Громкая музыка заглушала не менее громкие голоса, гудевшей на квартире Леши и Насти молодежи, под предлогом — новоселье. За пару часов гости стремительно заполнили собою однокомнатную халупу. Стало довольно-таки тесно и душно. Это — если не грести под общую апартаменты, которые казались ужасно тесными
на двоих. По мнению сожителей, плюс организаторов этой тусы.
Последние разбросались по углам, потягивая дешевую водку под сплетни со стороны. Изредка они кидали друг на друга короткие не значительные взгляды и на публику давили лыбу. Да, им было весело, в самом деле. Но душу терзали, подкравшиеся незаметно, сомнения.
Правильно ли они поступили, что теперь им приходиться терпеть друг друга за собственные деньги?
За последнее получасье ответ на этот вопрос им вычислить не удалось. Хотя бы в одиночку.
Откинув все сомнения прочь, сожители продолжили веселиться, окунувшись с,
обжигающим горлом спиртным, головой в царившую атмосферу движухи.
Какой-то светлый курчавый парнишка, встав в арочном проеме, звонко присвистнул, обратив на себя внимание некоторых лиц. В том числе Лёшино и Настино.
— Там в дверь звонят! — кричал он, пытаясь перекричать бомбящие басы песни и донести весть до временных хозяев квартиры.
За размазанной пеленой перед глазами, которая равнялась выпитому алкоголю, молодые люди не смогли рассмотреть неизвестного сейчас гостя.
Сожители переглянулись. Залпом осушив рюмки со спиртным, они покинули свое окружение и сквозь толпу побрели в прихожую, откуда доносилась режущая трель дверного звонка.
Они оба ожидали увидеть на пороге Пашку, друга каждого из них двоих, но никак не Пашку — их общего друга.
Хотя, разве что Лёшка ожидал еще кое-кого.
Леша открыл дверь.
Их догадки подтвердились.
На пороге стоял Вершинин с перековеркнутым выражением лица.
— Блин, я думал, уже как Карлсону придется — через окно, — недовольно иронизировал парень. Закрыв за собой дверь, он, — Здорово, Лёх, — пожал руку другу и, — Привет, Настюх, — легко и непринужденно чмокнул подругу в щечку.
» — Вот сейчас не понял/не поняла…» — подумали сожители и странно переглянулись.
Настя не сильно стукнула себя по лбу, вспомнив.
При их первой встрече с Лёшей, она словила себя на мысли, что уже явно где-то видела его наглую рожу. По факту. И только сейчас до нее дошло. Это же лучший Пашкин друг, с которым Вершинин не раз пытался познакомить ее, но все никак не получалось. А видела она его на фотографиях у Паши в инсте.
— Точно! — вслух подытожила Настя свои мысли.
— Вот ты значит какая «Настя — самый лучший рыжик», — процитировал Леша Вершинина, добавил: — Пашкина лучшая подруга, о которой я много чего хорошего наслышан и ни разу не видел. — Затем он перевел взгляд на друга, — Повезло ж мне, что теперь я живу с «самым лучшим рыжиком», да, Паш?! — спросил Лешка и притянул к себе «самого лучшего рыжика».
Настя живо среагировала, несильно ударив Лешку в живот.
Паша тихо хохотал над друзьями в сторонке рядом с дверью, не понимая происходящего.
Звонок стал вторично разрываться на трели.
— О! — радостно воскликнул Горелов. — Это ко мне…
***
Повествование ведется от лица Насти.
Я попыталась закрыть глаза на дешевую показуху Танюхи — стриптиз на журнальном столике. Но эмоции, такие открытые, взяли надо мной верх. Я сжимала в руке рюмку, оставляя на ней отпечатки своих пальцев, влажных то ли от духоты, то ли от шаливших в моей голове нервов, и уничтожающе смотрела на Лёху. Потому что именно он притащил сюда эту шлюху за полтинник!
Как-же мне сейчас противно смотреть на эту картину: «Плевать на все, лишь бы выебали». На то, как Перфилова дико извивается, показывая всем своим видом, что готова везде и во всех позах, и как Леша скачет перед ней зайчиком, надеясь на то, что ему перепадет. Но не смотреть я не могла. Почему-то. Почему?
Рядом со мной стояла Анька, моя лучшая подружайка. Она, широко распахнув глаза, хлопала своими густыми ресницами, взахлеб что-то увлеченно вереща мне на ухо.
Я же стояла с разгневанным лицом, поджав губы в белую полосу, и вовсе не слушала подругу. Разве что делала вид, чтобы не обидеть и не словить халявный допрос с пристрастием.
— Какого, она тут изображает, — изумилась я, когда Танюха откинула в сторону свой сарафан, оставшись в одном нижнем белье.
— Что?! — возмутилась Антонова, не поняв, кого я имела ввиду. Но она живо проследила за моим взглядом и, зная ответ, спросила, разведя руки в стороны: — Дмитриева, ты меня вообще слушаешь?!
— ТП-шница гребанная, — я начала закипать пуще прежнего. — Ну он у меня сейчас получит.
Всунув рюмку, что находилась в моих руках, Аньке, я в последний раз издалека окинула Горелова яростным взглядом и двинулась к «парочке».
Повествование ведется от лица Леши.
Я лицезрел Танюху, сопровождая громкими возгласами ее откровенные «танцы» на столе как вдруг, меня кто-то резко откинул назад за воротник рубашки. Обернувшись, я увидел злостную Настюху. От одного ее взгляда на меня, меня передернуло.
— Ты че, а?! — не слегка опешил я с ее последнего действия.
— Ниче, — в тон мне ответила она и двинулась в комнату, где было более менее тише, чем тут.
Поняв, что она хочет поговорить, мне пришлось отправиться за ней, подальше от лишних ушей.
***
Когда я зашел в спальню, Настя, скрестив руки на груди, выжидающе стояла и смотрела на меня взглядом, полным рвения кого-нибудь нехило отхреначить. Прикрыв дверь, я запустил руки по карманам и склонил голову на бок, состроил наглую рожу и точно так же выжидающе вытаращился на нее, словно отражение.
Минута. Две минуты. Три минуты.
Мы стояли, как зачарованные, сохраняя дистанцию между друг другом, и никто из нас не решался первым начать ссору.
Четыре минуты.
А мы все так же стоим. Мне это порядком надоело.
Пятая минута была последней для моей нервной системе.
— Это что было? — спокойно спросил я.
— Все хорошо было, — начала Настя, — пока ты не привел эту шлюху в
нашу, мою квартиру!
— Да?! А ты не забыла, что это и моя квартира тоже?! — перешел я на крик. — И че ты вообще заладила «моя», «твоя», бесишь!
— Да это ты меня бесишь, индюк высокомерный! Тебе лишь бы перепихнуться с кем-нибудь и все, больше тебе ничего не нужно! Чтобы через пять минут этой шалавы не было… тут! Понял?!
— Нихера! ..
Настя не успела раскрыть рот, чтобы выплюнуть что-то оскорбительное в ответку, но дверь широко распахнулась, и в комнату ввалились Танюха с каким-то неизвестным мне парнем. Заметив нас, они не отчаялись и побрели в другое укромное место.
Настя засмеялась:
— Обломали тебя, Лешка!
Я рассердился.
Настя не прекращала заливать комнату звонким смехом, который, как мне показалось, смахивал на детский заражающий смех. Странно, но она не стала глумиться, а все смеялась и смеялась…
Переосмыслив ситуацию, мне вдруг тоже захотелось посмеяться. Посмеяться над самим собой. Пожалуй, никогда я не смеялся сам над собой.
Мы оба были изрядно пьяны, что послужило усиливающем фактором нашего дикого хохота. Настя упала спиной на двуспальную кровать, что стояла за ней. А я скорчился пополам, придерживаясь руками за колени. Но вскоре, мы начали уже отходить, и мне пришлось рухнуть на кровать рядом с Настюхой…
Смех сменился странно-счастливыми улыбками, игравшие заметный осадок.
Свет был погашен, в комнате царил полумрак. Мы лежали, уставившись в белый потолок, который сейчас казался грязным, словно глядели на завораживающее звездное небо. Романтика, ёпт.
— Глупое и двусмысленное стечение обстоятельств, — повернув в мою сторону голову, полушепотом произнесла она в темноту.
— Да, — ответил я первое, что пришло на ум, и заглянул в бездну ее медовых глаз…
