***
В «Дырявом Котле», как и подобает единственному питейному заведению магического пассажа, было полно народу. От студентов-первокурсников, с опаской держащихся за полы мантий своих родителей и преподавателей, до служащих Министерства, проводящих свои вечера в компании бокала сливочного пива, и уставших от вечного шума толпы продавцов. В пабе, казалось, все друг друга знали, приветливо приподнимали свои остроконечные шляпы и здоровались. Себастиан помахал рукой какому-то дальнему знакомому его семьи, чтобы не показаться невежливым, и протолкнулся к свободному столику под тусклым засаленным масляным светильником. Их покупки уже, вероятно, были доставлены домой посыльным, поэтому компания могла спокойно провести остаток вечера, потягивая глинтвейн и обсуждая трудности предстоящего учебного года. – Ты должна соблазнить Куинн, Сантана, чтобы она ни за что не поймала снитч, – низко прошептал Себастиан, нагнувшись к подруге, за что получил удар в плечо и хмурый взгляд. – Если я что-то рассказываю… – По пьяни, – вставил Джефф, и Лопез перевела на него уничтожающий взгляд. – Вам. То это не повод подшучивать надо мной по этому поводу. Ничто вообще не повод надо мной подшучивать! – Конечно, милая. Ничто, кроме… – Заткнись, Смайт, или я переверну глинтвейн тебе на голову. – Фу, Сан. Иногда ты ведешь себя так, словно учишься на Хаффлпаф, – с наигранной брезгливостью заметил Смайт и резко обернулся на голос, позвавший его. – Дейв… Какая встреча, – «радостно» протянул Себастиан и поднялся, чтобы пожать руку Карофски, который выглядел так, словно вдруг наступило Рождество. Еще бы. Парень потратил весь осенний семестр своего пятого курса на то, чтобы попасть в компанию Смайта. Будучи на курс младше, он понимал, что шансы у него невелики и исключение мог составить только Скорпиус, но парень оказался упорным, и Себастиан просто сдался. – Я так рад, что встретил вас, ребята! Пойду закажу всем пива. Видел уже сегодня этих уродов с Гриффиндора. Веселый будет год! Карофски отправился к барной стойке, а Себастиан положил голову на руку и вздохнул. – Вот и посидели, называется. – Ну, знаешь ли, он не так уж плох. Просто восхищается тобой… чрезмерно, – попытался исправить настроение друга Джефф, но безуспешно. Мысли Себастиана уже унеслись далеко и от «Котла», и от Карофски. Мыслями он уже был в своем послезавтра, в родных стенах академии магии. В толстостенных коридорах, украшенных рыцарскими доспехами, в Большом зале, сияющем яркими лучами полуденного солнца, в гостиной Слизерина, освещаемой тусклыми керосиновыми лампами из зеленого стекла. На квиддичном поле, где в душу пробирается ветер, а слух заливает ликование трибун. Если Себастиан Смайт и хотел сейчас оказаться где-либо во Вселенной, то именно там. Ни родительский дом в Саутгемптоне, ни Переулок, ни единое место в мире он не любил так, как Хогвартс. Там он хоть иногда, но был счастлив.***
Когда церемония Распределения завершилась, профессор Лонгботтом унес Шляпу, которая в этом году пела о «чести, и верности, и о том, как важно помнить, кто ты есть на самом деле, оставаться собой даже перед лицом высших сил», а столы факультетов пополнились десятками новых студентов, Хантер перестал обращать внимание на происходящее. Студенты спели гимн школы, который с приходом МакГонагалл на пост директора обрел вполне устоявшийся канон исполнения, затем директор произнесла приветственную речь и призвала всех тепло поприветствовать нового преподавателя Защиты от Темных Искусств – профессора Шустера, и вот, наконец, был объявлен пир. Не то чтобы Хантер не любил эти официальные части. Он любил. Он обожал слушать Шляпу, которая с каждым годом все чаще начинала прислушиваться к желаниям учеников, обожал слушать речи МакГонагалл, которая была на самом деле превосходным оратором и всегда знала, что нужно сказать детям, обожал наблюдать за движением миниатюрных галактик под сводом волшебного потолка, пока проходила церемония. Но в этом году ему не давало покоя нетерпение. Ему слишком сильно хотелось оказаться в своей комнате, ведь это был их последний год, у него не было ни минуты, чтобы терять впустую… – Хантер! – чуть ли не из другого конца стола он услышал голос Китти Уайльд, и, приложив немало усилий, вежливо улыбнулся, прежде чем повернуться к ней. – Да, Китти? – девушка засияла, излучая самодовольство. – Как твои каникулы? – Прекрасно. Ах, Суррей просто сказочный в это время года! Мы с родителями много путешествовали по стране, останавливались в небольших волшебных деревнях. Но в августе я все равно должна была вернуться в поместье… и я так по тебе скучала! Все время рассказывала о тебе родителям. Ты им понравился, они не против с тобой познакомиться на зимних каникулах! А как, кстати, твое лето? Пока Китти говорила, Хантер мечтал, чтобы под ним сию же минуту разверзлась пропасть, куда бы он провалился от стыда и неловкости. Единственный вопрос «Зачем ты это говоришь?» так и повис несказанным в воздухе, потому что, кажется, на пламенную речь Уайльд обернулась половина Слизеринского стола, забыв о куриных окорочках и тыквенных пирогах. Все уставились прямо на них, и Кларингтон замер, почувствовав себя точно выставочным экспонатом. Китти же светилась от счастья. Молчание затянулось, и Хантер мысленно пнул себя, вынуждая открыть рот и ответить. – Эмм… мы с родителями никуда не ездим. У отца работа, он не может ее бросить… – где-то с другой стороны стола послышалось приглушенное «потому что он маггл», на что Кларингтон постарался не обращать внимания, – потому что он директор фирмы. Поэтому мы провели все лето в Лондоне. Но спасибо, что спросила, Китти. Короткая волна насмешек снова прокатилась через дальний конец стола. – Насчет зимних я дам тебе знать позже, ладно? У меня были кое-какие планы. Напротив раздалось громкое и вполне отчетливое фырканье. – Ну, конечно… – Прошу прощения? – Хантер повернул голову и встретился взглядом с Себастианом, который последние пять минут только то и делал, что усиленно пытался игнорировать все происходящее, но, наконец, сорвался. – Не извиняйся, дорогой. Просто какие планы могут быть у тебя, если такая сногсшибательная барышня, как Уайльд, зовет тебя к себе на каникулы? Или ты боишься, что не «впишешься» в атмосферу, где вокруг полно чистокровных? За шесть лет учебы на Слизерине мог бы уже и привыкнуть. Вокруг повисла тишина, и только Китти продолжала довольно улыбаться, будто не понимала, что на самом деле происходит. – Я все еще искренне не понимаю, какое тебе дело до моих планов, Смайт, – стараясь прибавить голосу как можно больше желчи, ответил Хантер. – Я ведь не к тебе напрашиваюсь. – Еще бы ты попробовал, – едва слышно вставил Скорпиус, ядовито ухмыляясь, и Хантера прорвало. Он громко уронил вилку и отвернулся ото всей компании, ища поддержки глазами у Мерседес и Ника, сидящих с другой стороны от компании Себастиана. Но те лишь смерили однокурсников презрительными взглядами и попытались отвлечь Кларингтона, дошедшего до состояния кондиции, рассказами о Кубке Квиддича. Хантер привык. На самом деле, за шесть лет привык к подобному, но никак не мог перестать реагировать. Еще бы – полукровка в Слизерине. Полукровка в Слизерине, полукровка, который стал капитаном команды по квиддичу еще на четвертом курсе. Который всегда показывал лучшую успеваемость в группе, который подавал большие надежды. И это не могло оставить всех равнодушными. Остаток вечера он просто отказывался оборачиваться на ту часть стола, где сидел Смайт и его компания, и обратил все внимание на обсуждение предстоящего года, экзаменов и последнего в его жизни турнира по квиддичу, который они просто обязаны были выиграть. Когда МакГонагалл объявила, что ужин окончен, и довольные жизнью сонные студенты начали толпиться кучками возле старост, чтобы уйти в спальни, Хантер проскользнул мимо сокурсников к Рейчел, которая созывала первогодок, чтобы помочь ей. Она никогда не просила, на самом деле, потому что считала себя выше этого и была уверена, что справится сама, но в прошлом году она чуть не потеряла одного из первокурсников, поэтому Хантер решил помочь. К тому же, теперь он очень не хотел оказаться в гостиной и пытался оттянуть этот момент как можно дальше. Себастиан же с компанией ушли первыми, даже не дослушав, о чем их там предупреждал Хагрид, и Кларингтон вздохнул с облегчением. – Веселый будет год, правда? – обратилась к нему Берри, когда он слабо ей улыбнулся, поднимая на руки совсем маленькую уставшую Слизеринку. – Уже слышишь мой истерический хохот, да?..***
Себастиан остановился у двери в их с Кларингтоном общую спальню и привалился плечом к косяку, с полуулыбкой глядя на Скорпиуса, который заканчивал рассказ о поездке с родителями в Париж в августе. Парень всегда добавлял больше эмоций, чем любой другой слизеринец, но только в общении с другом. В остальное время Малфой умел сохранять хладнокровие, которому позавидовал бы кто угодно. – Мы обязаны поехать туда после выпуска, – заключил парень, улыбаясь и откидывая светлую челку назад. – Поедем, – кивнул Смайт и пожал плечами. Его взгляд невольно скользнул над головой Малфоя, разглядывая входящих в гостиную, а затем вернулся обратно к другу. – Ладно, тогда я пойду, разберу свой чемодан, и ты тоже не сиди долго. Завтра прекрасный день уже хотя бы по той причине, что в расписании у нас ЗОТИ, а новый преподаватель выглядит как лучший объект для насмешек за все шесть лет в Хогвартсе! Скорпиус рассмеялся, а Смайт с легкой завистью подумал о том, что у Малфоя действительно впереди еще целых два года. – Ночи, Скорп. И до завтра, – кивнул Смайт и развернулся, входя в спальню. Остановившись у входа и закрыв за собой дверь, Себастиан втянул носом запах подземелья. Тут не было плесени, потеков на стенах и других спутников сырости, но воздух был прохладным, и буквально кожей можно было почувствовать, как омывают воды Темного озера стены комнат и гостиной снаружи. Благо, магия сохраняла их от настоящего холода и капель с потолка. Пройдя внутрь комнаты, Смайт усмехнулся, глядя на такие родные покрывала с гербами Слизерина, на темно-зеленые шторы, приоткрыв которые можно было увидеть небольшое оконце, выходящее на дно озера. Время от времени жители озера подплывали к нему и смотрели на жильцов, так что никто из слизеринцев предпочитал не оставлять шторы открытыми. Ну, разве что первокурсники и психи. Помнится, на четвертом курсе они с Хантером поспорили, кто дольше не будет отрывать взгляд от окошка, и проиграли оба, закричав и разбежавшись в стороны, когда к стеклу подплыла уродливая большая рыба с лицом старика, который словно бормотал что-то, неотрывно глядя прямо в глаза. Отвратительное зрелище. Успокоившись, парни закрыли шторы и негласно приняли закон больше их не открывать. Он будет ужасно скучать по комнате. По каждому дню в Хогвартсе и по каждой минуте в этих сценах. Но впереди еще целый год, в который ему придется очень непросто. Прошел всего один ужин, а он был уже морально измотан. Кажется, он начал сдавать позиции, а это было категорически запрещено. Смайт никогда не забывал одну истину: «Или ты, или тебя». Вещи разбирать не хотелось. Хотелось упасть на кровать и ждать. Упасть Смайт не успел, да и ждать не пришлось. Дверь в комнату распахнулась, и Хантер, вошедший в спальню, с порога заорал: – Какого хрена, Смайт?! Себастиан громко вздохнул и покачал головой, не поднимая глаза на Кларингтона. – Закрой дверь, – попросил он, расстегивая пуговицу на мантии с таким видом, словно ничто в мире не могло его вывести из себя. – Смайт, мать твою! – повторил Хантер, явно сходя с ума от раздражения и заводясь еще сильнее от вечного спокойствия соседа. – Я сказал, чтобы ты закрыл дверь, – повторил Смайт, расстегивая вторую пуговицу. Дверь в комнату громко хлопнула, и в тот же миг Себастиан поднял глаза, улыбаясь уголком рта.