Родители

      Бар был обычным баром. Тёмное помещение в полуподвале, чьи маленькие окна последний раз мыли ещё до Пустого Века. Горький табачный дым от дорогих ароматных сигар и дешёвых сигарет, приторно-сладковатый от «травки», которой баловались некоторые завсегдатаи. Джентльмены, настоящие «мужики» и разбитные девицы, продающие своё тело. Грязная барная стойка, за которой высится батарея разномастных бутылок со всего света. Темнокожий бармен с ярко-алыми волосами, в редкие минуты, когда ему не приходилось наливать выпивку, протиравший стакан сальной тряпкой. Официантки, некогда хорошенькие, а теперь пропитанные ароматом безнадёжности этого бара… И сидящие за соседними столиками дозорные и пираты, ещё два часа назад начавшие пить на брудершафт. А что поделать – эта «пивнушка», как высокомерно её обзывали многие люди побогаче, была единственным развлечением в их проклятом городке. Сезон штормов, в море выйдет только самоубийца, поэтому все здесь, все пьют, наплевав на своё положение в обществе…       Но было кое-что ещё. И бледный, тощий, как жердь, человек, привычно приподняв цилиндр, обнажая лысину, и чуть поклонившись бармену, проходит в дальний угол, где никогда не бывает драк, открывает крышку рояля и едва-едва касается пары клавиш. К нему, в обрушившейся тишине, подходит смуглая до черноты кучерявая женщина в алом платье. Они чудовищно не похожи. Музыкант, чьего имени никто не может запомнить, по кличке Жнец, потому что от смерти его отличает разве что то, что он всё-таки человек. Кажется… И певица, похожая на богиню плодородия из легенд аборигенов с соседнего острова, никогда никому своего имени не называвшая, и потому гордо несущая прозвище Сирена за прекрасный, чарующий голос… И силу Мера-мера но ми.       И когда они встречаются у старого расстроенного рояля, в котором порвана половина струн, в зале смолкает даже дыхание и вой ветра за окнами. А в первых звуках музыки и песни рождается истинное волшебство красоты…       За окнами бара бушует шторм. Дым от сигар и сигарет удушливым чадом заполняет зал. Побитые жизнью люди, пираты, дозорные, горожане, пьют, пытаясь отрешиться от происходящего. Волшебства не будет. Эпидемия, прокатившаяся по острову по весне, многим не оставила шанса. Но скрипит входная дверь. И тощий нескладный мальчишка в перешитом из взрослого одеяния фраке отвешивает бармену полупоклон, приподнимая цилиндр над жёсткими мелкими кудряшками афро. Тёмной тенью проскальзывает в дальний угол, поднимает крышку старого рояля и, выудив оттуда за хвост дохлую крысу, ласково дотрагивается до пары клавиш. И звуки в зале замирают, чтобы дать дорогу робкому неуверенному молодому волшебству красоты…