное число шансов получить парня с совершенно космической улыбкой и задницей, на которую оборачиваются прохожие, но он точно собирается попытать свои силы. - sexybamcute: как смотрит на тёмный шоколад психованный псевдо-атлет который и дня не может прожить без тренажёрки? jacksonwang852: кто это? sexybamcute: пф скука, ты пишешь так как будто тебе 30 омг. это бэ(мбэм)тмэн (; jacksonwang852: иди нахрен. jacksonwang852: и тёмный шоколад? да, это мощный источник антиоксидантов, но лучше не перебарщивать. sexybamcute: ок док! sexybamcute: хей, не хочешь встретиться как-нибудь на днях? jacksonwang852: мне надо на учёбу ещё. когда? sexybamcute: 7? 8? 9? jacksonwang852: пол-восьмого, можно., а где? sexybamcute: в старбаксе. помнишь же, где это? (; jacksonwang852: ага. - Джун делает Бэмбэму верблюжий захват, а тот в отместку как следует пихает его в ребра. — Пидор! — восклицает Бэмбэм, освободившись, и безуспешно пытается привести в порядок причёску. — Отвали, у меня перерыв, — фырчит он и смотрится в ложку как в зеркало. — Ты на перерыве с начала рабочего дня. Ты нихрена не делаешь, только пучишь на часы, — заявляет Джун и начинает рассматривать свой маникюр. — Не можешь дождаться, чтобы свалить отсюда? — Тебя Санни зовёт, — врёт Бэмбэм. Он даже не уверен, есть ли она сегодня. Вообще, ему настолько не до своего хамского тонсэна сейчас, у него в голове какой-то хаос, столько всего, что надо сделать к приходу Джексона. — С кем у тебя свиданка? Бэмбэм издаёт какой-то нечеловеческий звук. — О чём ты? — спрашивает Бэмбэм, опуская ложку в раковину. — Нет у меня никаких свиданок. Он собирается посидеть с Джексоном, ничего больше. Это даже свиданием назвать нельзя. Потому что не может у них быть свидания, когда Бэм на работе и он весь злой и потный (ведь он же не Джексон, который будет выглядеть как бог секса, даже вывалявшись в грязи. Кхм. Это выглядело бы реально круто. Окей. Нет. Нет. Плохой Бэмбэм. Фу). И да, укладка у него сегодня для клиентов. Точно не для недосвиданки с Джексоном. С чего бы ему пытаться выглядеть хорошо для Джексона, если они просто собираются посидеть вместе, как старые друзья? И он не оправдывается, окей? — Я могу читать по морщинам на твоём лбу, чувак, — сообщает Джун, — и знаешь, что они мне говорят? Что ты недостаточно доверяешь мне, чтобы раскрыть карты. — Это не… — Я думал, мы друзья, чувак, — срывающимся голосом дерьмового актёра вздыхает Джун. Но Бэмбэм прекрасно осведомлён, что это за уловки. Он на это не поддастся. Никто в этом грёбанном Старбаксе на это уже не поддаётся. — Я был с тобой с самого дня, как меня наняли. И вот так ты теперь со мной обращаешься? Со своим самым лучшим бро с работы? Бэмбэм фейспалмит, потом ещё раз быстренько кидает взгляд на часы сквозь пальцы, а потом роняет руку на стол, а вслед за ней и голову. Джун устраивает такую попоболь, если захочет. Но, к счастью, за тёмной полосой всегда идёт светлая, и Донхэ из-за стойки прерывает уже открывшего рот парня прежде, чем тот успел бы сказать хоть слово. Он подзывает Бэма, призывно размахивая своей огромной прихваткой. Бэмбэм расцветает и подбегает к сонбэ (втройне счастливый, потому что Джуна кто-то зовёт, и он наконец-то уже от него отъёбывается). Он наблюдает, как Донхэ достаёт довольно большой торт из воздуха (нет, серьёзно, он просто возник из ниоткуда, стоило Бэмбэму повернуть голову). — Он же без сахара, верно? — уточняет он, разглядывая очаровательные корзинки из белого шоколада (кто бы мог подумать, полезный белый шоколад). Это наверняка настолько же вкусно, насколько красиво, но состав тоже очень важен. Потому что торт этот предназначен для человека, который просто помешан на количестве жиров и всей этой херни в своей еде, и вообще в таких случаях внешняя красота немного отходит на второй план. Донхэ медленно и осторожно ставит своё творение на подставку. — Не просто без сахара, но ещё и без пшеничной муки, — с гордостью сообщает он. С ума сойти. — Твоему мальчику точно понравится. Бэмбэм бы был самым ужасным лжецом во Вселенной, если бы стал отрицать, что ему нравится, как люди говорят, что Джексон его. Они часто это делают, особенно его сожители (особенно некто Пак Чимин). Югём нечасто использует притяжательные местоимения в повседневной речи, но он обожает корчить эту хитрую гримасу с дерьмовенькой ухмылкой на полрожи, в то время как Чжинён просто понимающе улыбается (как мать Тереза, упс). Он просто начинает обкусывать собственные ногти, чтобы случайно не ответить что-то Донхэ, потому что он клёвый, а Джун, хм, он как раздражающий младший братик, про которого Бэмбэм не знает, хочет он его себе или нет. Короче, будет просто некрасиво сейчас возникать, тем более, что это Бэмбэм завёл разговор на эту тему. — Ах, щенячья любовь, — мечтательно вздыхает Донхэ. — Обязательно спроси, понравился ли тортик твоему бойфренду. Этот шикарный мужик, — и он хлопает себя по груди, — получает слишком мало похвалы за свой невероятный труд. Бэмбэм кивает, яростно обгрызая собственные ногти, — «Бойфренд! Боже, бойфренд,» — прежде, чем Донхэ шлёпает его по ладони: — Ну-ка прекрати, это негигиенично! — Ладно, мам. Он остаётся на кухне, тихонько прячась за Донхэ, который уже убрал торт в холодильник и занялся луковыми багетами. Он тихонечко крадёт один, два, три… ладно, хорошо, шесть кусочков чизкейка с орео. Он останавливается только потому, что Донхэ как следует шлёпает его деревянной лопаткой по руке, но точно не потому, что перед глазами вырастает Джексон с упрекающим взглядом и корзинкой с яблоками в руках. Джексон ведь никогда не будет вынуждать кого-то менять диету (потому что Бэмбэм почувствовал себя очень виноватым, если бы увидел не улыбающегося Джексона. Один-единственный его печальный взгляд мог бы заставить его тут же выплюнуть всю неполезную каку. Фактически сменить диету). Яростно топая ногами, и с лицом, полным ущемления и тоски, Джун врывается на кухню, пока Бэмбэм с Донхэ терпеливо дожидаются арахисового печенья. Бэмбэм наслаждается этим выражением на лице Джуна ровно до того момента, пока тот не открывает рот: — Я рассказываю тебе обо всём, что у меня происходит! Я тебе даже про Джиын рассказал! Почему ты не можешь просто мне сказать, что опять собираешься пойти гулять с чуваком из зала? — Бэмбэм опять чувствует укол сожаления, потому что надо было всё-таки держать это в тайне, но вообще, он не гуляет с Джексоном… пока. Но… подождите. Подождите-ка. — Откуда ты… — Он здесь! — фыркает Джун, так усердно цокая каблуками при ходьбе, словно он собирается пробить ими дыру в покрытии. — Взял один стакан воды и пялится на эту дверь, словно кого-то выжидает, кого-то, возможно, тебя. Было бы очень мило, если бы ты не… — Сколько в-времени? — нервно спрашивает Бэмбэм, срываясь на какой-то не особо мужественный дрожащий писк. Уже пол-восьмого? Не может такого быть. Он не мог пинать известные органы больше часа, это невозможно. Донхэ делал батончики минут пятнадцать, а печенье — не дольше двадцати минут. Бэмбэм внимательно следил за временем. Даже если он сейчас взглянет на часы (но он не будет, ведь Джексон уже здесь), он абсолютно точно увидит, что мистер Ван припёрся раньше времени. Он оставляет Донхэ наедине со своими багетами и слойками, а Джуна вместе со своими криками и недовольством. - Джексон сидит за самым близким к кассе столиком. Он в чёрном джемпере, скрывающим все татуировки. Бэмбэм мог бы возмутиться, если бы длинные рукава (так ожидаемо) не подходили парню. Он как обычно теребит гвоздик в губе, а волосы у него как бы в беспорядке, но не делают его похожим на лузера, а добавляют какой-то уютности. Бэмбэм не пытается давить из себя лирику, потому что получается у него, как правило, дерьмово, но глаза Джексона прикованы к нему, как магниты, а когда он направляется к нему, Джексон улыбается, ярко и светло, словно пытается затмить само солнце. Он такой невероятно прекрасный. — Так извиняешься за то, что был сонный в прошлый раз? — спрашивает Бэмбэм, пытаясь выглядеть круто, но крепко лажает, когда тоже расплывается в широченной улыбке. Джексон кривит губы: — Я закончил с бумагами раньше, — объясняется он, — я думал, что могу прийти посмотреть, как ты работаешь и поставить тебе подножку, когда ты будешь проходить мимо. Бэмбэм смотрит на него, как загипнотизированный. — Т-такого никогда не было, — фыркает он, отмирая через пару секунд, потому что, кажется, пялился на Джексона слишком откровенно, и тот это заметил. — У меня есть сюрприз для тебя. Он вскакивает прежде, чем Джексон успевает что-то ответить. Блять. Будет не особо круто, если он продолжит так себя вести. Бэмбэму нужно уже контролировать собственные блядские эмоции. Он ведёт себя как даун каждый чёртов раз, когда Джексон оказывается поблизости. Ну и как он собирается завоёвывать джексоново сердце, если так себя ведёт? Донхэ уже подготовил кусочек торта на блюдце. — Держи, — он протягивает ему десерт, улыбаясь во все сорок шесть. Джун же сидит неподалёку с надутыми губами. Ничего нового. Бэмбэм берёт блюдце с отрешённым выражением на лице. Мысли у него где-то далеко. — Всё нормально? Бэмбэм чуть было не промычал что-то отрицательное, но на автомате успел кивнуть. — Да, просто я… — и он торопливо выметается из кухни. Джексон… смотрит на него, этими бесконечно чёрными пронизывающими глазами, пока Бэмбэм пытается не запутаться в собственных ногах (почему их две? слишком много), направляясь к нему. Это не так уж и просто, когда чей-то взгляд как луч лазера сопровождает каждое твоё движение, но Бэмбэм действует молодцом, с до сих пор живым тортиком в его дрожащих ладошках. Он ставит блюдце перед Джексоном, пока тот внимательно за ним следит. Божечки. — Та-дааа, — мягко напевает он. Это просто провал, и Бэмбэм пытается спасти дело хотя бы улыбкой, которая из-за нервов наверняка превращается в какой-то жуткий оскал. Он чувствует, как горят его уши. Когда Джексон, наконец, опускает взгляд на кусок торта перед собой, Бэмбэм тихонько облегчённо выдыхает. Пиздец. Что за ёбань. Он может это сделать. Он точно с этим справится. Сколько уже можно выставлять себя даунёнком перед ним. — Сам сделал, — вырывается у него, и он тут же пытается откусить себе язык, потому что что. Это Донхэ его сделал. Ещё и выражение на лице у Джексона мешается с неверящим, удивлённым и чуть-чуть нервным. Вот мудак. Джексон смаргивает: — Мне начать волноваться? — спрашивает он, и, наконец, улыбается. Бэмбэм чувствует резкую смену от сильной тяжести в груди из-за нервозности, до внезапной слабости, словно все его эмоции вырываются наружу. — Ха-ха, заткнись. Джексон берёт ложечку. Прежде, чем положить кусочек в рот, он показывает на него пальцем: — Тёмный шоколад! — и у него опять это удивлённое лицо. Только посмотрите на этого разрисованного придурка. Светится и улыбается, как пятилетка. Бэмбэм так сильно хочет схватить его за рукав джемпера, прижать к себе и исцеловать ему всё лицо. — Зачем, ты думаешь, я спрашивал об этом, если не собирался пустить это в ход? Блять. Пора уже перестать вести себя так, словно это он сделал этот чёртов тортик. Джексон, наконец, кладёт ложку в рот, и… и он тихонько стонет (блять, блять, нет, никакие части тела Бэмбэма на это не реагируют, не-а), и закрывает глаза, когда сглатывает: — Это самое вкусное, что я когда-либо пробовал. — Он аж лучится. Бэмбэму бы очень хотелось отойти сейчас по некоторым определённым причинам, но это, наверное, будет не очень вежливо — покидать Джексона во второй раз. Тем более, что он не будет возвращаться с другими десертами. Ну, он мог бы принести оставшийся торт, но ему кажется, ни он, ни Джексон его есть не будут. Малокалорийный торт из темного шоколада — не совсем тот десерт, который Бэмбэм бы сейчас хотел ощутить на языке. Однако, Джексон быстро вырывает парня из захватывающих его сознание фантазий: — Это точно ты испёк? — спрашивает он, облизывая ложку. Кажется, провидение испытывает Бэмбэма. Не круто. Вообще никак. — Эээ, я… да. Да, — крякает он, — то есть нет, нет, не я. — Я чего-то ничего не понимаю, — тянет Джексон, хмурясь. — Я, эм, не умею делать… печь, готовить торты, — признаётся-таки Бэмбэм, чувствуя, как румянец заливает ему щеки. — Мой друг Донхэ испек его. И кексики тоже. Он рассматривает школьников за джексоновой спиной, изо всех сил пытаясь не заикнуться и не захлебнуться собственной неловкостью. Может быть, однажды наступит день, когда он не будет выставлять себя ебанунчиком перед человеком, который ему нравится. Может быть, а может, сука, и нет. — Он хорош. — Да, это точно. — Тебе не надо работать? — Ну, да, — Бэмбэм блеет, махая ладошкой, — но… но попозже. Я как бы сказал боссу о… кхм, я ей сказал, но не совсем… забей. — Как же неловко, мама родная. — О. Бэмбэм всё-таки сдерживается и не делает самому себе фейспалм (хотя вообще хочется). Краем глаза он видит, как Джексон застыл, держа ложку в руках, и внимательно на него смотрит. Но он не встречается с его глазами, вместо этого он ловит себя на том, что следит за тем, как какая-то девчонка собирает волосы в хвост. Хотя ему очень хочется поёжиться под этим прожигающим взглядом. — Значит, твоё настоящее имя Бэмбэм? Бэмбэм резко поворачивается, да так сильно, что аж в шее что-то хрустит. Однако вида он не подаёт, потому что надо поддержать имидж и достоинство сохранить и вообще. — Погоди, что? — спрашивает он, хотя прекрасно всё расслышал. — Нет, это прозвище. Джексон хмыкает в ответ. Он склоняется над своей тарелкой, но быстро поднимает взгляд обратно на Бэма, словно ожидая от него продолжения. — Конпимук Бувакуль, — наконец, сообщает парень. — Бэмбэм — это прозвище, которое мне дала мама, когда я был маленьким. — Это типа милая версия для «бамбино»? Бэмбэм ловит себя, чтобы не протянуть ещё одно «погоди, что». — Кхм, нет. Это из мультика. Знаешь, Флинстоуны. Сын Барни и… — он прерывается, когда Джексон начинает смеяться. — Ой, иди в задницу. Мама хотела сильного малыша, окей? Она хотела его, и она его получила. Джексон улыбается, привычно закусывая серёжку в уголке губ. — Моего двоюродного братика тоже зовут Бэмбэм, но это от итальянского слова. — Бамбино? — Ага. Означает малыш. — Значит, это типа прозвище от прозвища? — спрашивает Бэм, приподнимая бровь. — Это милее. — Ну да. — Всё равно не так круто, как быть названным в честь мультяшного персонажа. — Нога Джексона задевает бэмбэмову под столом, и невольно он немного улыбается в ответ. Стоит ли ему пихнуть Джексона в ответ? Пиздец, как будто он в клипе Тейлор Свифт. Как будто ему опять тринадцать. Это ужасно. Но и немножко клёво. Но по большому счёту довольно хуёво. Это довольно сложно. — Значит, ты говоришь по-итальянски? — Io e mio fratello Hyukjae l’abbiamo imparato da nonno. Lui è metà italiano.- произносит Джексон, не отрывая тёмного взгляда от Бэмбэма. Господи. Бэмбэм не имеет ни малейшего понятия о том, что только что сказал этот парень. Может, что-то о погоде или о его брате, но, если честно, плевать вообще. Всё, что он знает, это что внутри у него как бешеные завертелись всякие твари типа бабочек, колибри и всяких там поняшей. А ещё, что, если бы была возможность, он бы заплатил реальные деньги, чтобы продолжать слушать, как Джексон говорит по-итальянски. — О, — негромко вдыхает он, потому что просто не может ни о чём думать, у него окончательно отрубили мозги. Просто клик и всё. — Sei davvero adorabile. — Джексон хмыкает, и, блять, он прикалывается над ним или что? — Задница ты. — Господи, спаси меня. Он изо всех сил пытается выглядеть не впечатлённым самим фактом существования этого парня (что вообще-то очень сложно, потому что он натурально по уши, а теперь помимо всех невероятных качеств, у Джексона появилось ещё одно). — Ты только что назвал меня придурком, признай это. Джексон ухмыляется, но это какая-то необычная ухмылка. Она не издевательская, не насмешливая. Не так. Это типа смущённой небольшой ухмылочки. Типа полуулыбки, но с этой чуть-чуть наглостью, что делает её чуть больше, чем просто полуулыбкой. Окей, стоп, стоп, господи. У Бэмбэма реально нет слов, чтобы описать это. — Может и так, piccolino. Даже если его обозвали идиотом, или бараном, или как угодно, ему плевать, потому что он правда заслужил. Он был и является до сих пор таким полным придурком из-за Джексона. Но как иначе, если перед его глазами такая улыбка?