・ ・ ・
Небо за окном медленно розовеет от лучей заходящего за горизонт умирающего солнца. А высокие здания все так же непоколебимо устремлены вверх. Мой дом не самый высокий из тех, что находятся неподалеку, но все же я нахожусь довольно высоко над землей. Со временем страх выглядывать в окно исчез, теперь я могу наблюдать за жизнью снаружи. Все это кажется мне довольно интересным, новым. Я не могу вспомнить, как видел этот мир в детстве, поэтому по сути начинаю знакомство с ним. Все события и разговоры исчезли из моей памяти, но все навыки и знания, полученные когда-то, сохранились. Даже не знаю, как я научился всему до трагедии, которую тоже не могу воспроизвести в своей голове. Я знаю этот мир лишь по картинкам и описаниям, но многие вещи хочу увидеть своими глазами. Возможно, мне удастся вспомнить какие-то места, где приходилось бывать ранее, и события, произошедшие там. Нужно лишь немного времени. Я не помню, чтобы мне приходилось ощущать себя здоровым. Не знаю, каково это, когда ничего не болит и ты можешь свободно передвигаться, не иметь ограничений. Я смотрю на идущих по улице людей и не могу представить, как они себя чувствуют. Где-то очень далеко я понимаю, как это происходит, но мне никогда не удавалось испробовать это на себе. Глядя на то, как отец периодически приходит ко мне, что-то говорит, приносит еду и лекарства, мне все больше и больше начинает казаться, что ему очень сложно жить со мной и делать то, что он должен. Я бы, наверное, не хотел оказаться на его месте. Ухаживать за больным человеком – слишком тяжелый груз. И слишком печально, когда этот человек умирает, ведь тогда ты понимаешь, что все твои старания не привели ни к чему и были напрасными. Но я знаю, что не умру. От таких вещей обычно не умирают. Я должен быть осторожен, поскольку слишком плохо знаю этот мир и слишком много хочу узнать. И совсем не хочу умирать. Сидя на своем привычном месте, я улавливаю еле слышный звук открывшейся входной двери. Здесь настолько тихо, что, находясь на другом конце квартиры, я способен услышать это. За сегодня мне стало немного лучше, и я наконец-то смог выбраться из постели. В тот миг, когда я понимаю, что же этот загадочный звук может означать, волнение переполняет меня, словно бокал с вином. Руки тут же становятся ледяными, скоро точно вспотеют. Я хочу исчезнуть, все сильнее и сильнее прижимаясь к стулу. Хочу, чтобы меня на время не стало. Пришедший человек не направляется в мою сторону, а идет куда-то в другое место; звук не становится громче. Я слышу звонкий женский голос вдалеке, его обладательница что-то очень эмоционально рассказывает моему отцу. Они не виделись на протяжении долгого времени из-за сложившихся обстоятельств. Этих людей можно понять: за все это время у каждого из них накопилось слишком много того, чем им хочется поделиться. А я не имею почти никакого отношения к их встрече, я даже не в курсе произошедших недавно или много лет назад событий. Меня никогда не посвящали ни во что. Говорят, что нервничать вредно, но то, что происходит сейчас, разве не является излишними переживаниями? Мне никуда не деться от них. Я нервничаю даже из-за того, что оказался в таком положении, из-за приезда Мидзуки-сан, даже тогда, когда отец говорит что-то и приходит ко мне. Слишком невозможно выполнять рекомендации врачей в совершенстве, всегда найдется какая-то щель, куда может пролезть противопоказанное. Меня радует, что удалось остаться одному, но в то же время надоело это одиночество. Несложно догадаться, чего я хочу: как и любому больному человеку мне необходимо много заботы и внимания. И все же мне не очень приятно, когда близкий равнодушен ко мне и совершенно не знает меня, не хочет знать. Я никому не нужен и лишь мешаю, а нуждаюсь в большем, чем могу дать. Противно. Тогда, наверное, не стоит просить большего, хотя я стараюсь быть благодарным за то, что есть. Наверняка Мидзуки-сан спросит обо мне. Слишком наивно будет надеяться, что никто не вспомнит обо мне. Забавно говорить так, когда даже не знаешь, как выглядит собственная тетя. Насколько я понимаю, она знает о трагедии и о том, что произошло со мной. Она обязана знать. Возможно, она знает обо мне даже больше меня самого. Ведь я слишком недоверчив, слишком сомневаюсь. И самое главное – она помнит меня больше, чем я себя. Это точный факт. Я не могу даже предположить, что ей сказал отец, но мой же вопрос о том, что со мной происходит, может выглядеть крайне странно. Я не могу рисовать или писать в столь нервном состоянии, поэтому попросту сижу на стуле, выставив ноги перед собой, и смотрю на дверь, ведущую из моей комнаты в коридор. Длинный коридор, где мне очень редко приходилось бывать. Никто не будет водить меня в разные концы квартиры каждый день, а сам я могу добраться лишь до ванной комнаты, находящейся совсем близко. Без возможности творить я достаю множество листов со своими рисунками и стихами и начинаю раскладывать их на письменном столе, предварительно проверив, нет ли там свежей, еще не засохшей краски. Мне нравится просматривать все это, так как таким образом я могу ощутить вкус воспоминаний. Их сейчас не очень много, чтобы они всплывали в моей голове, и эти самые приятные из тех, что есть на данный момент. Для меня каждое воспоминание – неповторимое произведение искусства. Очередной стук. А я ведь даже не услышал шагов. Или просто не обратил внимания? От неожиданности вздрагиваю и в панике начинаю прятать листы бумаги, растыкивая их по всяким щелям, пряча под множеством тетрадей. - Можно войти? – доносится женский голос, когда я скрываю ото всех самое ценное, что у меня есть и что было создано мной. От осознания того, что меня, вероятно, ждут, я начинаю все более лихорадочно суетиться, меня охватывает паника. Даже голова начинает кружиться сильнее. - Можно, – по возможности приведя комнату в порядок, я отвечаю. Краска на столе и весь этот хаос еще здесь, ведь к этому я всеми силами не разрешал прикоснуться во время уборки. Меня, наверное, не беспокоит, если кто-то посторонний увидит это, я даже не боюсь того, что кто-то может плохо подумать обо мне из-за увиденного беспорядка. То, что стоит скрыть, я уже спрятал. И эти вещи находятся в безопасности. Ручка медленно опускается, дверь открывается. Я продолжаю сидеть на стуле и растерянно смотрю в сторону выхода. Нервно мну холодными руками край футболки. Заходит довольно приятная женщина с длинными черными волосами, одетая в темные джинсы и какую-то кофту. Она вовсе не пугает меня, даже наоборот, кажется милой. Мидзуки-сан кланяется мне, и я отвечаю тем же. - Привет, Таканори, – говорит она. Кажется, Мидзуки-сан растеряна не меньше меня. Словно и не знает, что можно сказать. - Здравствуйте. - Ты помнишь меня? – она подходит ближе, так, что мне приходится смотреть вверх, чтобы видеть ее. - Если честно, нет, – говорю тихо, с сожалением опуская глаза. - Тогда будем знакомы. Я Мидзуки, сестра твоего отца и твоя тетя, – она снова кланяется и протягивает руку для рукопожатия. Немного неуверенно я все же пожимаю ее. Меня в некоторой степени удивляет поведение тети: Мидзуки-сан даже не расстроилась из-за того, что я совсем не помню ее. - Приятно познакомиться. - Мне тоже. - Как ты себя чувствуешь? Я знаю о том, что произошло с тобой. Мне очень жаль. - Я... почти что в порядке. Не хуже, чем обычно. Не стоит сожалеть, все нормально, – я пытаюсь как-то остановить ее, чтобы она была со мной на равных. - Хорошо, что ты не сильно подавлен. Я нервно улыбаюсь. - Это что? – Мидзуки-сан указывает рукой куда-то на пол, и я поворачиваю голову в ту сторону. Вижу лист с одним из моих рисунков, перевернутый изображением вниз. От этого мои руки начинают дрожать. - Я потерял это, сейчас подниму. – Наклоняюсь, не вставая со стула, и чувствую сильную боль в спине. Как всегда. Стараюсь не показывать этого, будет лучше, если я сам подниму потерю. Хотя, кажется, Мидзуки-сан понимает, что мне больно. Я подбираю лист и, держа его все так же изображением вниз, кладу на стол, возвращаясь в прежнее положение. - Таканори, тебе ведь непросто было поднять это, я права? По правде говоря, меня уже не удивляют ее суждения, которые оказываются верными. Хоть и становится немного не по себе: не люблю, когда люди узнают о том, что я пытаюсь скрыть от них. - Э... Вообще-то да, верно. - Тогда, может, тебе не стоит так напрягаться? - Возможно и так. – Я действительно нахожусь в замешательстве. – Но все равно Вам не стоит так беспокоиться обо мне. Все будет в порядке. - Ты прав, все же, я могу доверять тебе. - Почему Вы так считаете? И о каком доверии идет речь? – эти ее слова меня поразили. - Когда человек говорит, что все будет хорошо, он сам, как правило, не уверен в этом и боится. Но мне показалось, что ты был уверен в своих словах, поэтому я поверила в то, что мне и вправду не стоит излишне беспокоиться о тебе. Понимаешь меня? - Понимаю. – От этого почему-то хочется улыбаться. И у меня возникает такое чувство, словно мне одному доверили какую-то тайну. Внезапно из кухни доносится голос отца, сообщающего, что у него возникли проблемы с приготовлением еды. - Пойду помогу ему. Он вряд ли не испортит все, если я не вмешаюсь. Ты ведь не против? - Вовсе нет. - Отлично. А ужинать с нами будешь? - Не знаю... Обычно мне еду приносят сюда, я сам не могу дойти. Поэтому, скорее всего, нет. Простите. - Ничего, понимаю. Тогда до встречи? - Да, до встречи, Мидзуки-сан. На этом она кланяется и уходит, осторожно прикрыв за собой дверь. Из-за этой ее осторожности у меня возникает такое странное чувство, словно к моему личному пространству и ко мне в частности относятся с уважением, с пониманием. Я никогда не испытывал ничего подобного. Сейчас сижу здесь и продолжаю смотреть на безжизненную дверь. Я никогда не думал, что от присутствия чужого человека мне станет спокойнее.・ ・ ・
Я нехотя поворачиваюсь на бок в собственной постели. Я знаю, Мидзуки-сан уехала рано утром, и мне не удалось попрощаться с ней в последний момент. Но я сделал это вчера вечером, поэтому не чувствую угрызений совести. То, чего я так боялся, оказалось не таким уж и страшным, я даже почувствовал себя уверенней и свободнее, теперь понимая, что смогу справиться с тем, что происходит со мной сейчас, и жить нормальной жизнью. Какое бы название ни имела моя болезнь – я все равно получу свое. Лучи солнца странно греют мне спину, даже чувствую это через одеяло. Сейчас день, я угадал, верно? Еще один день. Только теперь все будет так, как прежде, а ведь на протяжении целого дня я впервые ощущал хоть немного разнообразия. Но все закончилось. И снова отец будет приносить мне еду, я буду рисовать то, о чем думаю, отказываться от лекарств... Поругаюсь с доктором, который всеми силами будет стараться успокоить меня. Сколько еще придется терпеть это? Открываю глаза и какое-то время привыкаю к свету. Оглядываюсь вокруг. Да, так и есть, ничего не изменилось. Усаживаюсь на кровати, натягивая одеяло повыше. В таком положении я просижу здесь довольно долго, минут тридцать, наверное. И осознаю окончательно, что все и вправду закончилось. То есть, все вернулось на круги своя, а тому, от чего мне стало лучше, пришел конец. Увы, не каждый день моя тетя, с которой я познакомился заново лишь пару дней назад, будет прилетать из Канады в Йокогаму. Но все же меня радует то, что кто-то еще знает обо мне, пусть этот человек и находится так далеко. Вдруг мне в глаза бросается довольно объемная черная коробка, стоящая рядом с моей кроватью. Я удивлен, что не сразу заметил ее: на такие вещи обычно обращают внимание в первую очередь. Какое-то время я смотрю на коробку в замешательстве, даже предположить не могу, что же в ней находится и что это такое вообще. Но уж точно не розыгрыш, ибо незачем кому бы то ни было меня разыгрывать. Подползаю ближе, чтобы еще тщательней осмотреть неизвестный объект снаружи. Сразу обращаю внимание на круглые отверстия в стенках коробки, возможно, это и не имеет значения, а я ищу какой-то подвох. Решительно вдохнув побольше кислорода, я собираюсь открыть ее. Даже предполагая, что она окажется пустой. Но то, что я вижу, откинув крышку, я даже не подозревал увидеть: на дне сидит крошечная черная собачка и пытается выбраться. Я снова замер в растерянности. Беру собачку в руки, достаю из коробки и кладу на кровать рядом с собой, все так же придерживая это крошечное дрожащее существо. Мне никогда не приходилось держать в руках нечто настолько хрупкое, и в какой-то момент мне становится страшно, что я случайно причиню ему вред. Это ведь подарок от Мидзуки-сан, верно? Ничего другого в голову не приходит, а я уже догадался обо всем. Спасибо Вам, Мидзуки-сан. Ведь теперь у меня появилось существо, о котором я могу заботиться и которое спасет меня от одиночества. Я больше не вернусь в прошлое, откуда пришел. Я буду всегда идти вперед. ________________ - Так в моей жизни появился Корон-чан и не покидает ее до сих пор, – завершил свой рассказ Таканори, слабо поглаживая собачку, сидящую у него на коленях. - И ты хорошо относишься к Мидзуки-сан до сих пор? - Да, я очень благодарен ей, и тот недлинный разговор навсегда остался в моей памяти. Но... – на этом парень оборвался, прижав Корона сильнее к себе. – Но она погибла из-за тяжелой травмы во время боевых действий в Канаде. Я знаю об этом, ведь тогда еще атомная электростанция вблизи Токио была цела и некоторые новости доходили до меня. Отец тоже погиб. - Мне не говорить ту банальную фразу о том, как мне жаль? – понимающе улыбнувшись, спросил Гакт. - Вы правы, действительно не стоит. – Голос Таканори звучал оживленней, чем ранее. - Просто я знаком с теми ощущениями, когда близкие люди умирают. Почти все мы, живущие в это время, ощутили вкус потери. Поэтому можем понять друг друга и без стеснения рассказывать о своей трагедии. Вот что я чувствую сейчас. Но теперь все же скажу, что тебе лучше поспать немного. А утром, быть может, и температура спадет. - Хорошо, я не буду сопротивляться. - Я могу идти? - Да. Только у меня есть одна небольшая просьба, – неуверенно сказал Мацумото, когда Гакт уже поднялся на ноги. - Какая? – спросил мужчина, даже не повернувшись к своему собеседнику. - Вы можете не тушить свечу? Я хочу заснуть, пока она будет гореть. - Хорошо, мне вовсе не будет мешать это.