Mistake

Никогда не надо бояться того, кто боится тебя. Лорел Гамильтон «Нарцисс в цепях»

Неофиты давно уже спят, а мою и так пустую головку окутывают совсем ненужные мысли. На часах ровно час ночи, а я все еще, свернувшись калачиком и сомкнув веки до такой степени, что перед глазами рисуются черные круги, думаю о словах Эрика. Многие поговаривают, что он уехал в город на несколько дней, а когда вернется, начнет издеваться с новым усердием. Меня терзают сомнения, но я все-таки тихо встаю, как ни странно, не скрипнув кроватью, беру свои сапоги и футболку, на цыпочках продвигаясь к выходу. Мой взгляд проносится по неофитам, и я замечаю, что не одна я не могу уснуть в столь поздний час… Так что, оказавшись в пустынном коридоре, надеваю тяжелые сапоги, переодеваюсь в большую футболку и жду, облокотившись о стену. Когда появляется моя новоиспеченная знакомая, я улыбаюсь столь рассеянному виду. — Решила поупражняться? — дружелюбно спросила я. — Ты меня до чертиков напугала! — облегченно вздохнув, Трис легонько ударила меня кулаком в плечо. Я только хмыкнула, и мои губы вновь растянулись в легкой улыбке. Приор мне нравилась. Я даже не могла вспомнить, чтобы кто-то из людей вызывал у меня такие эмоции. Трис настоящая, как дорогие духи. Если они стоящие, будут держаться до самого конца. Мы пошли в зал и говорили обо всем, о чем только можно было. Мы были похожи, но совсем не внешними качествами, хотя, чего отрицать и внешне тоже. Мы обе попали не в свою тарелку, где нас зажевали при первой же возможности. Мы слабы. Я слаба, хотя раньше мне так совсем не казалось. — Как твои руки? — спросила она, когда мы подошли к боксерской груше. — Замечательно, — косясь на сбитые костяшки, ответила я. Я ударила по груше, и боль растеклась по телу холодным потоком мурашек. Это как срывать пластырь с только накрывшейся тонкой пеленой раны. В глазах мелькают черные круги, но я все равно наношу удар за ударом, пока руки не наполняются свинцом и не хотят подниматься, чтобы вновь «избить» грушу. Трис все еще продолжает наносить удары, когда я наматываю второй круг по залу. И я понимаю, что слишком слаба, как бы это ни было позорно признавать, но я слабее Трис — девочки, которая в жизни никого не била. И мне становится противно. Противно от самой себя. Мы занимаемся, долго занимаемся, пока за окном не начинает светлеть, пока солнце только-только покидает свою гавань и направляется к нам. Хотя мы не можем этого видеть — здесь нет ни одного окошка. Тогда я и Трис идем в душ с холодной водой. Как раз оптимальный вариант, чтобы я могла немного расслабиться и отвлечься от этих мыслей. Когда струи касаются кожи, я чувствую себя незащищенной, как обложка книги — открыта для всеобщего обозрения, но это и есть настоящий расслабляющий душ, которого мне так давно не хватало, и о котором я могла только мечтать до недавнего времени. Многие скажут, что фракция никому не нужна. Что лучше самим создавать свою судьбу, вдалеке от правил и порядков. Но я скажу иначе — фракция — это единственное, что надо мне. Большинство не было в рядах афракционеров, не видели, как живем мы — те, кого выгнали из их дома, те, кому некуда деться. Еще месяц назад, я была готова убить за ванну с горячей водой, а сейчас могу спокойно покрутить кран, и на меня хлынет целый поток счастья — но я все равно продолжаю мыться в воде, от которой на теле образуется «гусиная кожа», от которой синеют губы. Все потому, что я не привыкла к такому. И я ни за что на свете не хочу отправляться назад и сделаю все, что угодно, чтобы остаться среди Бесстрашных. Мысли путаются, сворачиваясь в комок. На душе становится легче, как будто камень наконец-то опускается на самое дно океана. И я закрываю воду, закутываюсь в белоснежное полотенце и вхожу в общую комнату. Трис давно помылась и успела переодеться за то время, как я только-только вышла из душа, оставляя после себя следы из прозрачной воды. Натягиваю штаны на еще влажную кожу, надеваю черную футболку и решаю прилечь на пару секунд. Мои веки закрываются, и я слышу громкий крик. Тело вздрагивает, я поднимаюсь на ноги, мои волосы все еще не совсем сухие, и я удивляюсь, как и когда они вообще успели подсохнуть. — Через минуту жду вас в Яме, — кажется, Фор тоже не выспался с утра. Я была готова, только накинула легкую курточку и вышла из комнаты, где вовсю кипел сбор. Я спокойно вошла в зал, где уже были рожденные в Бесстрашии. Остановилась около Фора, пожелала ему доброго утра и услышала ответное приветствие. — В какой ты была фракции? — слишком строго спрашивает он. — А ты? — не отрывая взгляда от входа, в котором должны были с секунды на секунду появиться неофиты, ответила я. — Я разрешал говорить со мной на «ты»? — повернувшись ко мне лицом, спросил Фор. — Я изгой, мне все разрешено, — безразлично предоставила ему ответ я. — Ну, если ты хочешь и остаться им впредь, продолжай в том же духе. Я не успела и рта открыть, как в Яму влетела небольшая толпа неофитов. Фор поздоровался со всеми и мы начали тренировку, где на второй день должны были выйти на ринг. Это мне нравилось больше, чем бессмысленно колотить по груше, здесь можно оторваться по полной. — Сейчас вы разделитесь на пары. Первый и третий прыгуны, второй и четвертый и так далее, поняли? — потирая глаза, спросил Фор. — Да. — Кто восьмой? — кричал во всю глотку напыщенный Искренний. — Я, — спокойно ответило мое собственное эго, и я направилась к Питеру. Парень хитро ухмыльнулся, будто решил, что я кучка пыли и что, как только он дыхнет, я рассыплюсь. Я лишь улыбнулась ему в ответ. И мы подошли ближе к рингу. У меня было такое чувство, что эта сама судьба свела нас помериться силами. Но вот одно, что мне не нравилось точно — это зрители. Не хватало только попкорна для лучшего представления. — Я вижу, вы тут забавляетесь, — послышался пропитанный ядом голос, от которого кровь в венах застывала. Баритон Эрика нельзя было нельзя было спутать с любым другим голосом. Хрипотца и нотки язвительности, присущие только этому мерзкому существу. У него есть возможности, власть, сила, которая способна подчинить любого. Его не так просто обмануть и не так просто победить. Кажется, кто-то слишком скоро вернулся из города. Единственные мысли, которые крутятся у меня в голове, должны быть повернуты совсем в другое русло, но я все никак не могу отделаться от идей, которые помогли бы мне победить Эрика в его же игре. — Вы деретесь, как щенки, — рявкнул он, когда на ринге была Кристина и ее соперница. Эрик жесток и непоколебим. Его слова для него и его окружения — закон. Но он всего лишь один из Лидеров. И то, не главный. Мы с Питером были последними и, как только один из соперников выбывал, Искренний говорил, что такой же будет и моя участь. А я лишь издевательски ухмылялась и говорила что-то язвительное в ответ. Но когда настала наша очередь, Питер будто в рот воды набрал, он сосредоточился, на его лбу появились небольшие складки, но перед самым выходом парень опять не удержался и ляпнул то, что мне совсем не понравилось: — А твоя мамаша знает, какая у нее дочь никчемная? — уже расслабившись, ехидно спросил он и закусил нижнюю губу. Мои ноздри раздулись, и я было уже хотела броситься на него, но Фор задержал меня за руку и тихо прошептал: — Не дай своему гневу одолеть себя, Мис. Агрессии надолго не хватит и ты выдохнешься. Помни, что в любой момент ты можешь закончить бой, — Фор говорил очень тихо, но я уверена, что почти каждое его слово было слышно нашему окружению. — Нет, никчемная, не так быстро. Вы деретесь до последнего. Пока кто-то из вас не вырубит другого, — он беззаботно пожал плечами и улыбнулся. — Сучий сын, — прошипела я сквозь зубы, что, уверена, он услышал. Когда я оказалась на ринге, то постаралась отвлечься, переключиться на бой, но мне это никак не удавалось, а трусливый Искренний нашел мое «больное место» и еще больше задирал меня этим: — Ну, и как, никчемная, мамочка знает? — проговорил он и попытался нанести удар, который я успешно блокировала. Моя мама любила вино и курила в постели «Marlboro», хотя в нашей фракции это было запрещено. Нет, нет, нет. Мистейк, не думай о маме. Нет, сосредоточься. Думай, о чем тебя учили все эти года. Питер он, он жилистый, азартный так? Быстрый. Значит, такие нокаутируют противника нечасто. В основном «файтеры» (удары стремительные, примерно одинаковые по силе). Побеждает тот, кто умеет бороться. Исключений мало. Он медлит, думает, на что бы еще надавить. И пока он не ожидает, я иду в наступление. Мне получается вмазать ему по лицу, да так, что алая кровь сочится по нему, как водопад падая на черную футболку. Питер вытирает кровь рукавом, оставляя багровые следы по лицу, и я пытаюсь опять нанести удар, который он блокирует, заворачивая мою же руку мне за спину. Мы наносим удар за ударом. И, когда я со всей силы наступаю ему на ногу, от чего из его уст слышится рев, парень со всей силы бросает меня на маты. Питер нависает сверху, притиснув своими ногами мои руки к моему телу. — Да уж, никчемная, я думал, ты способна на большее. Мамочка бы разочаровалась, — он цокнул языком и победно улыбнулся. Я играла тогда с другими детьми во дворе. Мой братик был вместе со мной. Отец позвал нас домой, и мы опять подумали, что он будет нас бить. Но он сидел, закрыв лицо руками. Его плечи вздрагивали время от времени. Сегодня мамочка не вернулась домой. Она всегда была уже дома в это время. Моя мама спала… Но ее тело было таким синим и холодным. Мамочка никак не просыпалась, а я все звала ее и звала. А затем, отец сказал, что ее больше нет. Она мертва. Ее убили афракционеры. Было трудно. Она исчезла. Стерлась… И ничего не осталось, кроме папы, который сильно пил и ненавидел нас. В большей мере меня. — Заканчивай, — опять подал голос Эрик. — Выкуси, — шиплю я. И Питер пытался. Но на тот момент меня затмила пелена ярости. Ненависть пробралась глубоко под кожу, просочившись в кровь, которая была на пути к сердцу. Я спохватилась, успела немножко подняться и лбом нанести удар по его лицу. Он замешкался, всего лишь на секунду, которая была моим спасением. Я смогла вырваться, опрокинув его на спину, затем я поднялась и ногой пнула парня под бок. Но не с той силой, с которой могла бы. Я пинала его, пинала, пока в моих мыслях бурлила каша из ярости и ненависти. Но он успел схватить меня за ногу и опрокинуть на спину. Я упала, сильно ударившись головой. И тогда Питер окончательно погубил меня, со всей силы ударив по лицу ногой. Свет резко ударяет в глаза. Я жмурюсь. Больно. А затем, решаясь на секунду посмотреть, что окружает меня, я приоткрываю одно веко. А затем открываю оба глаза, оглядывая территорию. Около меня, на соседней койке, лежит Трис. Ей не повезло, как и мне. Девушка по виду совсем недавно пришла в сознание. Мы обменялись утешающими улыбками, и тогда я опять упала на подушку. Я очень хотела спать, но переборола себя и просто смотрела на белый потолок. — Мы под красной линией, — тихо сказала она, и я чувствовала, что Трис сильно переживает из-за этого. Еще бы. Кто бы не переживал. — Выкарабкаемся, — странно, но мой голос вдруг стал совсем чужим. Через час нас выписывают, и я отправляюсь в комнату, Трис — в столовую. — Ты не идешь? — спрашивает она на перекрестке. — Потом подойду. Я бреду в общую комнату, в ванную, где есть зеркала. Мне хочется увидеть, как же разукрасил мое лицо Питер. И я вижу совсем другую девушку. Губа разбита, как и лоб. На щеке виднеются свежие швы, а нос адски болит, хотя непохоже, чтобы он был сломан. Когда я прихожу в столовую, бреду за самый дальний столик, где почти никого нет и сажусь на свободное место. Напротив сидит парень, рожденный в Бесстрашии. У него светлые кудрявые волосы, которые падают ему на глаза. В правой брови виднеется небольшой пирсинг, как и в носу, а в ушах небольшие тоннели. Я утыкаюсь в тарелку и не хочу ни видеть, ни слышать никого и ничего, а подколов тем более. — Молодец, изгой, — вдруг отзывается Бесстрашный. Я поднимаю голову, но совсем ничего не понимаю, а он лишь смотрит на меня, улыбается и пережевывает свою еду. — Я Рэй, кстати. А ты Мис, да? — он накалывает фасоль на вилку и вновь смотрит на меня. — Да. — Ты хорошо справилась с боем, как для новичка. — С чего это ты вдруг хвалишь меня? — спрашиваю я. Это очень подозрительно. — Знаешь, меня Эрик попросил, — с сарказмом отвечает он, но я воспринимаю эти слова всерьез. — Эрик? — Да шучу я, чего это ты, — он ухмыльнулся, но совсем незнакомой улыбкой. Такой теплой, как горячий чай в холодную погоду. Мы разговорились, и я впервые хорошо поговорила с человеком, не упоминая о своем прошлом, о своем имени, о родителях и прочем. И не заметила, как к нам подсел кто-то. Как говорится: «Вспомни дерьмо — вот и оно» — Рэй, не трать свое время на эту пустышку, она и так тебе не даст, — он же не может спокойно поесть. — Что тебе нужно, Эрик? — спрашивает мой товарищ. Мужчина наигранно пожимает плечами и указывает на еду, будто просто поесть решил, а другие столы были заняты. — Так что, Ошибка, игра начинается? — сделав глоток из чашки, он посмотрел на меня. — Если хочешь проиграть в своей же игре, тогда начинается, — гневно выплюнула ему в лицо я. Он лишь ехидно ухмыльнулся, встал, забрал свой поднос и ушел. — Не играй с Эриком, изгой. Ты не выиграешь, — серьезно и немного напугано произнес Рэй. — Хотя бы попытаюсь, — встав из-за стола, ответила я и ушла. Я долго ходила по коридорам Бесстрашия, пока в нем не осталось все меньше и меньше людей. И вскоре, когда Бесстрашных уже почти не было, я решила еще раз зайти в небольшой спортзал, который был предназначен для дополнительных тренировок. На дворе же была поздняя ночь, луна взошла над городом, и я присела на маты, на которых еще несколько часов назад была поражена. В зале показался силуэт. Трудно было не узнать столь мужественной фигуры: широкие плечи, мускулистые, сильные руки, гора мышц и настоящая мощь, отраженная в каждом его движении. Он был, как всегда, уверен в себе, со своей фирменной ухмылкой. — Что ты здесь делаешь, Эрик? — спросила я. — Могу задать встречный вопрос, — он шел прямо ко мне, отчего я встала. — Что ты творишь, Эрик. Я не понимаю, — спросила я, когда он начал приближаться. Я вся пятилась назад, пока не уперлась в стену. Парню оставалось всего лишь три шага, и он бы оказался около меня, но решил вызвать мандраж, от чего мои глаза стали похожи на два теннисных шарика. — Ну ты же хотела поиграть, — усмехнулся он. — Нет. Я… я… лучше пойду, — я сама не помнила, что лепетала, единственным моим желанием было как можно быстрее добраться до двери и выскочить из зала. — Нет, не так скоро. — прошептал мужчина, перехватив мою руку, и притянул к себе, когда я попыталась уйти. — Что ты делаешь? Эрик, пусти! — мой голос от страха почти переходил на крик. — Пожалуйста… пусти… — Ну, ну… будь хорошей девочкой. Ты же хотела поиграть. Ведь так, Ошибка, — зашептал он мне в ухо, — Сучьему сыну нужно поддерживать репутацию, ведь так? По телу бежала мелкая дрожь от таких отвратительных для меня прикосновений, но мужчине, кажется, было все равно: он так увлекся, впиваясь своими руками в мои ягодицы. Он запомнил мои слова перед боем. Слишком хорошо, в данный момент было мне совсем не на пользу. Я била руками в его грудь, вырывалась, но его, видимо, это лишь забавляло. — Пусти! — Не кричи, тебя все равно здесь никто не услышит. А тебе стоит быть поласковей. — Нет, не трогай, пожалуйста. Тебе самому не отвратительно прикасаться к Изгою? К той, кого поимел уже не один афракционер?! — срываясь на крик, лепетала я. — Какая же ты наивная, Изгой. Думаешь, я не знаю, как выглядит девственница? — еще больше скользя по моему телу своими лапами, прошептал он. Он обхватил меня за талию и закинул на спину, а через секунду бросил на маты, прижимая своим телом. — Нет, не трогай, пожалуйста. Своими действиями я только разозлила Лидера, и тишину залы разорвал звук хлесткой пощечины. Он пытается стянуть брюки с моих бедер, но ничего не получается, и он просто отрывает пуговицу и раздирает молнию, снимает футболку с вдруг похолодевшего тела, и я чувствую, как гладкий материал его футболки трется о мои обнаженные бедра, когда он прижимается ко мне. А потом мне показалось, что я оглохла от собственного крика, когда почувствовала, как он проталкивается в меня. Все уже спят и им, тем более, нет никакого дела до беспомощного Изгоя. Руки Эрика судорожно впиваются в меня, а я продолжаю бить его в грудь, но от этого мужчина только смеется и ускоряет и так не медленный ритм. Когда он закончил, ничего не сказал, лишь шлепнул меня по бедру и довольно улыбнулся. Застегнул пуговицу на брюках и удалился. А я так и осталась лежать на матах. На часах был час ночи, а тело было покрыто не только мурашками и кровью, а еще и гадким, липким белым веществом. А на часах все еще был час ночи.